Бранислав Нушич - Ослиная скамья (Фельетоны, рассказы)
Приехав в больницу и нечеловеческими усилиями превозмогая боль, он неотрывно глядел в глаза врачу, пока шел осмотр. Он ждал врачебного заключения, и ему казалось, что в этот момент только слово "ампутация" было бы для него спасительным.
"Пусть ампутация! - думал он про себя, лежа на больничной кушетке. Только бы дали мне сразу наркоз, а затем, когда его действие пройдет, я стану делать вид, будто все еще под наркозом. Приходит государство к моему ложу и спрашивает: "Как же это вы, господин начальник, прокатились в Топчидер с машинисткой?" Я делаю вид, что еще не очнулся от наркоза и молчу. Приходит к моей постели жена и говорит мне: "Значит, Лилика тебе нужна, старый негодяй!" А я делаю вид, что нахожусь под наркозом, и ничего не отвечаю. Посмотрит государство в таз около моей кровати, увидит отрезанную ногу и пожалеет меня. Посмотрит жена в таз возле моей кровати, увидит отрезанную ногу и пожалеет меня!"
Врач, между тем, закончил осмотр, но слова "ампутация" не произнес, а только улыбнулся и сказал:
- Ушиб, небольшой ушиб. Нужно прикладывать к ноге буровскую жидкость, вот и все. Вызовите коляску, пусть отвезут господина домой.
Последние слова подкосили господина Савву; он почувствовал, как экипаж всей массой своей снова навалился на него; только сейчас испытал он всю тяжесть боли, которую до сих пор преодолевал неимоверным усилием. Он принялся реветь, как осел, что, собственно, и не приличествовало положению, занимаемому им в государственной иерархии.
Попытка врача успокоить его не имела успеха, врач даже смутился, когда разобрал, что кричит больной.
- Ах, боже мой, боже мой, я ожидал ампутации!
Чтобы успокоить больного, врачу ничего не оставалось, как присесть к нему на постель и сердечно, ласково спросить, что с ним и почему он ревет, как осел.
Господин начальник, тронутый этим вниманием, приостановил демонстрацию невыносимых страданий и стал исповедоваться перед врачом. Он сказал, что для него ампутация была бы единственным спасением, а если этого нельзя сделать, то пусть по крайней мере его не посылают домой. Пусть его задержат хотя бы на сегодняшнюю ночь, пока пройдет первая вспышка.
Грешный господин начальник полагал, что, оставшись в больнице, он спасется от того, от чего спастись было невозможно. Не прошло и двадцати минут после осмотра, едва ему приложили компресс из буровской жидкости, как в комнату, где он лежал, вошел молодой человек. Господин Савва подумал, что это кто-нибудь из врачебного персонала, и очень охотно стал отвечать на его вопросы.
- Не будете ли вы так любезны рассказать мне, как все произошло? спросил молодой человек.
- Разумеется, расскажу! - с готовностью ответил господин Савва и подробно описал всю сцену столкновения трамвая с экипажем.
- А не будете ли вы добры объяснить мне, кто такая мадемуазель Лилика?
- Лили?.. - смутился господин начальник. - Вы имеете в виду эту, в экипаже? Она, как вам сказать... она - моя сестра.
- Но у нее другая фамилия.
- В самом деле, другая, но это потому, что в действительности она сестра моей жены или, если хотите, могу вам сказать - она машинистка. Впрочем, эти подробности не так существенны.
- И все же их можно использовать, - добавил юноша и, вынув из кармана блокнот, принялся записывать.
У господина Саввы сразу заколотилось сердце в груди и кровь отлила от щек.
- А... это... зачем вы это записываете? - пробормотал он.
- Для газеты, я - журналист.
- Да? - сказал господин Савва и почувствовал, как экипаж снова падает на него и плотно прижимает к земле.
Когда он пришел в себя и открыл глаза, чтобы продолжить разговор, журналиста уже не было, а возле кровати стояла санитарка. Она сообщила, что его дожидаются две дамы. Комната завертелась перед глазами господина Саввы; висевшая под потолком электрическая лампочка вдруг оказалась на полу, а санитарка - как ни уверен он был, что она стояла возле кровати, благополучно переместилась на потолок. Он ничуть не сомневался, кто эти две дамы - там, за дверью. При мысли о жене и теще им овладело такое же чувство ужаса, как в тот момент, когда он увидел трамвай и отчетливо понял, что произойдет столкновение. Теперь жена представилась ему похожей на моторный трамвайный вагон, а теща - на прицепной, и он ясно увидел, как оба вагона быстро приближаются, и ощутил неизбежность катастрофического столкновения, которое уничтожит его. На этот раз он не смог придумать ничего лучшего, как снова завопить, будто все еще лежал под экипажем.
