Уильям Теккерей - Виргинцы (книга 2)
— Значит, вы и в самом деле думали женить на ней моего сына? Я напишу об этом мистеру Эсмонду-Уорингтону и сообщу, как я опечалена тем, что ему пришлось так вас разочаровать, — заявила госпожа Эсмонд, и нам, со своей стороны, остается только предположить, что миссис Маунтин действительно лелеяла честолюбивые мечты и была разочарована, — иначе чем объяснить, что она была так раздосадована известием о предстоящей женитьбе мистера Уорингтона?
В своем ответном письме сыну госпожа Эсмонд писала, что ее радует проявленная Джорджем горячая привязанность к брату и будет в какой-то мере справедливо вознаградить Гарри, который, в силу обманчивых расчетов, позволил себе вести более широкий образ жизни, чем было бы уместно, знай он, что его старший брат жив. Что же касается покупки ему офицерского чина, то она с радостью возьмет на себя половину расходов, но ей отрадно думать, что первый офицерский чин Гарри сумел добыть сам, благодаря своей отваге. Во всяком случае, но мнению госпожи Эсмонд, такое употребление денег Джорджа куда более разумно, нежели трата их на некоторые сумасбродства, коих она не хочет касаться.
Сумасбродством, на которое намекала госпожа Эсмонд и с которым она никак не могла примириться, была выплата выкупа семье французского капитана. Натуре госпожи Эсмонд была свойственна неуступчивость, унаследованная от нее и сыном, только на ее языке это его свойство называлось гордостью и упрямством. О том же, как она расценивала свою собственную неуступчивость, ее биограф не берется судить, будучи отделен от нее слишком большим отрезком времени. Замечу только, что люди, жившие сто лет назад, во многом были схожи со своими правнуками, живущими в наши дни, и так же любили настоять на своем и подчинить других своей воле.
Произведя кое-какие подсчеты, Джордж пришел к выводу, что выплата выкупа и половины той суммы, которая требовалась для производства Гарри в чин, вместе с покрытием его долгов, поглотит довольно значительную часть наследства; тем не менее он с легким сердцем готов был пойти на эту жертву. Его добрая матушка в письмах своих настойчиво советовала ему не забывать о том, кто был его дед, и с подобающим блеском поддерживать честь семьи. Она давала ему разнообразные поручения, в соответствии с которыми он должен был закупать в Англии те или иные товары, и хотя приходившие от нее по почте денежные переводы были пока что весьма ничтожны, неустанно напоминала ему о высоком положении рода Эсмондов и выражала надежду, что он ни в чем не уронит достоинства этого прославленного семейства; она так часто предлагала ему посещать избранные круги общества, появляться при дворе, где все привыкли видеть его предков, и вести светский образ жизни, соответствующий тому громкому имени, которое он носит, что у Джорджа ни на секунду не возникало сомнения, что необходимые на это средства будут незамедлительно получены им от матери, как только его собственные иссякнут, и он послушно следовал ее наставлениям и строил свой образ жизни, исходя из них. В бумагах Эсмонда, относящихся к этому периоду, я нахожу счета за пышные светские приемы, счета портных за придворные костюмы и ливреи для его слуг-негров и носильщиков портшеза, расписки барышников и прочее, и тому подобное и посему склонен думать, что и старший из братьев-виргинцев в течение какого-то времени жил на весьма широкую ногу.
Он не был, конечно, так безрассуден и расточителен, как его брат, и не убивал все свое время за карточным столом или на скачках. Однако он принимал широко, его выезд был богат, кошелек всегда полон, поместье, которое он должен был унаследовать, считалось огромным. Я упоминаю об этих обстоятельствах потому, что они, вероятно, могли в какой-то мере повлиять как на поведение самого Джорджа, так и на поведение его друзей в том вопросе, по поводу которого, как я уже сказал, велась его переписка с матерью. Юный виргинский престолонаследник путешествовал для своего удовольствия и усовершенствования по заморским краям. Королева, его мать, находясь в ежедневной переписке с его высочеством, неустанно повелевала ему вести себя соответственно своему высокому положению. Ее письма не оставляли сомнения в том, что ему подобает жить широко и пышно. По указанию своей родительницы он постоянно делал всевозможные покупки. Пока что она еще не расплатилась по своим счетам, но тем не менее с последней почтой от нее поступил заказ на двенадцать новых комплектов фургонной упряжи и механический орган, исполняющий четырнадцать псалмов. Все эти предметы были Джорджем безотлагательно закуплены. Правда, маменька еще не покрыла его расходов и, быть может, покроет их не сегодня и не завтра, но рано или поздно она, конечно, расплатится сполна, думал Джордж, и ему даже в голову не приходило делиться с кем-нибудь из своих друзей этими соображениями и обсуждать хозяйственные дела матери. Они же, со своей стороны, не подвергали сомнению, что он располагает свободными средствами и достатком, и хотя ни мистер, ни миссис Ламберт не были людьми корыстными, они, само собой разумеется, не могли не радоваться, видя растущую взаимную привязанность их дочери и этого молодого человека из хорошей семьи, воспитанного в твердых правилах, одаренного и к тому же с видами на большое наследство. Во всех словах и поступках мистера Эсмонда-Уорингтона проявлялась глубокая честность его натуры, а умение в любом случае жизни держаться просто и вместе с тем с достоинством свидетельствовало о том, что он истинный джентльмен. Он мог быть холоден и даже несколько надменен с незнакомыми людьми, особенно из великосветского круга. Однако в нем не было и тени высокомерия; с дамами он был неизменно любезен, а с теми людьми, к которым чувствовал сердечное расположение, — необычайно добр, мягок, внимателен и ласков.
