Уильям Теккерей - История Генри Эсмонда, эсквайра, полковника службы ее Величества королевы Анны, написанная им самим
- Когда удрученная леди произносила эти слова, - говорил Дик Стиль, казалось, она была более полна гнева, нежели горя. "Справедливость! страстно воскликнула она, и глаза и щеки у нее запылали. - Какою справедливостью вознаградит свет вдову за утрату мужа, детей за гибель отца? А ведь злодей, совершивший убийство, не понес даже наказания. Совесть! Какая может быть совесть у того, кто способен вкрасться к другу в дом, нашептывать лживые, оскорбительные речи женщине, которая не сделала ему ничего дурного, и пронзить шпагой благородное сердце, доверившееся ему? Лорд - лорд Злодей, лорд Подлец, лорд Убийца - предстает перед судом своих равных, и они, лишь слегка пожурив его, снова отпускают в свет преследовать женщин похотью и коварством и убивать доверчивых и гостеприимных друзей. В тот самый день, когда лорд - лорд Убийца (я никогда не произнесу его имени) - получил свободу, на Тайберне казнили женщину, укравшую фунт мяса в лавке. А вот жизнь друга вли честь женщины можно похитить, не опасаясь кары! Я беру своих детей, бросаюсь к подножию трона и на коленях умоляю о возмездии, - и король отказывает мне. Король! Для меня он не король и никогда не будет им. Он сам похитил трон у своего отца, законного короля - и это сошло ему с рук, как всем, кто силен!"
- Тут я решил заговорить о тебе, - продолжал мистер Стиль, - и возразил ей такими словами: "Сударыня, есть все же один человек, который готов был грудью защитить вашего супруга от шпаги милорда Мохэна. Ваш бедный молодой кузен, Гарри Эсмонд, говорил мне, что он пытался отвести ссору на себя".
"Так, значит, это он прислал вас ко мне? - спросила леди (так продолжал свой рассказ мистер Стиль), поднимаясь со своего места и принимая строгий и величественный вид. - Я полагала, что вы явились по поручению принцессы. Я была у мистера Эсмонда в тюрьме и простилась с ним. Он принес несчастье моему дому. Лучше бы ему никогда не входить туда".
"Сударыня, сударыня, его не за что осуждать", - возразил я.
"Разве вы слышали от меня слова осуждения, сэр? - спросила вдова. Если это он послал вас, скажите ему, что я, - лицо ее было теперь очень бледно, и голос то и дело прерывался, - что я испрашивала совета там, где никому нет отказа, и что мое решение - расстаться с ним и никогда более не видеться. Наша встреча в тюрьме была последней, по крайней мере, на долгие годы. Быть может, когда-нибудь, много лет спустя, - когда слезами? молитвами и раскаянием очистятся наши грешные души и нам будет даровано прощение, мы встретимся снова, но не ранее. Я не в силах видеть его после того, что произошло. Пусть он будет счастлив, сэр, но пусть он будет счастлив вдали от нас; и если он действительно питает к нам туте чувства, о которых он говорит, я прошу, чтобы он доказал это, подчинившись моему желанию".
"Ваш суровый приговор, сударыня, разобьет сердце моему молодому другу", - сказал мистер Стиль.
- Леди покачала головой, - продолжал добрый капитан. - "Сердца молодых людей не так устроены, мистер Стиль, - возразила она. - Мистер Эсмонд найдет себе других... других друзей. Хозяйка этого дома очень переменилась к сыну покойного лорда, - прибавила она, покраснев, - и обещала мне... то есть вообще обещала, что позаботится о его судьбе. Каслвуд же, после того страшного злодеяния, никогда больше не будет для него родным домом - во всяком случае, покуда я живу там. Он также не должен писать мне, разве только... нет, он не должен писать мне и никогда больше меня не увидит. Вы можете передать ему мой прощальный... Тсс! сюда идет моя дочь, при ней ни слова об этом".
- Тут в комнату вошла прекрасная Беатриса, вернувшаяся с реки; щеки ее цвели здоровьем, и в траурной одежде она казалась еще свежее и прелестнее. Миледи виконтесса сказала:
"Беатриса, это мистер Стиль, приближенный его королевского высочества. Когда мы увидим вашу новую комедию, мистер Стиль?" - Кстати, Гарри, я надеюсь, к премьере ты уже будешь на свободе.
Чувствительный капитан закончил свою печальную повесть такими словами:
- Признаюсь, красота filia pulcrior заставила меня позабыть pulcram matrem; но дорогою, когда я мысленно вновь представил себе обеих, величавая грусть и неповторимое изящество последней одержали верх, и я пришел к убеждению, что все же матрона прекраснее девы.