Жена и теща вошли в палату, но в ответ на все их попытки заговорить с ним, он вопил так отчаянно, словно ему в этот момент отнимали ногу.
Убедившись, что впервые в жизни он не дает ей слова вымолвить, жена плюнула на него; теща проделала то же самое; и они ушли, хлопнув дверью.
Так закончился этот невероятно бурный день. Наступила ночь, полная кошмаров. За ночь господин Савва пять раз потел и видел странный сон: будто директор государственных железных дорог щекочет ему подошву одной ноги, а его жена - подошву другой; Лилика предлагает пить за ее здоровье буровскую жидкость, а теща, вооруженная кузнечными клещами, собирается извлечь у него пупок, уверяя, что тот провалился.
Господин Савва проспал тяжелым сном до половины десятого утра, а едва пробудился, ему уже принесли теплый чай и утренние газеты, в которых, как полагали, его будут интересовать известия о вчерашних событиях. С некоторым страхом он развернул одну, другую, третью газету и увидел, что повсюду подробно описан вчерашний случай. Одна газета поместила статью под громким названием со множеством подзаголовков, которые сами по себе были столь многозначительны, что у господина Саввы мороз подрал по спине и перехватило дыхание. Подзаголовки гласили: "Экипаж со спущенными шторами", "Фатальное столкновение", "Таинственная история с экипажем", "Два факта, придавленные экипажем", "Невозможно установить, является Лили сестрой мужа или жены".
Господин Савва, прочитав все это, снова ощутил боль в ногах, хотя с утра чувствовал, что она как будто немного утихла. Но он взял себя в руки, считая, что пришло время посмотреть правде в глаза. Он устремил взгляд в потолок, где тотчас появился большой вопросительный знак, от которого он уже не в силах был оторваться.
Около десяти часов утра в палату больного вошел некий господин, секретарь министерства путей сообщения. Осведомившись о самочувствии господина Саввы, он перешел к делу:
- Господин министр шлет вам привет и приказал мне выяснить, желаете ли вы сами подать в отставку, или... - Тут он извлек из кармана уже написанное прошение об уходе с государственной службы "по состоянию здоровья".
Господин Савва взял бумагу, просмотрел ее и обнаружил, что она отпечатана на той же самой портативной машинке "Корона", на которой до вчерашнего дня печатала мадемуазель Лилика. Господин Савва поглядел еще раз в потолок на вопросительный знак, затем, безропотно покорившись неизбежному, протянул руку, взял перо из рук секретаря и подписал прошение об отставке. Но в тот же миг он опустил перо и страшно вскрикнул.
- Ради бога, что с вами? - испуганно спросил секретарь.
- Ничего, ничего. Мне показалось, будто мне сию минуту ампутировали ногу. Я почувствовал страшную боль!
Через полчаса после ухода секретаря в палату вошел еще один господин, совершенно неизвестный господину Савве.
- Я пришел сообщить вам, что домой вы можете не возвращаться. Только что, как адвокат вашей бывшей жены, я подал прошение о расторжении брака.
Господин Савва отчаянно вскрикнул, так, что даже адвокату стало жаль несчастного.
- Ради бога, что с вами?
- Ничего, ничего. Мне показалось, что мне ампутировали вторую ногу.
И господин Савва принялся ощупывать под одеялом свои ноги, так как ему действительно казалось, будто их только что отрезали и в самом деле сбылось желание, высказанное им накануне.
Спустя несколько дней господин Савва вышел из больницы, но ощущение, будто у него отрезаны ноги, не проходило. С тех пор его передергивает всякий раз, когда он встречает трамвай или экипаж. И он терпеть не может пишущих машинок "Корона".
ПОШЛИНА
В купе нас было четверо: один по виду провинциальный купец, другой священник, потом я и молодая дама, красивая и изящная блондинка. Когда поезд отошел от белградского вокзала и кондуктор явился проверить билеты, я понял, что дама - иностранка: она не могла договориться с кондуктором, и я был вынужден помочь ей. Как выяснилось, она направлялась в Салоники и, узнав, что я буду ее спутником до самых Салоник, очень обрадовалась. Она призналась, что впервые едет на Восток, не знает языков и боится дороги.
Наш спутник священник озабоченно осведомился у проверявшего билеты кондуктора, нет ли в поезде свободного купе. Кондуктор ответил ему не слишком любезно, и священник сам пошел искать по вагонам; немного спустя он возвратился, забрал свои мешки и сказал нам извиняющимся тоном:
