Не говорите Альфреду - Нэнси Митфорд
На следующий день Норти пришла ко мне за инструкциями, и я сказала:
– Не хочу быть бестактной, но, по-моему, ты «сидела» на телефоне полночи.
– Как изнурительно столько часов сжимать трубку! Моя рука до сих пор болит!
– Кто это был? Месье Буш-Бонтан?
Норти удивилась, что я об этом спрашиваю, однако беспечно ответила:
– Нет, он сейчас слишком занят, бедный малый. Это был Шарль-Эдуар.
Так я и думала. Настало время мне вмешаться, если я не собиралась малодушно позволить событиям идти своим чередом.
– И о чем же вы говорили? – поинтересовалась я.
– О моих инвестициях.
– Неужели? У тебя есть инвестиции?
– Да. Он подсчитал для меня мою зарплату до тех пор, когда Альфреду исполнится шестьдесят лет, к коему времени вы уйдете в отставку и уже останетесь без работы. Так вот, он советует мне, куда вложить деньги. Говорит, это очень важно, потому что никто другой больше никогда меня не наймет и меня ждет нищенская старость. Поэтому я купила акции Coffirep, Finarep и Rep France. Ты не представляешь, с каким свистом они растут. Вчера «Фигаро» написала, что акции в полной эйфории.
– Я думаю, тебе не следует позволять месье Валюберу разговаривать с тобой всю ночь. Грейс это может не понравиться.
Лицо Норти приняло бунтарское выражение.
– Кого это интересует?
– Прежде всего меня. Но дело даже не в этом, я беспокоюсь о тебе. Боюсь, что ты влюбишься в Шарля-Эдуара.
– Фанни! В эту замшелую древность?
– Не более замшелую, чем большинство твоих поклонников, – кажется, им всем за сорок, а Буш-Бонтану…
– Но я же не влюблена ни в одного из них. Это что, выговор?
– Да, нечто вроде этого.
– Quelle horrible сюрприз! Ты никогда меня не отчитываешь. Что на тебя нашло?
– Я не отчитываю, а пытаюсь советовать. В жизни людей порой возникают моменты, когда они принимают неверные решения. Я чувствую, что и Бэзил, и Дэвид такие решения приняли, – но мужчинам легче вернуться на правильную дорогу, чем женщинам. Тебе следует размышлять над тем, что тебе нужно по большому счету, и следовать этим курсом. Так вот, как верно заметил месье де Валюбер, у тебя вроде бы нет профессиональных амбиций, поэтому, полагаю, ты нацелена на замужество?
– Пожалуй, я бы предпочла быть конкубиной[77].
– Прекрасно. В любом случае первое правило – не заходить в тот гарем, где уже есть главная жена.
– Я заметила, что твои мысли по-прежнему текут в сторону Шарля-Эдуара.
– Вся эта полуночная телефонная болтовня заставляет их туда течь.
– Но, Фанни, если бы я хотела обниматься с Шарлем-Эдуаром, я бы делала это в постели, а не по телефону.
– Я не говорю, что ты хочешь с ним обниматься, пока. Просто боюсь, что вскоре это может случиться.
– Я часто повторяла тебе, что влюблена в Обожаемого.
– Да, действительно часто! Ты думаешь, это правда?
– Церковь Святого Экспедита уставлена свечами. Почему ты меня об этом спрашиваешь?
– Если ты мечтаешь выйти замуж за Филипа, то скажу, что ты подходишь к этому с очень странной стороны.
– Я никогда не говорила, что хочу за него замуж. Почему бы мне не стать его конкубиной?
– Филип – не паша, он английский государственный чиновник. Меньше всего он хотел бы обременить себя конкубиной – таскать ее за собой с должности на должность, можешь ты такое представить? Если бы он решился на подобное, то очень скоро был бы уволен с работы. Единственное, что он мог бы сделать, – это на тебе жениться.
– Фанни… ты же сказала, что это безнадежно.
– Ты делаешь это совершенно безнадежным своим поведением.
– Как мне следует себя вести?
– Будь посерьезнее. Покажи, что ты такая особа, из которой получится идеальная жена посла, – обращай больше внимания на свою работу.
– Вот теперь я понимаю, к чему ты подбираешься.
– Так случилось, что наши интересы совпадают. И не торопись развивать свои отношения с поклонниками.
– Почему, раз я не обнимаюсь…
– Я могу в это поверить, но никто другой не поверит. У французов любовь ведет к объятиям.
– Они в меня не влюблены.
– Почему ты так думаешь?
– Они бы не возражали против одного-двух объятий, должна признать, и они действительно иногда любезно предлагают, но они не влюблены. Я знаю, потому что, как только кто-нибудь влюбляется, мне он делается невыносим. Был один такой человек дома – о, Фанни, какой это был ужас!
– Боже мой, как это неуместно. Как нам тебя обустроить?
– С помощью Обожаемого, конечно, который, по твоим словам, никогда не бу…
Вошел Альфред.
– Тебя спрашивает по телефону Буш-Бонтан, – обратился он к Норти. – В библиотеке. На коммутаторе ошиблись (у Кэти выходной) и соединили его со мной – его секретарь был сильно смущен. – Когда Норти ускакала, без сомнения, очень довольная, что ее избавили от утомительных нотаций, Альфред крикнул ей вдогонку: – Спроси его, выдержит ли его правительство дебаты о национальных парках, хорошо?
– Нет, я вам не секретная служба! Попросите своих шпионов!
– Ну не дерзость ли это? Ладно, не важно. Послушай, Фанни, появился наш сын Бэзил. Он одет, – (фальцет), – как персонаж оперы «Ричард Львиное Сердце». Как думаешь, что это предвещает?
– Мне даже не хочется тебе говорить. Бэзил бросил подготовку к министерству, оставил мысль о дипломатической службе и сделался турагентом.
– Боже правый, – вздохнул Альфред. – И Бэзил туда же?
– Но он не так безнадежен, как бедный дорогой Дэвид, – поспешно произнесла я, – потому что здесь не замешаны ни лжефилософия, ни жена, ни приемный ребенок, и, по крайней мере, у него есть работа и нечто вроде перспектив. Он не бездельничает все время. Как бы я хотела понять, где мы сделали ошибку с этими мальчиками…
– Возможно, это просто современное поветрие, а не наша вина.
– Где он сейчас? – спросила я.
– Завтракает с дзен-семейством в столовой. Дэвид сегодня спустился в домашнем халате – выглядит отвратительно. Они принялись придираться друг к другу – я не смог этого выносить и забрал свой кофе в библиотеку.
– Придираться по поводу чего?
– Похоже, – (фальцет), – бородачи всегда не ладят со стилягами. Ладно, я должен идти, мне надо быть в Министерстве иностранных дел.
– Острова Менкье?
– Да, Менкье, Европейская армия, Гвинея, оружие арабам – у меня впереди ужасное утро.
– И молодой человек, который нарушает
