Джон Голсуорси - Последняя глава (Книга 3)
- Динни? Вот замечательно!
- Мне сказали, что я могу поймать вас, когда вы смотрите на окна королевы.
- Да, больше мне ничего не остается,
- Могло быть и хуже.
- А вы совсем поправились? Вы, наверное, в тот день страшно прозябли в Сити.
- Давайте дойдем вместе до парка, я хочу потолковать с вами насчет Джека Маскема.
- Никак не решусь ему сказать.
- Хотите, я сделаю это за вас?
- Почему?
Динни взяла его под руку.
- Во-первых, он наш дальний родственник, через дядю Лоренса. Кроме того, я случайно знаю его лично. Мистер Дорнфорд совершенно прав: очень многое зависит от того, когда и как он обо всем узнает. Позвольте мне сделать это.
- Не знаю... Право же, не знаю...
- Мне все равно нужно с ним повидаться.
Крум взглянул на нее.
- Как-то не верится мне...
- Честное слово!
- Это страшно мило с вашей стороны. Конечно, вы сделаете это гораздо лучше, чем я, но...
- Значит, решено...
Перед ними уже был парк, и они пошли вдоль ограды в сторону Маунт-стрит.
- Вы часто видитесь с защитниками?
- Да, все наши показания согласованы для перекрестного допроса.
- Пожалуй, мне это было бы даже интересно, если бы я собиралась говорить правду.
- Они перевертывают каждое слово и так и этак. А их тон! Я как-то пошел в суд на бракоразводный процесс. Дорнфорд сказал Клер, что он ни за какие деньги не стал бы заниматься подобными делами. Он прекрасный человек, Динни.
- Да, - отозвалась Динни, взглянув в его открытое лицо.
- Я думаю, что нашим защитникам тоже не очень по душе это дело! Оно не по их части. "Юный" Роджер немножко спортсмен. Он верит нашим показаниям, он же видит, как горька мне эта правда... Вот вы и пришли. А я поброжу по парку, а то не засну. Какая чудесная луна!
Динни сжала его руку.
Когда она дошла до двери, он все еще стоял на том же месте - и снял шляпу, не то перед ней, не то перед луной...
По словам сэра Лоренса, Джек Маскем должен был приехать в город в конце недели; теперь он жил на Райдер-стрит. Когда-то, когда это касалось Уилфрида, Динни, не задумываясь, отправилась в Ройстон. Но вопрос шел о Круме, и Маскем, наверное, очень призадумается, если она теперь явится к нему. Она позвонила на другой день в полдень в Бартон-клуб.
Услышав голос Маскема, она сразу же вспомнила, как была потрясена, когда в последний раз слышала его возле памятника герцогу Йоркскому.
- Говорит Динни Черрел. Могу я сегодня вас повидать?
Он ответил, нерешительно растягивая слова:
- Э... конечно. Когда? - В любое время, когда вам удобно.
- Вы сейчас на Маунт-стрит?
- Да, но я предпочла бы прийти к вам.
- Э... Так приходите пить чай ко мне на Райдер-стрит. Вы знаете номер?
- Да, благодарю вас. В пять часов?
Приближаясь к дому, где жил Маскем, она собрала все свои душевные силы. В последний раз она видела его в самый разгар драки с Уилфридом. Кроме того, он как бы символизировал для нее ту скалу, о которую разбилась ее любовь. Динни не испытывала к нему ненависти лишь потому, что понимала: его озлобление против Уилфрида было вызвано своеобразным отношением к ней. Стараясь, чтобы ее шаги обгоняли мысли, она наконец подошла к дому Маскема.
Дверь ей открыл человек, который на склоне лет облегчал себе существование тем, что сдавал комнаты состоятельным людям вроде тех, у кого когда-то служил лакеем. Он проводил ее на третий этаж.
- Мисс Черрел, сэр.
Стройный, худой, томный и, как всегда, очень тщательно одетый, Джек Маскем стоял у открытого окна довольно уютной комнаты.
- Принесите, пожалуйста, чай, Родней. Он пошел к ней навстречу, протягивая руку. "Точно на замедленной съемке", - подумала Динни. Джек Маскем был удивлен ее желанием повидаться
с ним, но не подал и виду.
- Вы бывали на скачках с тех пор, как мы встретились с вами на Дерби? Помните, тогда выиграл Бленгейм?
- Нет.
- Вы как раз на него и поставили. Впервые в жизни я видел, чтобы новичку так повезло.
Улыбка вызвала на его бронзовом лице морщины, и Динни увидела, что их немало.
- Садитесь же. Вот чай. Вы сами заварите?
Она передала ему чашку, налила себе и сказала:
- А что, ваши арабские кобылы уже прибыли?
- Я жду их в конце следующего месяца.
- У вас служит Тони Крум...
- Разве вы его знаете?
- Через сестру.
- Славный юноша.
- Да, - сказала Динни, - из-за него я и пришла к вам.
- Ах, вот что?
"Он обязан мне слишком многим, - пронеслось у нее в голове, - он не посмеет отказать".
Откинувшись на спинку стула и положив ногу на ногу, она посмотрела ему прямо в лицо.
