Уильям Теккерей - Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи (книга 2)
- Вы старый человек, сэр, и брат моего отца, иначе узнали бы...
- Что я узнал бы, сэр? Клянусь честью, Барнс Ньюком... - Тут обе руки полковника и его бамбуковая трость вынырнули из-за спины и двинулись вперед. - Не будь вы внуком моего отца, я после такой угрозы с удовольствием выволок бы вас отсюда и отдубасил палкой в присутствии ваших клерков. Так вот, сэр, я обвиняю вас во лжи, вероломстве и мошенничестве. И если я когда-нибудь встречу вас в клубе Бэя, то объявлю это вашим великосветским знакомым. Надо остеречь всех от подобных вам проходимцев, сэр, и мой долг разоблачить вас перед честными людьми. Мистер Болтби, будьте любезны подготовить мои счета. А вам, сэр Барнс Ньюком, во избежание прискорбных последствий, советую, сэр, держаться от меня подальше.
И полковник покрутил ус и с таким угрожающим видом помахал в воздухе палкой, что Барнс невольно отпрянул.
Каковы были чувства мистера Болтби, оказавшегося свидетелем этой необычной сцены, во время коей его принципал имел весьма жалкий вид, и поведал ли он о ней прочим джентльменам, служившим у "Братьев Хобсон", или благоразумно обо всем умолчал, я не могу в точности сказать, поскольку не имел возможности проследить за дальнейшей карьерой мистера Б. Вскоре он покинул свою конторку у "Братьев Хобсон", следовательно, будем считать, что, по мнению Барнса, мистер Б. рассказал всем клеркам о размолвке его с дядей. Приняв это на веру, мы тем лучше представим себе, как весело было Барнсу. Хобсон Ньюком, без сомнения, был рад поражению племянника; тот в последнее время принял очень уж дерзкий и надменный тон со своим грубоватым, но добродушным дядюшкой, однако после описанной стычки с полковником стал тише воды ниже травы и еще долго-долго не позволял себе резкого слова. Боюсь, что Хобсон, кроме того, еще рассказал о случившемся жене и всем своим домочадцам на Брайенстоун-сквер, иначе почему бы Сэм Ньюком, недавно поступивший в Кембридж, начал запросто звать баронета Барнсом, справляться, как, мол, там Клара и Этель, и даже попросил у кузена немного взаймы.
Правда, эта история не стала достоянием завсегдатаев клуба Бэя и Том Ивз не получил возможности рассказывать, будто сэра Барнса избили до синяков. Сэр Барнс, задетый тем, что комитет с невниманием отнесся к его жалобе на клубную кухню, больше не показывался у Бэя и в конце года попросил вычеркнуть свое имя из списка членов.
Сэр Барнс в то злосчастное утро был застигнут несколько врасплох и не придумал сразу, как ему ответить на атаку полковника и его трости, однако все же не мог оставить случившегося вовсе без ответа; свой протест он высказал в письме, каковое хранилось у Томаса Ньюкома вместе с прочей корреспонденцией, уже приводившейся на страницах данного жизнеописания. Письмо это гласило:
"Белгрэйвия-стрит. 15 февраля 18..
Полковнику Ньюкому,
кавалеру ордена Бани (лично)
Милостивый государь!
Невероятная дерзость и грубость Вашего сегодняшнего поведения (какой бы причиной или даже ошибкой они ни объяснялись) не могут не вызвать ответного выступления с моей стороны. Я рассказал одному своему другу, тоже военному, с какими словами Вы адресовались ко мне поутру в присутствии моего компаньона и одного из моих служащих; и оный советчик считает, что, учитывая существующее, к сожалению, между нами родство, я вынужден оставить без внимания обиды, за которые, как Вы отлично тогда понимали, я буду бессилен призвать Вас к ответу".
- Что правда, то правда, - заметил полковник, - драться он не мог. Но и я не мог смолчать: уж больно он врет!
"Как я понял из тех грубых слов, с коими Вы сочли возможным обратиться к безоружному человеку, одно из Ваших чудовищных обвинений против меня состоит в том, что я обманул Вас, утверждая, будто моя родственница, леди Кью, в отъезде, тогда как, в действительности, она находилась у себя дома в Лондоне.
Это нелепое обвинение я со спокойной душой принимаю. Вышеупомянутая почтенная леди была дома проездом и не желала, чтобы ее беспокоили. По воле ее сиятельства я говорил, что ее нет в городе, и без колебания повторил бы это еще раз в подобных обстоятельствах. Хотя Вы и недостаточно близки с упомянутой особой, я все же не мог быть уверен, что Вы не нарушите ее уединения, чего, разумеется, не случилось бы, если б Вы лучше знали обычаи того общества, в котором она вращается.
Даю Вам слово джентльмена, что я пересказал ей то, о чем Вы меня просили, а также отдал письмо, мне врученное. А посему я с гневом и презрением отметаю обвинения, которые Вам было угодно на меня возвести, равно как игнорирую брань и угрозы, каковые Вы почли уместными.
