Леонид Иванов - Глубокая борозда
Павлов спросил про урожай.
— Что же нынче толковать про урожай? — мрачно глядя в окно, произнес Обухов. — Засуха.
— А в «Борце», говорят, удалось.
— Раз на раз не приходится… И я снимал высокие урожаи. А Климов нынче в точку попал. На парах у них выделяется, это точно. Только кому разрешают пары-то иметь? У нас ни грамма их нет, а на климовские пары вы там, в области, смотрите сквозь пальцы.
— А как удались апрельские посевы?
— Как удались?.. Семенной материал попался неважный. Агроном у меня молодой, ты же знаешь… изреженные получились посевы…
Так и не сказал Обухов, что апрельские посевы погибли.
Не хочет признать своей ошибки. Не хочет…
— Что же вы, товарищ директор, отстранили агронома от семенных дел? — спросил Михайлов.
— Кто его отстранял?
— Ну как же? Закрепили его за третьим отделением и только по сдаче хлеба. Это же неразумное использование специалиста.
— Да уж директору-то, поди, виднее, что разумнее в его хозяйстве делать! — вспылил Обухов. Полное лицо его вроде бы еще больше пополнело, пальцами правой руки он провел по внутренней стороне воротника гимнастерки, расстегнул крючок.
Павлов присел на диван, стал ждать, чем кончится перепалка. Ему казалось, что этот решительный отпор со стороны Обухова быстро охладит Михайлова. Но не тут-то было… Возразил он весьма решительно:
— Управление предложило главных агрономов нацелить на будущий урожай. Вот и вашему агроному нужно поручить семена и зябь.
— Пусть сначала первую заповедь выполнит! — бросил Обухов и поднялся, словно изготовился для решительной борьбы. Так оно и было. — Что вы все указания мне даете? Вы инспектор-организатор, вот и занимайтесь своим делом. А то только указания дает. Вам деньги платят за то, что должны организовывать производство, помогать. Вот и сел бы на отстающее отделение да показал, как надо выполнять первую заповедь. А то указания, указания…
Обухов достал из кармана платок, смахнул пот, выступивший на лице и на шее, грузно опустился в кресло.
А Михайлов совершенно спокоен.
— Правильно, товарищ директор, — согласился он. — По должности я организатор. Но и инспектор, и мне далеко не безразлично, как выполняются рекомендации управления… Вчера, например, вы заставили увезти на элеватор с тока второго отделения пятьдесят тонн сортовой пшеницы, хотя было распоряжение агронома оставить это зерно на семена. Ведь оно сор-то-вое, — по складам произнес Михайлов. — А вы приказали сдать как рядовое, без сортовых свидетельств. Вы же нанесли хозяйству ущерб, не получили сортовую надбавку, а главное, обезличили ценный сортовой материал, похитили у будущего урожая не одну сотню центнеров зерна. Ведь теперь зерно пойдет на размол.
Лицо Обухова начало багроветь. Рука, выброшенная для удара по столу, сделав движение в воздухе, неожиданно опустилась… в карман брюк.
А Михайлов будто и не заметил всего этого:
— Я составил акт, отвез его в управление. Михаил Андреевич не оставит этот вопиющий факт без внимания.
— Составляйте! — не выкрикнул, а как-то прохрипел Обухов. — Актируйте! Только не мешайте работать. Актируйте! А зерно я не на базар отправил, в государственные закрома сдал. Мой долг — первую заповедь не забывать, а кто будет мешать мне, тому тоже не поздоровится.
— Пожалуйста, выполняйте все нужные заповеди, — спокойно произнес Михайлов. — Только учтите: со второго, четвертого и третьего отделений зерно без сортовых свидетельств на элеватор от вас больше уже не примут. Мы их об этом предупредили. Ваш агроном тоже знает свою заповедь насчет сортового зерна и документов на сдачу его не выдаст. А без подписи агронома… Словом, вы и сами знаете законы. У агронома первая заповедь — засыпать на семена только сортовое зерно. Наша партия так приказала! Так что… Вообще-то я все сказал…
Обухов встал. Полные губы его шевелились. Он, видно, подыскивал какие-то сильные слова, но, взглянув на Павлова, тяжело опустился в кресло.
— Видал как! — выдохнул он. — Директора по рукам и ногам связали, никакого доверия…
Но Павлову вспомнилось другое. Вот когда Обухов был секретарем райкома, то без его ведома действительно никто шагу не мог сделать самостоятельно. Только он определял, с какого числа начать полевые работы, сев или уборку. А теперь заговорил по-другому…
— А ведь Михайлов-то прав! — поднялся Павлов.
