Там, где кончается волшебство - Джойс Грэм
– Ваша мать в морге, – сказала медсестра, пришедшая со мной.
– Как в морге? Как? Когда? Когда это случилось?
– Сегодня днем.
Дежурная сестра оторвалась от графика.
– Мы сами справимся, спасибо. – Вторая медсестра ушла, оставшаяся взяла меня за руку. – Она была уже очень стара и очень устала. Она хотела уйти.
– Но меня не было рядом!
– Послушайте, – произнесла сестра. – Да, вас в этот момент не было рядом. Однако в ее смятенном состоянии ей казалось, что вы тут. Она мне так и сказала. И вас, наверное, обрадует, что, когда она умирала, с ней рядом находился ее друг Уильям. Так что она была не одна. Он попросил вам передать, что обо всем позаботится.
Оказывается, в ее последние минуты рядом с ней был Уильям. Это меня доконало. Я встала и пошла. Я больше не могла слушать всю эту ахинею. Сестра мне что-то кричала, но я не обернулась, а просто вышла в сгущающиеся сумерки и даже не знаю, как добралась до дома: то ли поймала попутку, то ли доехала на автобусе, то ли дошла пешком.
На следующий вечер меня посетил местный викарий, преподобный отец Миллер. Увидев меня на пороге, он так изумился изменениям в моей внешности, что даже оторопел.
– Осока! Боже правый!
– Я знаю, что выгляжу ужасно. Чем обязана? – Мне не хотелось, чтобы он входил. Я очень плохо спала, и меня по-прежнему мутило от испытаний предыдущего дня.
– Нам надо обсудить организационные моменты.
– Организационные моменты?
– Ко мне вчера заходил Уильям Брюэр. И я ему сказал, что должен прежде переговорить с тобой. – Он подмигнул.
Что было делать? Я его впустила. Он, разумеется, спросил, откуда синяк, и я ответила, что упала. Похоже, он решил, что я побрила голову в припадке горя. Потом он сел, немного наклонившись вперед, оперся ладонями о колени и выпалил, что утром к нему наведался Винаблз. Тот, видите ли, передал пожелание лорда Стоукса, чтобы Мамочку не хоронили на церковном кладбище.
Я рассмеялась. Мне было начхать на церковное кладбище. И Мамочке тоже было бы начхать. Я еще не задумывалась на эту тему, но полагала, что городской крематорий тоже вполне сойдет. И тут викарий удивил меня.
– Но, разумеется, я послал его к черту.
– Что-что, простите?
– Он мне не нравится как человек и внешне неприятен. Поэтому я сказал, что сам буду решать, где и кого мне хоронить, и обойдусь без его и лорда Стоукса советов. Я знаю, что Мамочка недолюбливала церковь, это ни для кого не секрет. Но Бог всех принимает в свое лоно, и для него…
– Каждая тварь мила, м-да, – не сдержалась я.
– Вот именно. Поэтому я не возражаю. Если надумаешь, место мы для нее найдем.
Должна признаться, я удивилась, что получила поддержку с той стороны, откуда ее никак не ждала.
– Мне нечем заплатить. Мы без гроша.
– Я все решил. У нас есть фонд, так что не беспокойся. Меня сейчас больше заботишь ты.
– Я?
– Да. Ты скорбишь и не даешь горю выйти наружу. Я не хочу, чтобы ты в таком состоянии оставалась в одиночестве.
И он, представьте, предложил мне пожить в их доме: с ним и его женой. У них, оказывается, пустовало несколько комнат. Пришлось изрядно потрудиться, дабы убедить его, что мне одной вполне нормально. Да, это была работа не из легких. Но вот бы было смеху: я представила себе, как потягиваю из чашки дымящийся какао, в то время как викарий побренькивает на гитаре, а его жена затягивает «Кумбаю»[6]. Ценой неимоверных усилий я выставила его из дома, осыпав благодарностями за проявленную щедрость.
Меня так взволновало появление столь неожиданного союзника, что после его ухода я включила «Зеленый лук». Поставила на повтор и врубила на полную громкость: иначе никак не удавалось избавиться от назойливой многоголосой «Кумбаи».
На следующий день мне принесли письмо из Национального строительного общества, из Маркет-Харборо. Там говорилось, что задолженность полностью погашена и, мало того, аренда дома оплачена на три месяца вперед. Я быстро напялила пальто и зашагала на ферму Крокера.
Стояло потрясающее мартовское утро.
Первым мне на глаза попался Люк: он нес куда-то оконное стекло. Увидев мою бритую голову, он встал как вкопанный. Я поинтересовалась, где Чез, и он указал на раму строящегося парника. Чез оторвался от работы, помахал мне. Он тоже держал в руках оконное стекло. Глупо заржав, поставил его перед собой, прижался к нему носом и губами. Смешно.
Меня так и тянуло расколошматить дурацкое стекло.
Наверное, почувствовав мой настрой, он кончил строить рожи. Улыбка спала с его лица. По лбу прошла морщинка.
– Осока, в чем дело?
– Не смей ко мне приближаться. Считаешь, раз – и все, забыли?
– Чего?
– Я никогда не забуду, что ты сделал.
– Забудешь что?
– Думаешь, заплатил, и все чин чином? Значит, ты меня просто не знаешь. Ты меня не знаешь.
Чез отложил стекло и почесал репу. Он что-то кричал мне вслед, но я уже шагала прочь. Люк тоже что-то мне сказал, когда я проходила мимо, но я не удосужилась послушать. Меня нагнала Грета.
– Осока, что с волосами? Я еле тебя узнала! – воскликнула она. – Послушай, можно зайти к тебе? Нужна твоя помощь.
– Зайди к Чезу, – отрезала я. – Он самый лучший помощник.
Она пыталась меня остановить, звала, но я спешила по щебенке, вздымавшейся и опадавшей, словно ребра, гуляющие от дыхания то вниз, то вверх.
Я почему-то была убеждена, что за аренду дома заплатил Чез – как извинение за то, что он со мною сделал. Это было в его духе. Ведь и тогда, когда я выручила их с наркотиками, он подарил мне проигрыватель с пластинкой «Зеленый лук». Привычка откупаться. И тут я вздрогнула: а вдруг ошибка? Вдруг это не Чез? Вдруг это сделал кто-то другой? Я стала размышлять, кто бы это мог быть. Понятное дело, что это был подарок зайца, один из результатов Обращения. Но заяц ведь не мог прийти в контору и оплатить аренду – он должен был действовать через кого-нибудь в этом мире.
Я села на автобус до Маркет-Харборо, явилась в офис Национального общества и спросила, кто оплатил аренду нашего дома. Их управляющий, как оказалось, учился со мной в одной школе, только несколькими годами раньше. Он развалился за отполированным ореховым столом, вытянул руки вперед и сложенные вместе пальцы направил на меня – как пики. Мерзота, мерзота, мерзота. Попеременно глядя то на мою бритую голову, то на фингал под глазом, он объяснил, что платеж был произведен анонимно, и даже объяснил значение слова «анонимно», на случай если я не знаю.
Я заявила, что не считаю правильным, когда любой может прийти, оплатить счета другого человека и не раскрывать при этом личности. Поинтересовалась, законно ли это. Он рассмеялся мне в лицо. Сказал, что принимать оплату я не обязана, что, если буду сильно настаивать, ее можно отменить, а долг оставить на мне, но все равно я не узнаю, кто оплатил аренду.
Я так взбесилась, что попыталась хлопнуть дверью, но дверь была тугая и не хотела закрываться. В своем усердии я только сшибла стопку листовок. Короче, выставила себя капитальной дурой. Управляющий с сотрудниками проводили меня молчаливыми взглядами.
Из Маркет-Харборо я прямиком направилась в Кивелл, в осиное гнездо – огромный мрачный особняк подлого лорда Стоукса. К зданию, выстроенному лет четыреста назад, вела длиннющая аллея, усыпанная неубранными листьями. Здесь все дышало запустением: заброшенный, давно не чищенный пруд, нестриженые, но все равно великолепные рододендроны-переростки. В квадратном дворе лорд Стоукс беседовал с незнакомым мне мужчиной. Они были верхом. Вокруг сновали конюхи в фуражках: подтягивали подпруги, подгоняли по размеру стремена. Еще один парень, засунув руки в карманы, привалился спиной к новенькому «лендроверу». Он покосился на меня из-под фуражки и, точно почуяв опасность, погладил лакированное крыло автомобиля.
Я сразу подошла к одному из конюхов. Что конюхи, что верховые смолкли и замерли. Они таращились на меня, как на гремящее цепями привидение. Животные тоже оглянулись. У лорда Стоукса было опухшее лицо бордового цвета, красные глаза и неприятные обвислые усы, напоминавшие куски засохшей грязи. Увидев меня, он, словно черепаха, втянул голову в плечи. Его лошадь топнула и попятилась.
