Александр Борин - Крутые повороты
«Я никогда не писала в газету, — говорилось дальше в письме, но вот решила поведать вам о наших так называемых ученых». Заканчивалось письмо припиской: «Фамилию мою прошу не называть, ибо директор тогда сживет меня». И подпись: «В. Рева».
Письмо в редакцию — документ официальный. Его не выбросишь в корзину оттого только, что каждое слово в нем дурно пахнет. В. Реве было отвечено. «Факты, о которых Вы пишете, нуждаются в тщательной проверке. Мы могли бы попросить об этом соответствующие организации, но должны будем тогда раскрыть Вашу фамилию».
И вдруг — неожиданный, почти детективный поворот. Новое письмо от В. Ревы и в нем сказано: «Уважаемые товарищи! Не понимаю, о чем идет речь. В «Литературную газету» я никогда не писала, никого не просила не называть моей фамилии. Убедительно прошу сообщить мне содержание письма, чтобы я могла через компетентные организации выяснить, кто же пользуется моим именем».
В компетентные организации обратилась уже редакция «Литературной газеты». Мы попросили районного прокурора отыскать подлинного автора письма. Когда вор залезает в чужой карман, его полагается хватать за руку. А тут не кошелек — тут имя чужое украли. Кому и зачем это понадобилось?
Прокуратура возбудила уголовное дело. Следствие началось.
На том, кажется, можно и поставить точку. Дождаться результатов следствия, сообщить читателям имя очередного анонимщика. И все. Цель достигнута. Однако из того, что выяснится дальше, читатель увидит: нет, не о заурядном анонимщике эта история.
ФотографияИз справки-характеристики, выданной областным военкоматом:
«Вера Васильевна Курячая (ныне Рева), 1923 года рождения, уроженка села Андреевка, Широковского района, Днепропетровской области, в июне 1943 года добровольно вступила в Красную Армию и после краткосрочной подготовки 25 сентября 1943 года была переброшена в тыл противника в качестве радиста разведывательной группы Е. Г. Ганцеровской. Находясь в тылу противника по 29 марта 1944 года, В. В. Курячая (Рева) принимала активное участие в работе разведывательной группы, обеспечивала хорошую радиосвязь и своевременную передачу разведданных… Группа добывала и передавала ценные сведения о дислокации войск и воинских перевозках противника… В условиях жестокого оккупационного режима В. В. Курячая (Рева) проявила много самоотверженности. Награждена орденом Отечественной войны II степени».
О подвиге Елены Григорьевны Ганцеровской и Веры Васильевны Ревы в областной газете была опубликована документальная повесть. Она печаталась в течение нескольких недель, из номера в номер. Спокойно читать ее невозможно.
25 сентября 1943 года Ганцеровскую и Реву сбросили ночью на парашютах. Заранее была выработана «легенда»: они — сотрудницы фашистской зондеркоманды, в Мариуполе отстали от своей части.
Приземлившись, Рева закопала в поле рацию. Добралась до села Андреевка. Нашла родственников. Рискнула, открылась им, заручилась их поддержкой.
Советское командование особенно интересует станция Апостолово, крупный железнодорожный узел. Ганцеровская и Рева переезжают в Апостолово. Через несколько дней дом, где поселились разведчицы, занимает специальная группа радиопеленгаторщиков. Их задача — засекать каждый работающий в этом районе советский передатчик. Юные «сотрудницы мариупольской зондеркоманды» и радиопеленгаторщики, австрийские студенты, заводят милую дружбу: «Ах, очаровательная Вена, ах, дивный Штраус…» А в те часы, когда пеленгаторщики обедают или усаживаются за преферанс, на чердаке их дома, в нескольких метрах от них, Рева передает советскому командованию последние донесения…
По ее наводке железнодорожную станцию бомбят наши самолеты. Одна бомба падает во двор дома, где живут разведчицы. Рева на чердаке, на голове у нее наушники. Взрывной волной снесено полкрыши. Девушка вся в крови. Но думать о себе нет времени. Надо успеть смотать антенну, спрятать рацию…
По приказу советского командования с частями противника девушки отступают из Апостолова. Передатчик Ревы отстукивает важные донесения из Николаева, Одессы, города Балты…
В 1974 году Украина праздновала тридцатилетие освобождения от вражеской оккупации. Елену Григорьевну Ганцеровскую и Веру Васильевну Реву пригласили посетить те места, где во время войны они работали разведчицами.
Встречи начинались рано утром на колхозном поле и заканчивались поздно вечером в районном Доме культуры. Старые и молодые, еще помнившие, кажется, их по тем временам и увидевшие сейчас впервые, слушали затаив дыхание, боясь кашлянуть. Объятия, поцелуи, взволнованные слова, счастливые улыбки… Женщинам дарили охапки весенних цветов и трогательные, на память, подарки — статуэтку, модель спутника, настольные часы.
О встречах бывших разведчиц с трудящимися района рассказало местное радио.
А через несколько дней в городские организации поступила первая анонимка на Реву. Кто Рева? Да она во время войны, наверное, у бабки на печи сидела. Наверное, все ее подвиги — хвастовство, художественная ложь. Ездит, понимаешь, подарки собирает…
…Я сижу у Веры Васильевны. На столе разложены многочисленные справки, документы…
— Есть и другие, — тихо говорит Рева. — Хотите, предъявлю?
А мне ужасно неловко перед этой женщиной — головы не могу поднять.
— Не надо, Вера Васильевна…
За первой анонимкой последовали другие. Рева — секретарь парторганизации завода, член президиума обкома медработников, а мухлюет с планом. Авантюристка. Рева — прогульщица, врет, что уехала на базу, а сама дома спит. Рева сказала — да, да, люди слышали, — что наш директор лопух и ничего не стоит обвести его вокруг пальца. Рева собирается директора спихнуть, а сама занять его кресло…
Целый дождь анонимок.
К тридцатой годовщине освобождения Украины на заводе была вывешена доска с фотографиями участников Великой Отечественной войны. Рядом два снимка: один — сделанный тогда, на фронте, и другой — сегодняшний.
Как-то пришла Рева утром на работу и видит: на ее фотографии нет глаз. Кто-то их ночью выколол. С силой, остервенело. Зияют две дыры.
— Знаете, — тихо говорит мне Вера Васильевна, — в тылу у фашистов я все время думала: кончится война, будут кругом только одни свои — и все, не надо большего счастья…
Самое страшное, однако, началось, когда в различные инстанции посыпались заявления, обливающие грязью сотрудников завода и подписанные ее, Ревы, именем.
— Значит, такое письмо, как получила «Литературная газета», не первое?
— Шестое, — говорит Рева.
Конечно, люди ей верили. Никто ни разу и мысли, кажется, не допустил, что подобную пакость способна сочинить она. Не ее рука, не ее тон. Но иногда, в отчаянную минуту, ей вдруг начинало казаться: а ведь кто-то сегодня встретил ее с холодком, в чьих-то словах прозвучала сдержанность…
— Знаете, — говорит мне Рева, — я научилась бояться. Впервые в жизни. Чего именно? Собственного смеха. Да, да. Засмеюсь вдруг — и сразу же страх: значит, опять сегодня придет такое письмо, опять объясняться, всем доказывать, что я не я… Суеверной стала…
АнонимкиПока прокуратура ведет следствие, разыскивает неизвестного, подписавшего именем Ревы письмо в «Литературную газету», выясняю некоторые подробности.
Оказывается, анонимки приходили не только на Веру Васильевну Реву или подписанные ее именем. Ассортимент их был куда разнообразнее.
Заявления, аналогичные тому, что получила редакция «ЛГ», оказывается, вот уже 10 (десять!) лет поступают в самые разные организации.
О чем? Да все о том же. На заводе, мол, процветают воровство, очковтирательство, злоупотребления. Здесь царит «круговая порука по обману государства».
Анонимки эти всякий раз тщательно проверялись. На заводе в разное время работали три ведомственных ревизора, представитель районного комитета народного контроля, работник прокуратуры, инспектор ОБХСС, финансовый ревизор, сотрудники других организаций…
Каждая очередная комиссия анонимку отвергала: ложь и клевета. Истина торжествовала. Анонимщику так и не удалось ни разу добиться своей цели: обмануть, навязать другим свою волю, кривду выдать за правду…
Не удалось? Разве?
Ладно, забудем на минуту, что испытала в те дни Вера Васильевна Рева, что переживали люди, вынужденные каждый раз доказывать: «Нет, мы не воры, не жулики, не проходимцы…» Я о другом даже.
В одной из очередных анонимок, жалуясь на то, что сигналам его нет ходу, автор писал: «Конечно! Во время прошлой проверки директор завода сунул в портфель проверяющему два литра спирта».
Круги по воде расходятся. Надо теперь проверять уже и проверяющего. И вот какой документ «закрывает» полученный «сигнал»: «Нет, проверяющий не брал спирта, так как, во-первых, директор в тот день болел, на заводе не был, а во-вторых, проверяющий не имел с собой портфеля…» Понимаете? Не оттого, значит, не брал, что речь идет о честных, порядочных, хорошо всем известных людях и сама мысль о взятке здесь нелепа и глубоко оскорбительна. А потому, что портфеля с собой не прихватил…
