Редьярд Киплинг - Сказки старой Англии (сборник)

– Ничего, ничего! Не смотрите на меня так испуганно! Она все честно выложила тогда в Брикуоллском саду под кипарисами. Она объяснила этим юношам, что если Филипп пошлет флотилию (а чтобы основать плантацию, нужна целая флотилия), у них нет никаких шансов потопить ее. Они ответили, что, с позволения ее величества, сражение будет их собственной заботой. Она вновь подчеркнула, что в этом случае их может ожидать одно из двух – быстрая гибель в море или медленная смерть в одной из Филипповых тюрем. Они просили лишь позволения принять смерть ради нее. Многие молили меня оставить им жизнь. Я отказывала и после этого спала ничуть не хуже; но когда возвышенные и пылкие юноши, из преданности мне, на коленях умоляют разрешить им умереть за меня, это потрясает меня – это потрясает меня до мозга моих старых костей.

Она ударила себя кулачком в грудь, загудевшую, как сухая доска.

– Она им все объяснила. Я сказала, что сейчас еще не время для открытой войны с Испанией. Если каким-нибудь непостижимым чудом им удастся выстоять против испанской флотилии, Филипп непременно обвинит меня. Ради Англии, ради того, чтобы предотвратить войну, я даже буду вынуждена (я их предупредила) выдать Филиппу их молодые жизни. Если же они проиграют бой, но опять каким-то чудом избегнут плена и доберутся до Англии, они подпадут – о, я им честно сказала все! – под мою монаршью немилость. Глориана не сможет ни видеть их, ни слышать, не шевельнет и пальцем, чтобы спасти их от виселицы, если того потребует Филипп.

«Пусть будет виселица», – угрюмо сказал старший. (Мне хотелось заплакать, но я была уже накрашена).

«В любом случае – в том или в другом – эта попытка означает смерть. Я знаю, что вы ее не боитесь, но эта смерть будет сопряжена с бесчестьем для вас обоих!» – воскликнула я.

«Но сердце нашей королевы будет знать правду о том, что мы совершили», – сказал младший.

«Милый мой, – отвечала я, покачав головой, – у королев не бывает сердца».

«И все-таки она женщина, а женщина никогда не забывает, – сказал старший. – Мы готовы». И они преклонили передо мной колени.

«Нет, дорогие мои, – сюда, на грудь ко мне!» И я раскрыла им объятия и поцеловала обоих.

«Послушайте меня, – проговорила я, – мы поручим это дело какому-нибудь меднорожему адмиралу – старому хрычу, а вы будете служить мне при дворе».

«Поручайте, кому захотите, – ответил старший, – мы ваши, душой и телом».

А младший, который затрепетал сильней, когда я его поцеловала, добавил:

«Мне кажется, вы можете сотворить бога из любого человека».

«Идите служить мне при дворе, и вы убедитесь в этом».

Они покачали головами, и я поняла, что они решились. Если бы я не поцеловала их, может быть, мне удалось бы их отговорить.

– Зачем же вы это сделали? – воскликнула Уна. – Мне кажется, вы сами не знали толком, чего хотели.

– С позволения вашего величества, – сказала дама и низко наклонила голову. – Глориана, которую я имела честь вам здесь представлять, была женщиной и королевой. Вспомните ее, когда сами станете царствовать.

Уна нахмурилась, а Дан быстро спросил:

– Так они поплыли к Кладбищу Гасконцев?

– Да, поплыли, – отвечала дама.

– А вернулись ли… – заикнулась было Уна, но Дан прервал ее:

– А сумели они остановить флотилию Филиппа?

Дама внимательно посмотрела на него:

– Ты полагаешь, они имели право на эту попытку?

– Что же еще им оставалось?

– А она имела право их посылать, как по-твоему? – Голос дамы напрягся и зазвенел.

– Ей тоже не оставалось ничего другого, – вздохнул Дан. – Нельзя же было позволить Филиппу захватить Виргинию!

– Так вот вам печальный конец рассказа. Они отплыли осенью из Порт-Рая и не вернулись. Не отыскалось ничего – даже обрывка каната, – что могло бы поведать о выпавшей им судьбе. Дули сильные ветры, и они канули без следа в штормовом море. Вы остаетесь при своем прежнем мнении, юный Берли?

– Значит, они утонули. Ну а Филипп достиг своей цели?

– Глориана поквиталась с ним – позднее. Но если бы на сей раз Филипп выиграл, обвинили бы вы Глориану за то, что она пожертвовала жизнью этих юношей?

– Конечно, нет. Она должна была попытаться как-то остановить Филиппа.

Дама кашлянула и наклонила голову.

– Ты схватываешь суть. Если бы я была королевой, я бы сделала тебя министром.

– Мы не играем в такие игры, – сказала Уна, почувствовав внезапную неприязнь к незнакомке. Какой-то безотрадный ветер гудел над Ивнячком, с шумом продираясь сквозь листву.

