Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы - Чарльз Брокден Браун
Последствия голодания уже начали сказываться, и понимание безвыходности моего положения сводило меня с ума. Я должен был подчиниться приговору незримой немилосердной судьбы. Виновный в этой катастрофе и то, как ему удалось заманить меня сюда, низвергнув в пропасть, навсегда останется тайной. Но ведь чувства мои подавлены и могут быть обманчивыми, а на самом деле я просто сплю, и мне снится ужасный сон, либо мной овладело безумие, и смертельный голод в безнадежном заточении, как и сама эта каменная темница, лишь плод моего больного воображения.
Однако попытки утешиться подобными рассуждениями оказались тщетными. С каждым часом реальность происходящего становилась все более очевидной. Голод превращал меня в зверя. Я раздирал зубами рубашку и судорожно глотал грязные лоскуты ткани. Мне мучительно хотелось впиться зубами себе в руку, дабы утолить голод и жажду. Сердце мое ожесточилось, и я почти с наслаждением представлял, как разорву на куски какого-нибудь зверька, и напьюсь его сырой крови, и обсосу все его косточки, которые не смогу прожевать.
Терпению моему наступил предел. Я видел, что отсрочка неминуемого не только не приносит облегчения, но, напротив, возбуждает отвратительные желания; оставалось лишь надеяться, что я умру до того, как голод захватит надо мной безраздельную власть. И тут я вспомнил, что нашел томагавк, и возрадовался, что у меня есть надежное средство для пресечения моих мучений.
Я взял его в руку, потрогал острие и задумался над тем, какой силы должен быть удар, чтобы оружие вошло в сердце. Наметив место для удара, я стал уговаривать себя не побояться повторить попытку во второй и в третий раз, если первая окажется неудачной. Я понимал, что не способен нанести себе смертельную рану, но в результате все равно умру от потери крови, которой к тому же смогу утолить свою жажду и облегчить мучения, прежде чем навсегда избавлюсь от них.
Полагаю, вас не удивит, что я не решился тут же применить это фатальное, хоть и вполне оправданное в моих обстоятельствах средство, а принялся вновь соображать, нет ли какого-то другого пути к избавлению. Вряд ли впадина очень глубокая, размышлял я. Будь это так, разве мне удалось бы отделаться ушибами? Я бы разбился насмерть.
И снова в душе забрезжил проблеск надежды. Возможно ли подняться вверх по стене? – спросил я себя. Стены по всему периметру неровные, бугристые. Но что, если их выступы и выбоины станут вожделенной лестницей, ведущей к спасению? Нужно немедленно взяться задело. Иначе силы совсем оставят меня, и тогда я обречен.
Не буду перечислять все мои попытки выбраться из злополучной темницы, скажу лишь, что отчаяние и вера в успех чередовались множество раз, а результат оставался неизменным – неудача следовала за неудачей. Каждое из сотен локальных достижений, когда я уже взбирался на значительную высоту, оборачивалось очередным крахом при встрече с абсолютно гладким участком стены, преодолеть который было нереально. И каждое из этих сотен восхождений заканчивалось тем, что, изможденный, страдающий от невыносимой боли, я без сил падал на землю, а придя в себя, опять карабкался вверх. Пока имелся хоть один не изученный участок стены, сдаваться было бы непростительно, и я, едва держась на ногах, предпринимал новую попытку в еще непроверенном направлении.
В конце концов мое упорство принесло плоды: подняв руку, чтобы ухватиться за очередной выступ, я обнаружил, что выше стены нет. Возможно, это край впадины, а значит, и путь к свободе. Сердце подпрыгнуло от радости, и я продолжил подъем, потребовавший от меня неимоверных усилий. Спасительный край находился на высоте чуть более моего роста. Стена здесь была настолько гладкая, что я почти не мог упираться ногами, пришлось подтягиваться на руках.
Не знаю, как мне удалось это сделать, но я все-таки одолел стену и, перевалившись через край, рухнул без сил. Если бы уступ, на который я выбрался, не оказался достаточно широким для того, чтобы на нем поместилось мое полумертвое тело, я неизбежно вновь сорвался бы вниз, и все мучения привели бы лишь к новому приступу отчаяния, ускорив неизбежную для меня в этом случае развязку.
Я не вполне представлял, с какими преградами и опасностями еще предстоит столкнуться, и склонен был предполагать худшее. За время отдыха, необходимого для восстановления сил, разрушительные последствия голода и жажды проявятся в полной мере, и я просто не смогу двинуться дальше.
Утешало лишь одно: у меня есть оружие, чтобы положить конец моим страданиям. Да, я не расстался с томагавком. Так стоит ли ждать? Одно препятствие осталось позади, но другие могут оказаться непреодолимыми. Уже готовый нанести удар, я посмотрел по сторонам диким безжизненным взглядом. Мрак был таким же беспросветным, как внизу, но в темноте отчетливо выделялись два застывших всполоха пламени. Причем эти загадочные, совершенно неподвижные огоньки, словно сфокусированные куда-то внутрь, не распространяли света вокруг себя. Обратившись к прежнему своему опыту и сопоставив наблюдения, я с ужасом понял, что смотрю в глаза кугуара.
С огромным трудом мне удалось побороть отчаянное желание избавиться от мук, отдавшись на растерзание этой дикой кошке. И все же, невзирая на свое бедственное состояние, я нашел в себе мужество противостоять кровожадному хищнику с оружием в руках. Томагавк, которым я намеревался лишить себя жизни, теперь должен был помочь мне одолеть врага.
Времени, чтобы медлить и раздумывать, не было. Уже в следующее мгновение зверь мог неожиданно напасть и разорвать меня на куски. Бесполезно пытаться приблизиться к нему – я не настолько быстр, чтобы опередить его, и лишь привлеку к себе внимание. Сомневаясь, смогу ли метнуть томагавк на нужное расстояние, я собрал все оставшиеся силы и вложил их в бросок.
Никто не знает, на что способен в критической ситуации. Зачастую, столкнувшись с опасностью, человек вдруг обнаруживает в себе такую мощь, о которой не смел и мечтать. Понимая, что не могу двинуться с места, я, дрожа всем телом, слегка приподнялся на краю впадины и сумел так метнуть томагавк, что и в добром здравии не сделал бы лучшего броска. Полет был стремительным, попадание – точным. Я целился в проем между светящимися огоньками. Томагавк впился в лобную кость, и кугуар, издав душераздирающий вопль, рухнул на землю.
Вскоре я определил на слух, что мучениям моего врага пришел конец. Спустя мгновение крики и конвульсии прекратились. Но голос пумы, отраженный каменным сводом пещеры, еще какое-то время вибрировал в воздухе – жалобно и безнадежно.
Все произошло так внезапно, и я, задействовав неведомые резервы
