Лео Перуц - Ночью под каменным мостом

-- В пятницу после Благовещения исполнился ровно год, как они обвенчались в хрудимской церкви, -- удивленно ответил Иржи.

-- И за столько времени она еще не говорила тебе, что ни один Заруба из Здара не садился и никогда не сядет за императорский стол? Ты ничего не знаешь о предсказании великого Яна Жижки?

-- Впервые слышу.

-- Когда гетман Ян Жижка лежал на смертном одре в пршибиславском лагере, -- принялся рассказывать Заруба, -- он пожелал проститься со своими полководцами. Одного из них, Лишека Зарубу из Здара, моего предка, он подозвал к себе и сказал: "А, это ты, Заруба Лишек! Я узнал тебя по шагам". А потом добавил: "Мне не повезло. Я не довел до конца мое дело, но один из твоего рода, Заруба из Здара, будет не лисом, как ты, а львом. Он доведет до конца наше дело и восстановит святую чешскую свободу. Но запомни, Лишек, крепко запомни: он не должен брать ни крохи со стола императора, иначе удача отвернется от него, и на землю чехов придут кровь и горе!"

-- А потом он отвернулся к стене и умер? -- осведомился Каплирж.

-- Да, потом он сразу же умер, -- подтвердил Заруба.

-- И с тех пор все Зарубы поступали именно так, как требовали эти пророческие слова? -- Каплирж задумался. -- Смотри, Петр, у нас в стране в каждой семье есть такие истории. Или моя бабушка не рассказывала мне о Каплирже, который упоил короля Вацлава Ленивого после того, как эти герои три дня и три ночи пили вдвоем в Старом Граде? А другой Каплирж, как говорят, убил последнего богемского дракона: этот зверек, должно быть, жил там, где теперь стоит Хопфен. Но если даже допустить, что твоя история -такая же святая правда, как само Евангелие, то это все равно не доказывает, что Жижка был пророком. Герой войны и свободы -- да, с этим никто не поспорит, но что-то я никогда не слыхивал о том, что он был еще и пророком.

-- Не забывай, Жижка тогда уже был слепым. Он потерял на войне сперва один глаз, а потом и второй, -- объяснил Заруба. -- Иногда Бог дает слепым пророческий дар, позволяя им видеть будущее духовным взором. И я верю в предсказание Жижки так же свято, как верили в него мой отец и дед. Я верю, что некоему Зарубе суждено возродить старую чешскую свободу, а может быть, и стать... Короче говоря, я не стану есть с императорского стола.

-- Пусть будет, как ты хочешь, -- ответил Иржи Каплирж. -- Я-то не собираюсь спасать чешскую свободу. Я держусь другого: где мне играют, там и танцую, где предлагают -- там и беру. Итак, с богом, Петр, встретимся вечером у меня в гостинице.

И с этим он ушел.

Теперь Петр Заруба пребывал в поистине скверном настроении. Он-то рассчитывал, что богатый Иржи пригласит его отобедать в своей гостинице -поступить иначе с родственником было бы просто неприлично. И вот что из этого вышло! Он и двое его товарищей вели общее хозяйство. Одна жившая по соседству добрая женщина согласилась обслуживать их кухню, но все равно с едой у них было весьма неважно. Приди он сейчас домой, он не нашел бы там ничего, кроме рубленого ливера в горчичном соусе с неизменным печеньем либо окропленных сливовым муссом и посыпанных тертым белым сыром пампушек. Оба эти простых блюда осточертели ему до тоски зеленой, ибо он с утомительной регулярностью получал их каждую неделю -- ливер по четным, пампушки по нечетным дням.

Когда он спустился с моста через Влтаву, ему довелось проходить мимо уставленного обеденными столиками сада при гостинице. У калитки, улыбаясь и приветствуя его, стоял хозяин. Петр Заруба был человеком экономным и весьма неохотно отдавал свои деньги рестораторам. Но этот выглядел так, словно у него на уме было только благо его гостей, и, поймав на себе его приветливый и располагающий взгляд, Заруба подумал: "А, что там, не головой же я рискую! Один-то раз в жизни можно и раскошелиться". Остановившись, он спросил, что ему могут предложить поесть.

-- Я еще не знаю, что там приготовили мои француз с итальянцем, -отвечал хозяин. -- Но одно могу сказать пану твердо: будет четыре основных и восемь малых перемен, да к тому же перед десертом подадут блюдо-сюрприз. И за все это пану нужно заплатить каких-то три серебряных богемских гроша. Но это сущие пустяки за такой обед. Правда, пану придется полчаса обождать.

Богемский грош был не какой-нибудь завалящей монеткой, а увесистым звонким серебреником. Но за обед из двенадцати блюд, да еще с сюрпризом в конце, три гроша и вправду было недорого. А потому Петр Заруба вошел в сад и занял одно из мест за уже накрытым столом.