Не удивительно, что одна известная нам юная девица привыкла считать его самым лучшим человеком на свете — даже, увы, не исключая папеньки. Пылкая любовь мужчины делает его лучше всех других в глазах женщины. Мы, мне кажется, уже упоминали о том, что Джордж даже сам диву давался, когда, беседуя с неким прелестным созданием, чье сердце безраздельно было отдано ему, замечал, как он становится умен, остроумен, красноречив… Снова скажу: мы не станем подслушивать их любовный шепот. Эти нежные слова омертвеют, будучи перенесены на бумагу. Прошу вас, сударь, и вас, сударыня, если сердце ваше не лишено чувствительности, отложите эту книгу и поразмышляйте кое о чем. Может быть, в ваши преклонные лета вы все-таки еще не все забыли? Прошлое ушло, погребено в могиле, но вот наступает некий миг, и воспоминания внезапно встают из гроба, и вам, как в былые времена, слышится чей-то шепот, и видится чей-то проникающий в душу взгляд, и улыбка, и чья-то рука в вашей руке, и чьи-то слезы пролились на вашу грудь. Прошлое здесь, оно ожило, сказал я? О нет, оно далеко, о, как далеко! О одинокое сердце, о холодный пепел воспоминаний! Сосуд цел, но роза увяла; мы здесь, на берегу, а корабль нашего прошлого уже поднял якорь и навеки скрылся из глаз.
И так далее, и так далее, и тому подобное. Все это, однако, не более как сентиментальность, а к Джорджу и Тео не имеет никакого отношения. Я, собственно говоря, хотел только заверить вас в том, что родители мисс Тео были вполне довольны описанным нами положением дел, и хотя мистер Уорингтон еще не задал решающего вопроса, всем уже было ясно, какой последует на него ответ.
Возможно, маменьке Ламберт казалось, что вопрос этот уже давным-давно можно было бы задать.
— Чепуха, моя дорогая! — сказал генерал. — Куда нам спешить? Тео едва сравнялось семнадцать; Джорджу, если я не ошибаюсь, нет сорока. К тому же ему еще надо написать матери в Виргинию и испросить у нее благословения, а на это тоже потребуется время.
— А что, если она не даст согласия?
— Это будет черный день для всех нас, — отвечал генерал. — Скажем лучше так: а что, если она согласится? По правде сказать, моя дорогая, я не думаю, чтобы у кого-нибудь хватило духу отказать Тео, когда она крепко чего-то захочет, а по-моему, она очень хочет этого брака.
А пока в ожидании ответа госпожи Эсмонд все пребывали в большом волнении и страхе — как бы французские каперы не захватили пакетбот, который должен был доставить драгоценное послание.
Глава LXVII,
в которой на сцене разыгрывается трагедия и намечаются еще две
Полковник Джеймс Вулф, новый командир Гарри Уорингтона, возвратился из Америки спустя две-три недели после того, как виргинец поступил в полк. До этого Вулф служил в чине подполковника под началом Кингсли и в награду за храбрость, проявленную им на Кейп-Бретон, был назначен командиром второго, только что сформированного батальона. Гарри, преисполненный искреннего уважения и симпатии, отправился представляться своему новому командиру, на которого теперь возлагались большие надежды, ибо все прочили его в великие полководцы. Во время последних военных действий во Франции немало офицеров, пользовавшихся хорошей репутацией, не оправдали ожиданий. Герцог Мальборо не показал себя достойным преемником своего великого предка, военный же гений лорда Джорджа Сэквилла подвергался сомнению еще до того, как его неудачные действия под Минденом помешали англичанам одержать блистательную победу. Страна жаждала военной славы, и министр лихорадочно искал военачальника, который мог бы осуществить страстную мечту народа. Мистер Вулф и мистер Ламберт оба задержались в Лондоне по делам, дружеские встречи их возобновились, и успехи молодого офицера искренне порадовали его старшего друга.