Согласно нашим конторским книгам, на Вашем текущем счету сейчас столько-то фунтов, шиллингов и пенсов, каковые настоятельнейше прошу Вас поскорее забрать, поскольку отныне, разумеется, должны быть прекращены всякие отношения между Вами и
Вашим, и прочее, прочее,
Барнсом Ньюкомом из Ньюкома".
- По-моему, сэр, он неплохо выкрутился, - заметил мистер Пенденнис, которому полковник показал это исполненное важности послание.
- Пожалуй, что так, если б только я верил хоть одному его слову, Артур, - отвечал старик, теребя свой седой ус. - Если бы вы, к примеру, сказали мне, что, дескать, в том-то и том-то я зря обвинил вас, я бы сейчас же воскликнул - mea culpa, и от души попросил бы у вас прощения. Но я твердо уверен, что каждое слово этого малого - ложь, так какой же смысл дальше толковать об этом. Приведи он в свидетели еще двадцать других лжецов и ври хоть до хрипоты, я б и тогда ему не поверил. Передайте-ка мне грецкие орехи. Кто этот военный друг сэра Барнса, хотел бы я знать.
Военным другом Барнса оказался наш доблестный знакомый его превосходительство генерал сэр Томас де Бутс, кавалер ордена Бани первой степени, который вскоре сам заговорил с полковником об этой ссоре и решительно объявил ему, что, по его, сэра Томаса, мнению, полковник был неправ.
- Молодой Ньюком, по-моему, отлично вел себя в этой первой истории. Вы так его оскорбили, да еще перед всем строем, такое, знаете ли, нелегко снести. Когда этот хитрец жаловался мне, - чуть ли не со слезами на глазах! - что не может вызвать вас на дуэль по причине родства с вами, я, ей-богу, ему поверил! Зато во втором деле крошка Барни выказал себя трусом.
- В каком это втором деле? - осведомился Томас Ньюком.
- Разве вы не знаете? Ха-ха-ха! Вот это здорово! - вскричал сэр Томас. - Да как же, сэр, через два дня после той истории приходит он ко мне с другим письмом, а у самого лицо вытянулось, - ну в точности морда у моей кобылы, ей-богу! И письмо это, полковник, от вашего отпрыска. Погодите, да вот оно! - Тут его превосходительство генерал сэр Томас де Бутс извлек из своей подбитой ватой груди бумажник, а из бумажника - письмо, на котором стояло: "Сэру Б. Ньюкому от Клайва Ньюкома, эсквайра". У вас малыш что надо, полковник, так его рас-так... - И вояка дал в честь Клайва приветственный залп ругательств.
И вот полковник, ехавший рядом с другим старым кавалеристом, прочитал следующее:
"Гановер-сквер, Джордж-стрит,
16 февраля.
Сэр!
Сегодня утром полковник Ньюком показал мне подписанное Вами письмо, в котором Вы утверждаете: 1) будто полковник Ньюком дерзко оклеветал Вас; 2) будто полковник Ньюком позволил себе это, зная, что Вы не сможете призвать его к ответу за обвинение во лжи и вероломстве ввиду существующего между Вами родства.
Смысл Ваших заявлений, очевидно, сводится к тому, что полковник Ньюком вел себя по отношению к Вам трусливо и отнюдь не по-джентльменски.
Коль скоро нет никакой причины, мешающей нам встретиться любым желательным для Вас образом, я беру на себя смелость со своей стороны утверждать здесь, что всецело разделяю мнение полковника Ньюкома, считающего Вас подлым лжецом, а также заявляю, что обвинение в трусости, которое Вы позволили себе по отношению к джентльмену столь проверенной честности и мужества, есть не что иное, как еще одна трусливая и преднамеренная ложь с Вашей стороны.
Я надеюсь, что Вы направите подателя сей записки, моего друга мистера Джорджа Уорингтона из Верхнего Темпла к тому военному джентльмену, с коим Вы советовались по поводу справедливых обвинений полковника Ньюкома. Пребываю в ожидании скорого ответа, сэр.
Ваш покорный слуга
Клайв Ньюком.
Сэру Барнсу Ньюкому из Ньюкома, баронету, члену парламента, и прочее, прочее..."
- Какой же я болван! - восклицает полковник, и хотя слова его выражают сожаление, лицо выдает радость. - Мне и в голову не приходило, что малыш может ввязаться в это дело. Я показал ему письмо кузена так, мимоходом, думая развлечь его: последнее время он ходит чертовски подавленный из-за одной... неудачи, какие частенько приключаются в молодости. По-видимому, оп тут же пошел и отправил свой вызов. Я теперь припоминаю, что на следующее утро за завтраком он был необычайно возбужден. Так вы говорите, ваше превосходительство, что записочка эта пришлась баронету не по вкусу?