За столиками сидело еще восемь или девять гостей. Казалось, они хорошо знали друг друга, ибо были заняты мирной беседой и не выражали ни малейшего нетерпения по поводу необычно долгого ожидания еды. Так прошел почти час. Наконец хозяин подошел к столу Петра Зарубы и выразил желание лично обслужить столь высокородного пана. Через минуту он принес первое из обещанных двенадцати блюд и сказал:

-- Пану это должно понравиться. Тонко приготовленный суп из дичи, называемый potage chassieur(3).

После супа он подал две различные яичницы. Первая была приготовлена по-крестьянски, вторая -- с крошеным луком и травкой-купырем. Затем последовали молоки карпов с трюфелями и заливное из курицы.

После короткой паузы явилось роскошно сервированное хозяином первое из четырех главных блюд: фаршированная щука. За нею -- фрикассе из почек, обжаренных в сале, с гарниром из спаржи в мясном соусе; за фрикассе -телячий язык и окорочек поросенка с молодым сладким горошком.

Петр Заруба с некоторым состраданием подумал о друзьях-студентах, которые сейчас набивали животы рубленым ливером или сливовыми пампушками. Он уже не сокрушался, что Иржи Каплирж не пригласил его в гостиницу, ибо лучше, чем здесь, вряд ли где-нибудь могло быть. Жареного фазана со сборным гарниром он уже только попробовал. А ведь за ним еще последовало обещанное сюрпризное блюдо: перепела на поджаренных ломтиках хлеба! В заключение же явились марципановые шарики в сахарной пудре, грозди итальянского винограда и острый венгерский сыр.

Петр Заруба уже несколько устал и за десертом начал подремывать. Он сидел и представлял себе: так вот, наверное, обедает аббат Страховского монастыря по большим праздникам. Но, несмотря на одолевшую его сонливость, он сразу же узнал Иржи Каплиржа, который с красным от гнева лицом бежал мимо сада по улице, размахивая руками и отчаянно ругаясь вслух.

Он окликнул родича.

-- Эй, Иржи! Заходи сюда, Иржи! Я здесь! Иржи остановился, вытер пот с лица, вошел в сад и, кивнув Зарубе, оперся руками о столешницу.

-- Не ожидал увидеть меня так рано, Петр? -- спросил он сумрачно. -Хорошо, что у меня есть человек, с которым можно поговорить! Я так зол на этих придворных сидельцев, что теперь уж, кажется, до самой смерти не перемолвлюсь с ними ни словом!

-- Отчего же ты так сердит? -- спросил Петр, слегка зевнув. Иржи Каплирж со скрипом рухнул на стул.

-- Это все из-за Остерштока, -- сообщил он. -- Он сказал, что сейчас не может заплатить. У него, мол, ничего нет. Ну и пошло-поехало: у них-де в замке всегда так тяжело с деньгами, и уж я-то, как близкий родственник, мог бы набраться терпения и приехать как-нибудь в другой раз...

-- А ты с Остерштоком и впрямь близкая родня? -- полусонно спросил Заруба.

-- Родня? -- сердито вскричал Каплирж. -- Петух моего дедушки, может быть, разок покричал у курятника его матушки -- вот тебе и вся родня! А потом он повел меня к первому секретарю, и опять все сначала: "у нас ничего нет" да "откуда нам взять". Герр секретарь сказал мне, что от императора отовсюду требуют денег, и предъявил мне целую охапку прошений и заемных писем -- о, небо, и все так! Знаешь, Петр, куда текут имперские деньги? Герр фон Колонич, командующий войсками в Венгрии, нуждается в золоте для содержания пограничной стражи. Комендант крепости Рааб жалуется на нехватку огнеприпасов, которую надо срочно восполнить. Вице-король Линца требует денег на строительные затеи Его Величества. Три тигра, что в прошлом году доставлены из Флоренции в зоосад императора, до сих пор не оплачены. Граф Вольф фон Дегенфельд ждет от императора милостивого подарка в качестве вознаграждения за сорокалетнюю службу. Дворцовые латники с зимы не получали жалования и уже начинают ворчать и нарушать дисциплину...

-- Но говорят, -- вмешался человек, сидевший за соседним столиком, -что три дня тому назад епископ Ольмюцский прислал ведомству обер-гофмейстера восемьсот дукатов на содержание императорского стола. Должно же что-нибудь от этого остаться?

-- Говорят! Говорят! -- передразнил Каплирж, который не любил, когда посторонние путались в его разговоры с друзьями. -- Какое мне дело до того, что кто-то там болтает! Глухой услыхал, как немой рассказал, будто слепой видел, как ягненок плясал на проволоке.

Он бросил уничижительный взгляд на человека за соседним столом и, обратясь к Зарубе, продолжал:

-- После всего этого я им заявляю: нет денег -- нет сала, и не хочу я ждать с вашей выплатой! Тут герр секретарь испугался и говорит: устроят ли вас на сей раз двадцать гульденов? И стремительно написал мне поручение, с которым я должен идти... -- он запнулся, покачал головой, потер лоб и тяжело вздохнул. -- Что за жизнь! Сплошная комедия про Пульчинеллу!