Александр Дюма - Мертвая голова (сборник)
– Взять его, Львица!.. Загрызи до смерти предателя!
Плачидо понял, что его план провалился, и взвыл от боли и злобы, переполнявшей его. Между собакой и человеком завязалась борьба не на жизнь, а на смерть. Яркая луна осветила два тела, которые переплелись в жестокой схватке. Бруно смотрел на эту странную дуэль, опираясь на свой карабин. Долгих десять минут раздавались глухие звуки – не то рык собаки, не то человека. Наконец один из них упал и больше уже не вставал: это был человек.
Бруно свистнул Львицу и снова, не говоря ни слова, прошел через столовую, спустился вниз и открыл дверь своей любимой собаке. Она была вся в ножевых ранах, а на клыках ее осталась кровь Плачидо. В это же время Бруно увидел на улице блестевшие в лунном свете дула карабинов, они приближались к замку. Он немедленно забаррикадировал ворота и поднялся наверх к своим дрожавшим от ужаса гостям. Мальтиец пил, обе девушки молились.
– Ну что? – спросил торговец.
– Что, командор? – переспросил Бруно.
– Плачидо?
– С ним покончено, – сказал Бруно, – но вот на нас идет еще целый легион чертей.
– Каких чертей?
– Жандармы вместе с подкреплением из Мессины, если не ошибаюсь.
– Что же вы намерены делать?
– Для начала постараюсь перебить их как можно больше.
– А потом?
– А потом… потом взорву себя вместе со всем остальным.
Девушки ахнули.
– Али, – продолжал Паскаль, – отведи дам в погреб и дай им все, чего только они пожелают, кроме свечей, конечно, а то они еще взорвут нас раньше времени.
Бедные девушки бросились на колени.
– Живо, живо, – сказал Бруно, – что вам говорят!
Он произнес это так грозно, что они обе тут же поднялись и покорно последовали за Али, не смея больше проронить ни слова.
– А теперь, командор, – сказал Бруно, когда девушки и Али вышли, – погасите свет и спрячьтесь в какой-нибудь уголок, чтобы пули до вас не долетали, ведь музыканты уже прибыли, и тарантелла сейчас начнется.
X
Через несколько минут вернулся Али. У него на плече висели четыре ружья одного и того же калибра, а в руках он держал полную корзину патронов. Паскаль открыл окна, чтобы можно было отстреливаться со всех сторон. Али взял одно из ружей и встал у окна.
– Нет, мальчик мой, – по-отечески произнес Паскаль, – нет, это касается только меня одного. Я не хочу, чтобы ты разделил мою участь. Не хочу увлекать тебя за собой туда, куда иду я. Ты еще так молод, ничто не выбивало твою жизнь из обычной колеи, послушай меня и оставайся на дороге, проторенной людьми.
– Отец, – робко сказал юноша, – почему ты не хочешь, чтобы я тебя защищал так, как Львица? Ты ведь знаешь, что у меня кроме тебя никого нет. Если ты умрешь, то и мне не жить.
– Нет, Али, нет! Если я умру, не завершив начатого, то кто же продолжит мое дело? Кому еще на этом свете мне его завещать, как не своему сыну? Тебе нужно жить, чтобы исполнить одно страшное и таинственное поручение.
– Хорошо, – ответил Али. – Сын покоряется воле отца, – добавил юноша и поцеловал руку Паскаля. – Значит, я тебе ничем не могу помочь?
– Заряжай ружья, – ответил Бруно.
Али принялся за работу.
– А я? – спросил мальтиец из дальнего угла.
– Вас, командор, я берегу, чтобы послать парламентером.
В этот момент Паскаль заметил блеск ружей второго отряда, спускавшегося с горы и направлявшегося прямо к тому оливковому дереву, под которым лежал труп Плачидо. Солдаты шли к заранее оговоренному месту, когда натолкнулись на бездыханное тело. Все тут же столпились над трупом, но никто не мог опознать его, так как железные зубы Львицы сильно обезобразили его. Однако именно под этим деревом должна была произойти встреча с Плачидо, и тело покоилось в этом же самом месте. Не оставалось сомнений, что мертвец был не кто иной, как сам Плачидо.
Жандармы поняли, что Бруно обо всем узнал и, вероятно, настороже. Они остановились, чтобы обсудить положение. Паскаль, стоя у окна, внимательно следил за всеми их передвижениями. Но тут луна показалась из-за туч и осветила Бруно. Один из солдат заметил его и привлек внимание товарищей. Немедленно раздались крики: «Бандит! Бандит!» – и тут же последовал залп. Несколько пуль попало в стену, несколько просвистело над головой Бруно и ударилось о карнизы под потолком. Паскаль отвечал им поочередно из всех четырех ружей, заряженных Али. Четыре человека упало.
