Дорога дней - Хажак Месропович Гюльназарян
Вначале мы ехали по улице, очень похожей на нашу. Кругом были те же земляные крыши, глинобитные ограды, деревянные ворота с такими же медными молоточками, как и на наших. Но вскоре начались сады. По обеим сторонам улицы, перед утопающими в зелени двухэтажными домами, росли фруктовые деревья. Плодов на них уже не было. На тополях трепетали и тихо осыпались на землю пожелтевшие листья.
Чем дальше мы ехали, тем больше я убеждался в том, что наш город вовсе не маленький, а при виде двух высоких, как наша школа, зданий я вытаращил глаза от удивления.
Погос засмеялся:
— В прошлом году построили, отец мой тут работал.
— Что это за дома? — спросил я.
— Дома, люди там живут, — ответил он и вдруг оживленно воскликнул: — Ты сюда погляди, сюда!
Слева, за железной оградой, стоял большой, длинный дом. Из раскрытых окон валил дым и пар, раздавался грохот.
— Что, пожар? — испуганно спросил я.
— Какой пожар! Мастерская наша, — похвастал Погос. — Товарищ Сурен сейчас там, наверно.
Я еще долго оглядывался на окутанное дымом здание, пока резкий свисток паровоза не привлек мое внимание.
Мы подъехали к вокзалу.
На маленькой привокзальной площади толпился народ. Увидев сразу так много фаэтонов, я вконец обомлел: никогда не думал, что их столько в нашем городе.
Мы остановились. Извозчик спросил у Погоса:
— Подождать, сынок?
— Нет, — ответил Погос, соскакивая на землю, — обратно пешком пойдем.
Чко и его родители тоже сошли с фаэтона. Каждый взял по узлу, и мы направились к перрону. Здесь выяснилось, что, для того чтобы пройти на перрон, нужно купить билеты. Амо и Погос растерянно переглянулись, у них больше не было денег: Погос отдал вознице последние пятьдесят копеек.
Тут-то и пригодился мой рубль. Опередив отца Чко, я подбежал к кассе и взял билеты на всех, и у меня еще оставалось столько денег, что в лавке на перроне я купил для Чко большой арбуз.
На путях, прижавшись друг к другу, стояли вагоны, и каждый из них был почти с наш дом. Паровоза еще не было. Погос по номерам нашел вагон Чко. Отец Чко хотел сразу же войти, но железнодорожник у вагона сказал:
— Посадки нет.
— Чего?
— Посадки, говорю, нет, куда лезешь?
— Так я же сына в Тифлис отправляю!
— Поедет, поедет, все поедут.
Вдруг железнодорожник подобрел:
— Который твой?
— Этот, — сказал отец Чко, обняв сына за плечи.
— Один едет?
— В том-то и дело, что один.
Железнодорожник засмеялся:
— И у такого мальца столько вещей? — Он подмигнул Чко. — Поставьте-ка вещи на перрон. Не бойся, папаша, живым, здоровым довезу до Тифлиса.
— Умереть мне за тебя! — обрадовалась мать Чко.
Мы сложили узлы на перроне и стали у вагона. Удивительно! Казалось, о стольком нужно поговорить, но все молчали. Я обнял арбуз, изумленно разглядывая паровоз, который ездил взад и вперед на соседнем пути. Он свистел и шипел, выпуская целые облака пара, и пыхтел: пых-пых-пых…
Из окна паровоза высовывалась улыбающаяся чумазая голова с папироской в зубах, а в конце вокзала какой-то человек размахивал флажком и свистел в дудку.
— Маневрирует, — ответил на мой немой вопрос железнодорожник.
— Стащил, стащил, хулиган! — закричали со всех сторон.
Но я все равно ничего не понял.
Вскоре, пофыркивая, проехал еще один паровоз, а издали медленно, пыхтя, приближался к вагонам третий.
— Наш, — сказал железнодорожник. — Сейчас объявят посадку.
Я стоял, оглушенный шумом паровозов, когда вдруг кто-то сильно ударил меня по рукам. Какой-то грязный, оборванный мальчишка выхватил у меня арбуз и помчался по перрону.
— Вай!..
— Стащил, стащил, хулиган! — закричали со всех сторон.
Мальчишка вынырнул из толпы и спрыгнул на насыпь. Я увидел его лицо. Волосы спадали на глаза, нижняя челюсть выступала вперед.
Прижав арбуз к животу, он перебежал линию и нырнул под какой-то вагон. На соседних путях проехал паровоз и скрыл его от нас.
— Ух, чтоб ему!.. — сказал Амо.
Но в это время где-то позвонили.
— Посадка, — объявил железнодорожник.
Мы забыли об арбузе и, схватив узлы, бросились к вагону, а железнодорожник рассмеялся:
— Не спеши, папаша, дай-ка билет…
Вошли в вагон. Железнодорожник указал Чко место на второй полке. Мы подняли узлы. Нам казалось, что в вагоне не хватит мест на всех, но через несколько минут мы убедились, что на платформе не осталось больше узлов и чемоданов — стояли только провожающие, — а в вагоне половина мест была свободна.
Когда все уже разместились, проводник снова подошел к нам:
— Ну?..
— Поглядывай за ним, родненький, — сквозь слезы попросила мать Чко.
— Не беспокойся, мамаша, — ответил он. — Атход будет — пастел дам…
Конечно, мать Чко не поняла ни слова «атход», ни «пастел», но железнодорожник улыбался так сердечно, что она немного успокоилась. На всякий случай она обратилась и к сидевшей на нижней полке молодой, красивой женщине:
— И ты за ним поглядывай, голубка, мал он у меня еще.
— Что, что? — спросила по-русски женщина.
Мы поняли, что она русская. Отец Чко застенчиво произнес:
— Адин, Тифлис, панимаэш?..
Женщина заулыбалась:
— Хорошо, хорошо…
Не зная больше других слов, отец Чко удовлетворенно повторил:
