Натаниель Готорн - Алая буква (сборник)
Таково было разрушение, которое она навлекла на этого человека, однажды, – нет, почему бы теперь нам этого не произнести? – столь страстно любимого! Эстер чувствовала, что жертва в виде доброго имени, а то и самой жизни, как она говорила уже Роджеру Чиллингворсу, была бы куда более предпочтительной альтернативой, чем та, которую она позволила себе за него выбрать. И теперь, вместо ужасного своего признания, она была бы рада упасть в опавшие лесные листья и умереть прямо здесь, у ног Артура Диммсдэйла.
– Ох, Артур! – воскликнула она. – Прости меня! Во всем остальном я так старалась быть честной! Честность была единственной добродетелью, которая мне осталась, и я придерживалась ее во все сложные времена, лишь только не в те, когда добро, и жизнь, и слава были под угрозой! Только тогда я решилась на обман. Но ложь никогда не заканчивается добром, даже если выбор правды означает смерть! Ты разве не знаешь, о чем я хочу сказать? Тот старик! Лекарь! Тот, кого зовут Роджер Чиллингворс! Он был моим мужем!
Священник смотрел на нее взглядом, в котором отражалась вся страсть к жестокости – смешанная в различные формы с иными, более высокими, чистыми, мягкими его качествами, – той самой жестокости, к которой взывал дьявол, в надежде с ее помощью заполучить и все остальное. Никогда еще Эстер не ощущала на себе взгляда более темного, яростного и хмурого. В тот краткий миг состоялась жуткая трансформация. Но личность священника была так ослаблена страданием, что даже самые низменные порывы не могли вызвать более чем мгновенной борьбы. Он осел на землю и спрятал лицо в ладонях.
– Я мог бы понять, – бормотал он. – Я должен был знать! Разве его секрет не раскрыло мне естественное отвращение сердца, что возникло с первого взгляда и не исчезло с тех пор? Почему же я не понял? О, Эстер Принн, ты слишком мало знаешь о полноте ужаса! О стыде! О бестактности! О жуткой отвратительности подобного обнажения больного и грешного сердца тому самому взгляду, что будет над ним насмехаться! Женщина, женщина, и ты в ответе за это! Я не могу тебя простить!
– Ты должен простить меня! – воскликнула Эстер, бросаясь на палые листья рядом с ним. – Пусть Господь карает! Но ты должен меня простить!
В порыве внезапной отчаянной нежности она обняла его и прижала его голову к своей груди, не обратив внимания на то, что он прижался щекой к алой букве. Он мог бы высвободиться, но попытки оказались тщетными. Эстер не могла его отпустить, пока он так сурово смотрел на нее. Весь мир был хмур, когда встречался с ней глазами, – семь долгих лет он хмурился на эту одинокую женщину, – и все же она это вынесла, ни разу не отведя прямого печального взгляда. Само небо хмурилось, глядя на нее, и она не умерла. Но хмурый взгляд этого бледного, слабого, грешного, измученного человека был большим, чем Эстер могла бы вынести и выжить!
– Ты еще не простил меня? – повторяла она снова и снова. – Ты перестал хмуриться? Ты простил?
– Я прощаю тебя, Эстер, – спустя долгое время ответил он с глубокой печалью, словно из бездны горя, но без злости. – Я по доброй воле прощаю тебя. Пусть Господь простит нас обоих. Мы, Эстер, не худшие грешники в этом мире. Есть те, кто хуже даже грешного священника! Месть старика куда чернее моих грехов. Он хладнокровно осквернил святилище человеческого сердца. Мы с тобой, Эстер, никогда не совершали подобного!
– Никогда, никогда, – шептала она. – То, что мы сделали, было освящено само собою. Мы чувствовали это! Мы так и говорили друг другу. Разве ты забыл?
– Тише, Эстер, – ответил Артур Диммсдэйл, поднимаясь с земли. – Нет, я не забыл!
Они снова сели бок о бок, взявшись за руки, на замшелый ствол поваленного дерева. В их жизни не было более темного часа, и все же они пребывали в месте, к которому так долго стремились их пути, пусть даже становясь все темнее, – и все же неостывшее чувство заставляло их застыть и требовать еще мгновения, и еще одного, и еще. Лес вокруг них был непрогляден, старые стволы то и дело оглушительно трещали. Ветви над головами тяжело колыхались от ветра, одно одинокое старое дерево страдальчески перекликалось с другим, словно рассказывая печальную историю о паре, которая сидела внизу, или вынужденно предрекая новые беды.
И все же они не расставались. Какой унылой казалась лесная тропа, ведущая обратно в поселение, где Эстер Принн вновь должна была принять бремя своего позора, а священник предаться пустой насмешке своего доброго имени! А потому они медлили и медлили. Ни один золотой свет не казался им столь прекрасным, как сумрак этого темного леса. Здесь, лишь под одним его взглядом, алая буква не обжигала грудь падшей женщины! Здесь, видимый только ее глазами, Артур Диммсдэйл, фальшивый перед Богом и людьми, мог на мгновение стать истинным собой!
