Пятая колонна. Рассказы - Эрнест Миллер Хемингуэй
В те времена снобы из числа богатых молодых мадридцев околачивались в некоем «Новом клубе», а настоящие парни ходили к Чикоте. Многие из тамошних завсегдатаев мне не нравились, точно так же, как, скажем, и в «Сторке», но чтобы обстановка у Чикоте была неприятной, такого не бывало. Одна из причин состояла в том, что там никогда не говорили о политике. Существовали кафе, куда люди ходили поговорить о политике и ни о чем больше, но у Чикоте о политике не говорили. Однако там много говорили о других важнейших предметах, и по вечерам появлялись наиболее привлекательные девушки города, это было самое подходящее место, чтобы начать вечер, и всем нам доводилось завязывать там приятные знакомства.
Также это было место, куда можно было заглянуть, чтобы узнать, кто сейчас в городе или кто куда уехал из тех, кто отсутствовал среди посетителей. А если было лето и в городе никого не оставалось, здесь всегда можно было просто приятно посидеть за стаканчиком, потому что все официанты отличались приветливостью и услужливостью.
Это был своего рода клуб, только без обязательных взносов, где к тому же можно было познакомиться с девушкой. Безусловно, это был лучший бар в Испании, а я думаю, и во всем мире, и все мы, имевшие обыкновение ходить туда, его очень любили.
Еще одним его достоинством было то, что там подавали превосходные напитки. Если ты заказывал мартини, то его приготовляли из лучшего джина, какой можно купить за деньги, а бочковой виски Чикоте получал прямо из Шотландии, и он был настолько лучше рекламировавшихся марок, что его нельзя было даже сравнить с ординарным скотчем.
Ну а когда начался мятеж, Чикоте находился в Сан-Себастьяне, где у него был еще один, летний бар. Кстати, он владеет им и сейчас, и говорят, что это лучший бар во всей франкистской Испании. А мадридский бар перешел к официантам, они и теперь держат его, но хорошие напитки в нем кончились.
Большинство старых клиентов Чикоте приняли сторону франкистов, но были среди них и республиканцы. Поскольку в свое время это было очень жизнерадостное место, а жизнерадостные люди обычно самые храбрые, а храбрые гибнут в первую очередь, то многих из прежних завсегдатаев бара Чикоте уже нет в живых. Давным-давно нет там и бочкового виски, а остатки желтого джина мы прикончили в мае 1938-го. Туда и ходить-то теперь особенно незачем, и я полагаю, что Луис Дельгадо, появись он в Мадриде чуть позже, мог бы туда и не заглянуть, и тогда не попал бы в беду. Но когда он приехал в Мадрид в ноябре 1937-го, желтый джин там еще водился, равно как и индийская хинная вода[84]. Конечно, рисковать жизнью ради них едва ли стоило, но, вероятно, ему просто захотелось выпить в знакомом заведении. Зная его и зная, каким было это заведение в старые добрые времена, это вполне можно понять.
В тот день в посольстве забили корову, и привратник позвонил в отель «Флорида» сказать, что они оставили нам десять фунтов свежего мяса. Я отправился за ним в ранних сумерках мадридской зимы. У ворот посольства на стульях сидели два штурмовых гвардейца с винтовками, мясо ждало нас в привратницкой.
Привратник сказал, что кусок нам достался хороший, но корова была тощей. Я угостил его жареными семечками и несколькими желудями, завалявшимися в кармане моей куртки, и мы обменялись друг с другом шутками, стоя на посольской подъездной аллее, усыпанной гравием.
Потом я отправился обратно через весь город, с тяжелым свертком под мышкой. В конце Гран-Виа слышалась артиллерийская стрельба, и я зашел в бар Чикоте переждать ее. В баре было шумно и многолюдно, я сел за маленький угловой столик напротив окна, заваленного мешками с песком, положил сверток с мясом рядом на скамейку и заказал джин с тоником. Как раз на той неделе мы обнаружили, что у них еще остался тоник. С тех пор как началась война, его никто не заказывал, и он даже стоил столько же, сколько до мятежа. Вечерние газеты еще не вышли, поэтому я купил у старушки-газетчицы три каких-то партийных брошюрки. Каждая стоила десять сентаво, я дал песету и сказал, чтобы она оставила сдачу себе. Она сказала, что бог благословит меня. В этом я не был уверен, но принялся читать брошюры, потягивая джин с тоником.
Официант, которого я знал по прежним временам, подошел к моему столику и кое-что сообщил мне.
– Нет, – ответил я. – Не может быть.
– Это точно, – подтвердил он и повел головой и подносом в одном и том же направлении. – Только не оборачивайтесь. Он там.
– Меня это не касается, – сказал я ему.
– Меня тоже.
Он отошел, а я купил вечерние газеты, которые как раз принесла другая старушка, и принялся их читать. Относительно того человека, на которого указал мне официант, никаких сомнений не было. Мы оба слишком хорошо знали его. И единственное, что мне пришло в голову: какой дурак! Самый настоящий дурак.
В этот момент к моему столу подсел один греческий товарищ. Он командовал ротой в Пятнадцатой бригаде, и во время бомбежки с воздуха четверых его людей убило, а его завалило; откопав, его направили в госпиталь на обследование, а потом в какой-то то ли санаторий, то ли что-то в этом роде.
– Ну, как вы, Джон? – спросил я его. – Угощайтесь.
– Как у вас называть этот напиток, мистер Эммандс?
– Джин с тоником.
– И что это за тоник?
– Хинный. Попробуйте.
– Знаете, я вообще-то почти не пью, но, кажется, хина – хорошо от лихорадки. Глотну немного.
– Что говорят врачи, Джон?
– Мне не нужны врачи. Я в порядке. Только в голове все время шумит.
– Вы все же должны сходить к врачу, Джон.
– Да я ходил. Но он не понимает. Говорит, у меня нет направление.
– Я позвоню и поговорю с ними, – сказал я. – Я там кое-кого знаю. Ваш врач немец?
– Да, он немец, – сказал Джон. – Хорошо английский не говорит.
Тут снова подошел официант. Это был пожилой, совершенно лысый человек со старомодными манерами, которых даже война не смогла изменить. Он был весьма озабочен.
– У меня сын на фронте, – сказал он. – А другого сына убили. И вот нате вам. Что же делать?
– Ну, это вам решать.
– А что же вы? Я ведь вам уже сказал.
– Я зашел сюда выпить перед ужином.
– А я тут работаю. Но скажите мне, что…
– Это решать вам, – повторил я. – Я не политик. Вы понимаете по-испански, Джон? – обратился я к греческому товарищу.
– Нет, знаю всего несколько слов, но я говорю по-гречески, по-английски и по-арабски. По-арабски