– Игры?! – засмеялась дама и эффектно вскинула руки. Солнце вспыхнуло на ее драгоценных перстнях и на мгновение ослепило Уну. Она зажмурилась и стала тереть глаза. Когда она снова их открыла, Дан стоял рядом на коленях, собирая рассыпавшиеся картофелины.

– Кажется, в Ивнячке никого и не было, – сказал он. – Просто нам показалось.

– Если так, я ужасно рада, – отвечала Уна.

И они отправились, как ни в чем не бывало, жечь костер и печь картошку.

Зеркало

Королева Англии в золотой парчеВзад-вперед по комнате ходит при свече.В полутемной комнате в полуночный часХодит мимо зеркала, не подымая глаз.    С этим зеркалом беда, в нем не видно и следа    Прежней стати, прежней прыти – той, что в юные года.

Королева вынула гребень из кудрей,Глядь, казненной Мэри призрак у дверей:«Взад-вперед по комнате нам кружить всю ночь,Поглядишься в зеркало – и уйду я прочь.    С этим зеркалом беда, в нем не сыщешь и следа    Милой Мэри, бедной Мэри – той, что в прежние года!»

Королева плачет в комнате своей,Призрак лорда Лестера вырос перед ней:«Взад-вперед по комнате нам шагать всю ночь,Поглядишься в зеркало – и уйду я прочь.    С этим зеркалом беда, в нем не сыщешь и следа    Той, что так была жестока, беспощадна и тверда!»

Королева Англии знала, что грешна.Но, взглянув на призраки, молвила она:«Я – Елизавета, Генрихова дочь,Так неужто в зеркало глянуть мне невмочь?»    Подошла – и замерла, и, вглядевшись, поняла,    Что краса ее пропала и пора ее прошла.    Ох уж эти зеркала! Сколько в них таится зла —    Что́ там недруг из засады или призрак из угла!

Диковинный случай

Перевод Г. Кружкова

Правдивая песня

Хотите верьте, хотите нет,Нашему делу – тысячи лет,И мало что изменилось в немС тех пор, как выстроен первый дом.

На Оксфорд-стрит, меньше года назад,Мы клали кирпич, выводили фасад.И странный малый вертелся тут,Как головешка, черен и худ.

Хотите верьте, хотите нет,Он знал в нашем деле любой секретИ управлялся так с мастерком,Будто бы с ним от рожденья знаком!

Вот и спросили, вытерев пот,Парни, тянувшие водопровод:«Коли уж вам полюбился наш труд,Мистер, скажите: как вас зовут?»

«Не все ли равно, – усмехнулся тот, —Мафусаил – или, может быть, Лот.Мало ль на свете странных имен?Я из Египта, зовусь Фараон.

Вы плиты кладете немножко не так,И трубы другие, но это пустяк.И вы, подучившись, смогли бы вполнеДо неба гробницу выстроить мне».

Хотите верьте, хотите нет,Нашему делу – тысячи лет,И мало что изменилось с тех пор,Как первый корабль спустили с опор.

В Блэквольском доке месяц назадМы оснащали помятый фрегат.И странный толстяк бродил среди нас,Седобород и седовлас.

Хотите верьте, хотите нет,Он знал в нашем деле любой секрет,Узлы, и снасти, и такелажЗнал назубок, словно «Отче наш».

Вот и спросил самый бойкий матросИз тех, что в трюме крепили насос:«Коли уж так вам по нраву наш труд,Мистер, скажите: как вас зовут?»

«Не все ли равно? – улыбнулся дед. —Может быть, Сим, а не то – Иафет.Может быть, вы и знакомы со мной,Я капитан, а зовут меня Ной.

Руль ваш устроен немножко не так,Насосы другие, но это пустяк.И в этом ковчеге, плывя наугад,Я мог бы достигнуть горы Арарат».

Хотите верьте, хотите нет, и т. д.

У Дана появилось новое увлечение: мастерить модели кораблей. Но после того, как он замусорил классную комнату щепками, убирать которые предоставил Уне, его попросили вместе с инструментами на улицу, и он нашел себе приют во дворе у мистера Спрингетта, где разрешалось сорить стружками и опилками сколько душе угодно. Старый мистер Спрингетт был строителем, инженером и подрядчиком; его двор, выходивший на главную деревенскую улицу, был полон интереснейших вещей. В большом сарае на сваях, куда надо было залезать по лестнице, хранились доски от строительных лесов, бидоны с краской, блоки, малярные люльки и всякая всячина, которая водится в старых домах. Старик, бывало, часами сидел наверху, присматривая за разгрузкой или погрузкой какой-нибудь телеги, а Дан в это время что-нибудь, пыхтя, строгал на верстаке возле окна. Они издавна дружили и никогда не скучали вместе. Мистер Спрингетт был так стар, что помнил еще прокладку первых железных дорог в южных графствах и двуколки с высокими сиденьями, чтоб возить под ними собак.