Он вздрогнул от мысли, что внезапно стала ясна.
– Эстер! – воскликнул он, – Но в этом же новый ужас! Роджер Чиллингворс знает, что ты решилась раскрыть мне его секрет. Продолжит ли он тогда хранить нашу тайну? И каковы теперь будут планы его мести?
– Ему присуща странная скрытность, – задумчиво ответила Эстер, – и она стала еще сильнее, пока он планировал тайную месть. Мне кажется, он не станет нас выдавать. Он, без сомнения, будет искать другие способы насытить свою темную одержимость.
– А я! Как мне теперь жить, как дышать одним воздухом с моим смертным врагом? – продолжал Артур Диммсдэйл, содрогаясь и нервным жестом прижимая руку к сердцу, движением, что стало уже непроизвольным. – Подумай обо мне, Эстер! Ты сильная! Реши же за меня!
– Тебе больше нельзя жить с ним в одном доме, – медленно и твердо ответила она. – Твое сердце больше не должно быть открыто его злому взгляду!
– Это было хуже смерти! – сказал священник. – Но как мне этого избежать? Какой у меня остается выбор? Мне лечь обратно в эти палые листья, в которые я бросился, когда ты открыла мне, кто он таков? Нырнуть в них и сразу же умереть?
– Увы! Насколько же ты разрушен! – сказала Эстер со слезами на глазах. – Ты готов умереть от одной только слабости? Ведь нет иной причины!
– Гнев Господень на мне, – ответил пастор, ощутив укол совести. – Он слишком силен, мне его не вынести!
– Небо будет к тебе милосердно, – ободрила его Эстер. – Тебе нужна лишь сила, чтобы принять это милосердие.
– Будь ты сильной вместо меня! – ответил он. – Скажи мне, что делать.
– Да неужели мир для тебя так мал? – воскликнула Эстер Принн, глядя на него своими глубокими глазами и инстинктивно протягивая магнетическую силу к духу, который был так расколот и сломлен, что едва удерживался на ногах. – Разве мироздание заканчивается в границах этого города, который совсем недавно был такой же безлюдной пустыней, усыпанной листьями, как та, что нас окружает? Куда ведет та лесная тропа? Обратно в поселение, ты скажешь? Да, но и прочь из него! Чем глубже она ведет, тем меньше мы видим каждый шаг до тех пор, пока, несколько миль спустя, не начинаются дебри, где желтые листья не знали шагов белого человека. Там ты будешь свободен! Всего лишь короткое путешествие избавит тебя от мира, где ты так пострадал, и приведет туда, где ты сможешь еще быть счастлив! Разве мало тени в этом безбрежном лесу, чтобы укрыть одно сердце от взгляда Роджера Чиллингворса?
– Да, Эстер, но только под палыми листьями! – с печальной улыбкой откликнулся пастор.
– А есть еще более широкий путь, в море! – продолжила Эстер. – Он привел тебя сюда. И если ты решишь, он унесет тебя обратно. В нашу родную страну, в ее отдаленную деревню или огромный Лондон, или столь же верно в Германию, Францию, прекрасную Италию – там ты будешь вне пределов его сил и знаний! А что тебе за дело до этих железных людей и их мнений? Лучшую часть души они слишком долго держали в плену!
– Этого не может быть! – ответил священник, слушая ее так, словно Эстер призывала его к мечте. – Я бессилен сделать подобное. Я столь испорчен и грешен, что не могу и думать о том, чтобы увлечь свою бренную оболочку из сферы, в которую ее поместила сама Судьба. Моя душа потеряна, но я все еще хочу сделать все, что в моих силах, для других человеческих душ! Я не смею оставить свой пост, пусть я и неважный стражник, наградой которому будут лишь смерть и позор по окончании его мрачной смены!
– Ты раздавлен грузом страданий, что обрушили на тебя эти семь лет, – ответила Эстер, твердо решившись поддержать его собственной энергией. – Но ты должен оставить их позади! Пусть они не мешают шагать по этой лесной тропинке, пускай их не грузят на корабль, если ты предпочтешь пересечь море. Оставь эти обломки и руины здесь, где все произошло. Хватит растравлять раны! Начни все заново! Разве ты исключаешь возможности оступиться на новом пути? Нет, не так. Будущее полно новых испытаний и успеха. Счастья, которое ждет тебя впереди! Блага, которое ты можешь принести людям! Смени эту фальшивую жизнь на истинную. Стань, если дух призывает тебя к подобной миссии, учителем или проповедником у краснокожих. Или, если это больше тебе по душе, стань богословом, отшельником, самым мудрым и знаменитым среди образованного мира. Проповедуй! Пиши! Действуй! Делай хоть что-то, но не ложись вот здесь умирать! Откажись от имени Артур Диммсдэйл, сделай себе иное, высокое, то, что можно будет носить без боязни и стыда. К чему тебе еще один день, наполненный той же пыткой, что подточила твою жизнь? Что ослабила твое тело и волю? Что сделала тебя бессильным даже раскаяться? Встань и иди!