Неожиданно позвонили из Дронкина — разыскивали Павлова. Ларионов сообщал, что в область прибыл Ласточкин и что к четырем часам дня они будут на полях совхоза «Борец».
16
Павлов быстро отыскал гостей на полях «Борца».
Две «Волги» пристроились под сенью лесной защитной полосы, а пассажиры стояли у края пшеничного поля.
Ласточкин крепко пожал руку Павлову.
— Вот удивляемся, — начал он, — почему при общей беде с урожаем здесь выросла хорошая пшеница? В чем тут секрет? Расскажите! — обратился он к невысокому коренастому человеку с непокрытой, гладко выбритой и коричневой от загара головой.
Это Сергей Петрович Воронов — директор совхоза «Борец». Как-то Несгибаемый называл его своим учителем.
— У нас агроном очень опытный… Василий Васильевич Климов, — начал Сергей Петрович. — Поля наши он хорошо изучил и в агротехнике редко ошибается. У нас урожаи всегда приличные…
— Нет-нет… Вы про эту вот пшеницу расскажите. И у вас мы только что видели — по десяти центнеров намолачивают. А здесь сколько будет?
— Здесь? — переспросил Сергей Петрович. — Здесь агроном определил больше двадцати.
— Вот видите! В чем же секрет? Почему не везде так?
Сергей Петрович опять стал ссылаться на высокую агротехнику, на опытность агронома.
— А вообще-то это паровое поле, — как-то неуверенно произнес он. — Это поле недавно еще принадлежало колхозу. Агроном составил план оздоровления прирезанных земель, и участки, пораженные сорняками, решили пропустить через паровую обработку.
Ласточкин внимательно слушал директора, разминая на ладони крупный пшеничный колос. Размяв его, сдул с ладони мякину, пересчитал зерна. Повернувшись к Ларионову, спросил:
— Еще в каких хозяйствах есть такие хлеба?
— Таких не очень много, — заспешил Ларионов, поглядывая на Павлова. — В Иртышском совхозе есть хорошие, там придерживаются этой… мальцевской системы обработки.
— А у вас есть еще такие хлеба? — обратился Ласточкин к директору.
— Есть… у нас на прирезках четыре севооборота — по числу новых отделений, и на каждом по одному такому полю… Нынче, знаете, сильная засуха, и пары показали себя особенно удачно, — продолжал Сергей Петрович.
— Покажите нам и остальные поля, — попросил Ласточкин и зашагал к машине.
Ехать до первого такого поля пришлось недолго.
Пшеница здесь была, пожалуй, получше, чем там, у лесной полосы. Побуревшие стебли склонились под тяжестью крупных, туго набитых колосьев, а местами чуть полегли, однако не дали колосьям коснуться земли: они по-братски поддерживали друг друга.
— Вот это пшеница! — воскликнул Ласточкин. — А вы толкуете: засуха, засуха… Да если бы в засуху такие хлеба росли, тогда всеми силами надо было добиваться засушливого лета!
В стороне послышался грохот. Все оглянулись. К ним приближались два трактора с жатками на прицепе. Тут же их обогнал «Москвич». Павлов узнал его: климовский. А Сергей Петрович обрадованно воскликнул:
— Наш агроном! Он агрегаты на это поле переводит.
Климов неторопливо вышел из машины, а оказавшись на земле, заметно заспешил. Подойдя ближе, взглянул на свои руки и, чуть поклонившись, поздоровался.
Ласточкин первым подал руку Климову, назвал себя. Все окружили Климова.
Ласточкин начал задавать Климову вопросы, и тот обстоятельно отвечал на них. Разговор пошел о более надежной агротехнике для этой зоны, о борьбе с сорняками, о лучших сортах пшеницы. Говорили и о сроках сева. И под конец — о парах. Климов был решителен. Он сказал:
— Пока нет достаточного количества гербицидов, от сорной растительности можно избавиться только при помощи паровой обработки. Главное, чтобы земля была свободна от сорняков. На чистом поле все культуры при прочих равных условиях родят в полтора-два раза лучше, чем на засоренном. Но ведь в некоторых колхозах земель, чистых от сорняков, почти нет.
— Так ли? — взглянул Ласточкин на Ларионова.
Тот помедлил с ответом. А Павлов сказал решительно:
— Так. Агроном Климов прав!
Ласточкин попросил Климова отдельно учесть урожай на этом поле и на том — у лесной полосы, оформить все актом и прислать ему в Москву.
— Хорошо, — просто ответил Климов.
— Садитесь с нами в машину, покажите нам и другие поля, — обратился к Климову Ласточкин.
Климов посмотрел на «Москвича», видно, хотел сказать, что у него своя машина, но, махнув рукой, полез в «Волгу».