Нашим узникам недурно жилось в Ньюгете, где они содержались в условиях, весьма отличных от тех, которыми приходилось довольствоваться несчастным арестантам (впоследствии Эсмонд не раз испытал чувство стыда, вспоминая о своем равнодушии к их жалкой участи, их веселью, более страшному, чем горе, их проклятиям и богохульствам, и усматривая из этого, сколь себялюбивым сделало его за время пребывания в тюрьме собственное несчастье и насколько он был поглощен мыслями о нем); впрочем, если трем джентльменам недурно жилось на попечении смотрителя Ньюгетской тюрьмы, то это потому, что они и платили недурно, и надо сказать, что в самом дорогом заведении, в самой модной таверне не ухитрились бы составить счет длиннее того, что нам подавался в гостинице "Кандальный Замок" - по прозвищу, данному полковником Уэстбери. Мы занимали три комнаты, приходившиеся над воротами тюрьмы, во втором этаже, с окнами на Ньюгет-стрит в сторону Чипсайда и собора св. Павла. И нам разрешалось гулять по крыше, откуда мы могли видеть Смитфилд и Приют для мальчиков, сады и Картезианскую школу, где, как помнилось Гарри Эсмонду, обучались некогда его друг Том Тэшер и Ученый Дик.
Гарри и думать не мог бы о том, чтобы платить свою долю по солидному счету, который хозяин наш каждую неделю представлял своим постояльцам: ведь в роковую ночь перед дуэлью, когда джентльмены уселись за карты, у него не нашлось и десяти золотых, чтобы вступить в игру. Но когда он еще лежал больным в Гэйт-Хаус, вскоре после посещения леди Каслвуд и за несколько дней до суда, туда явился некто в оранжевой с синим галуном ливрее, какую носили слуги каслвудского дома, и вручил привратнику запечатанный пакет для мистера Эсмонда, в котором оказалось двадцать гиней и письмо, гласившее, что для него нанят адвокат и что как только ему понадобятся еще деньги, они ему будут присланы.
То было довольно странное послание для столь ученой особы, какою была или называла себя вдовствующая виконтесса Каслвуд, написанное тем варварским французским языком, которым пользовались в своей переписке не только она, но и многие другие знатные дамы ее времени, хотя бы герцогиня Портсмутская. Надо сказать, что искусство правописания не было в ходу среди светского общества тех лет, и письма герцога Мальборо показывают, что он, например, ограничился весьма отдаленным знакомством с этим разделом грамматики.
"Mong Coussin, - писала вдовствующая виконтесса, - je scay que vous vous etes bravement batew et grievement blessay du coste de feu M. le Vicomte. M. le Compte de Varique ne se playt qua parlay de vous: M. de Moon aucy. Il di que vous ayay voulew vous bastre avecque luy - que vous estes plus fort que luy sur l'ayscrimme - quil'y a surtout certaine Botte que vous scavay quil n'a jammay sceu pariay: et que c'en eut ete fay de luy si vouseluy vous vous fussiay battews ansamb. Aincy ce pauv Vicompte est mort. Mort et peutayt... Mon coussin, mon coussin l jay dans la tayste que vous n'estes quung pety Monst - angcy que les Esmonds ong tousjours este. La veuve est chay moy. J'ay recuully cet' pauve famme. Elle est furieuse cont vous, allans tous les jours chercher le Roy (d'icy) demandant a gran cri revanche pour son Mary. Elle ne 'veux voyre ni entende parlay de vous : pourtant elle ne fay qu'en parlay milfoy par jour. Quand vous seray hor prison venay me voyre. J'auray seing de vous. Si cette petite Prude veut se defaire de song pety Monste (Helas je craing quil ne soy trotar !) je m'en chargeray. J'ay encor quelque interay et quelques escus de costay.
La Veuve se raccommode avec Miladi Marlboro qui est tout puicante avecque la Reine Anne. Cet dam senteraysent pour la petite prude; qui pourctant a un fi du mesme asge que vous savay.
En sortant de prisong venez icy. Je ne puy vous recevoir chaymoy a cause des mechansetes du monde, may pre du moy vous aurez logement.
Isabelle Vicomptesse d'Esmond" {*}.
{* "Кузен, я знаю, что вы храбро дрались на стороне покойного г-на виконта и были серьезно ранены. Г-н граф Уорик только и говорит что о вас; и г-н Мохэн тоже. Он говорит, что вы хотели драться с ним, что вы лучше его владеете шпагой, что вы, в частности, знаете один удар, который ему никогда не удавалось отпарировать, и что, если б вы с ним дрались, ему пришел бы конец. Итак, этот бедный виконт умер. Умер и, может быть... Кузен, кузен! Мне приходит в голову, что вы просто маленькое чудовище, как и все Эсмонды. Вдова у меня. Я приютила эту бедную женщину. Она страшно сердита на вас, каждый день ездит к королю (здешнему) и с громкими криками требует отмщения за своего мужа. Она не хочет вас видеть и не хочет ничего слышать о вас; однако сама заговаривает о вас тысячу раз на день. Когда выйдете из тюрьмы, приходите навестить меня. Я позабочусь о вас. Если маленькая недотрога захочет отделаться от своего маленького чудовища (увы! боюсь, что уже поздно!), я возьму это на себя. У меня уже отложено несколько экю и немного ценных бумаг.
Вдова помирилась с миледи Мальборо, которая пользуется большим влиянием на королеву Анну. Эти дамы принимают участие в маленькой недотроге, у которой, впрочем, сын одних лет вы знаете с кем.
Когда выйдете из тюрьмы, приходите ко мне. Я не могу поселить вас у себя из-за злых языков. Но вам найдут помещение поблизости.
Иаабелла виконтесса Эсмонд". (испорч. франц.).}