Солдаты роты, представлявшей собой нечто вроде национальной гвардии, организованной для безопасности проезжих дорог, призадумались, видя такое положение дел. Все они рассчитывали на Плачидо и надеялись, что с его помощью легко справятся с Бруно, а вместо этого приходилось начинать настоящую осаду, которая совсем не входила в их планы. Стены крепости были довольно высокими, а ворота крепкими. У солдат же не было с собой ни лестниц, ни топоров. Конечно, оставалась надежда убить Паскаля в тот момент, как он высунется из окна, чтобы выстрелить. Но эти люди, глубоко убежденные в абсолютной неуязвимости противника, быстро расстались с подобной мыслью. Они не придумали ничего лучше, как отступить подальше и затем уже обсудить дальнейший план атаки. Пока солдаты отходили, Паскаль успел отправить на тот свет еще двоих. Бруно, убедившись в том, что с одной стороны блокада временно снята, подошел к другому окну, из которого открывался вид на деревню. Расположившийся с этой стороны отряд переполошился от ружейных выстрелов, и как только Бруно появился у окна, его тотчас же приветствовали градом пуль. Но он, по удивительной случайности, не был ранен, что еще больше укрепило в солдатах веру в его неуязвимость. Выстрелы же Бруно, наоборот, попадали в цель, о чем он мог догадываться по то и дело раздававшимся проклятиям.
Тогда с этим отрядом произошло то же, что и с первым: ряды его расстроились, но, вместо того чтобы обратиться в бегство, солдаты вытянулись под самыми стенами крепости, что лишало Паскаля возможности стрелять, не высовываясь наполовину из окна. Бандит решил не рисковать понапрасну, и перестрелка прекратилась.
– Все закончилось? – спросил мальтиец. – Мы победили?
– Пока еще нет, – сказал Бруно, – это временное перемирие. Они, по всей вероятности, отправились в деревню за лестницами и топорами и скоро опять вернутся. Но не волнуйтесь, – продолжал бандит, наполняя два стакана вином, – мы у них в долгу не останемся, мы себя еще покажем… Али, принеси сюда бочонок с порохом. Ваше здоровье, командор!
– Что вы собираетесь делать с этим бочонком пороха? – спросил с некоторым беспокойством мальтиец.
– Да, ничего особенного… скоро сами все увидите.
Вошел Али с бочонком.
– Хорошо, – продолжал Бруно, – теперь проделай в нем буравчиком дыру.
Преданный Али тут же кинулся выполнять приказание. Пока мальчик сверлил бочонок, Паскаль разорвал салфетку, разделил ее на нити, скатал их, обсыпал порохом из патрона и продел получившийся фитиль в просверленное отверстие, после чего залепил его подмоченным порохом, укрепляя тем самым фитиль. Едва он успел окончить эти приготовления, как раздались удары топоров в ворота.
– Ну что? Чем я не пророк? – воскликнул Бруно, подкатывая бочонок к лестнице, что находилась у самого выхода из комнаты и вела прямо во двор. В следующий миг Паскаль поднес к фитилю подожженную сосновую ветку.
– А, – сказал мальтиец, – теперь, кажется, я начинаю понимать…
– Отец, – предупредил Али, – они приближаются со стороны горы, у них лестница.
Бруно бросился к окну, откуда он стрелял в первый раз, и увидел, что враги действительно возвращаются, теперь уже хорошо подготовленные к штурму крепости.
– Ружья заряжены? – спросил Бруно.
– Да, отец, – ответил Али, подавая ему карабин.
Бруно, не глядя, взял его и, прижав к плечу, долго прицеливался, чего он до сих пор не делал. Прогремел выстрел, один из двух человек, несших лестницу, упал замертво.
Его заменил другой. Бруно взял второе ружье, и еще один солдат упал рядом со своим товарищем.
Их место заняли другие, но и они тотчас же были убиты. Лестница оказалась роковой: стоило человеку до нее дотронуться, как он падал мертвым. Солдаты, шедшие на приступ, бросили лестницу и вновь отступили. Но прежде они дали общий залп из ружей по окнам крепости, который, как и все предыдущие, ни к чему не привел.
Солдаты, рубившие ворота, удвоили усилия, собаки страшно завыли. Если временами удары топоров делались глуше, то лай собак только усиливался. Наконец, одно бревно в воротах подалось, и два или три человека проникли через это отверстие во двор. По диким крикам, раздавшимся оттуда, солдаты поняли, что их товарищам пришлось иметь дело с врагом куда более страшными, чем они предполагали. Не было никакой возможности стрелять в собак, чтобы не ранить людей. Осаждавшие постепенно проникали внутрь через прорубленное отверстие. Весь двор скоро наполнился людьми, и тут развернулся неистовый бой между солдатами и четырьмя псами, отчаянно защищавшими узкую лестницу, что вела на первый этаж крепости. Вдруг дверь наверху распахнулась, и бочонок с порохом, припасенный Бруно, прыгая со ступеньки на ступеньку, покатился вниз. Он разорвался посреди двора.