- Я хотела сказать вам по секрету, что Джерри Корвен возбудил против моей сестры дело о разводе и Тони Крума вызывают как соответчика.
Рука Джека Маскема, державшая чашку, дрогнула.
- Он действительно любит ее, и они встречались, но в обвинении нет ни капли правды.
- Так... - отозвался Маскем.
- Дело будет рассматриваться очень скоро. Я уговорила Тони Крума разрешить мне все рассказать вам. Сделать это ему самому было бы очень неловко.
Маскем продолжал с невозмутимым видом смотреть на нее.
- Я знаю Джерри Корвена, - сказал он, - но я не знал, что ваша сестра его покинула.
- Мы этого не разглашаем.
- Ее уход связан с Крумом?
- Нет. Они познакомились на пароходе, когда она возвращалась в Англию. Клер ушла от Джерри по совсем другим причинам. Она и Крум вели себя, конечно, неосторожно: за ними следили и их видели вместе при, как говорится, компрометирующих обстоятельствах.
- Что вы имеете в виду?
- Они как-то возвращались из Оксфорда поздно вечером, в машине перегорели фары, поэтому им пришлось провести целую ночь в автомобиле вдвоем.
Джек Маскем слегка пожал плечами, Динни наклонилась вперед, глядя прямо ему в глаза.
- Я сказала вам, что в этом обвинении нет ни капли правды, ни капли.
- Дорогая мисс Черрел, мужчина никогда не признается в том, что...
- Поэтому вместо Тони пришла я. Моя сестра мне не солжет.
Маскем снова слегка пожал плечами.
- Но я не совсем понимаю... - начал он.
- Какое отношение это имеет к вам? А вот какое: я не думаю, чтобы им поверили.
- Вы хотите сказать, что если бы я узнал об этом из газет, это настроило бы меня против Крума?
- Да, я думаю, вы бы решили, что он оказался неджентльменом.
Она не могла скрыть легкой иронии.
- А разве это не так?
- Думаю, что нет. Он горячо любит мою сестру и все же сумел держать себя в руках. А ведь от любви никто не застрахован.
При этих словах воспоминания прошлого снова нахлынули на нее, и она опустила глаза, чтобы не видеть этого бесстрастного лица и насмешливого изгиба этих губ. Вдруг, словно по наитию, она сказала:
- Мой зять потребовал возмещения убытков.
- О, - отозвался Джек Маскем, - я не знал, что это делается и теперь.
- Две тысячи фунтов. А у Тони Крума ничего нет. Он делает вид, что ему все равно, но, если они проиграют, он окажется нищим.
Наступило молчание.
Джек Маскем вернулся к окну. Он сел на подоконник и сказал:
- Что же я могу тут сделать?
- Не отказывать ему от места - вот и все.
- Муж на Цейлоне, а жена здесь, - это все же не совсем...
Динни встала, шагнула к нему и застыла на месте.
- Вам никогда не приходило в голову, мистер Маскем, что вы у меня в долгу? Вспоминаете ли вы когда-нибудь о том, что отняли у меня любимого человека? И знаете ли вы, что он умер там, куда уехал из-за вас?
- Из-за меня?
- Да, вы и ваши взгляды заставили его от меня отказаться. И теперь я прошу вас, чем бы дело ни кончилось, не увольнять Тони Крума. До свидания!
И, не дожидаясь ответа, она вышла.
Динни почти бежала к Грин-парку. Все вышло совсем по-другому! И какие это могло иметь роковые последствия! Но слишком сильны были ее чувства, ее негодование против непреодолимой стены "форм" и традиций, о которые разбилась ее любовь! Иначе и быть не могло. Долговязая фигура Маскема, его франтоватый вид, звук его голоса с мучительной остротой пробудили в ней воспоминания.
И все-таки она почувствовала облегчение: от былой горечи не осталось и следа.
На другое утро она получила записку.
Воскресенье.
"Райдер-стрит.
Дорогая мисс Черрел.
Можете на меня рассчитывать.
С искренним уважением,
всегда преданный вам
Джон Маскем".
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Получив обещание Маскема, Динни на следующий день вернулась в Кондафорд и постаралась хоть немного разрядить царившую там тяжелую атмосферу. Хотя отец и мать занимались каждый своим делом, они были удручены и расстроены. Мать, женщина очень замкнутая и чувствительная, приходила в ужас при одной мысли о том, что общественное мнение осудит Клер. Отец, видимо, понимал, что, чем бы дело ни кончилось, большинство людей будет считать его дочь легкомысленной особой и лгуньей; Тони Крума еще извинят, но женщине, поставившей себя в подобное положение, в глазах большинства не будет оправдания. Кроме того, Джерри Корвен вызывал в нем мстительный гнев, и он твердо решил сделать все, чтобы зять не восторжествовал над Клер. И хотя эта воинственность отца немного смешила Динни, она восхищалась тем, с какой мучительной добросовестностью он хватался за каждый пустяк, не замечая главного. Для людей его поколения развод все еще оставался бесспорным признаком моральной испорченности. Для нее любовь была просто любовью, и, когда появлялось отвращение, физическая близость теряла свое оправдание. Ее лично гораздо больше потрясло то, что Клер уступила настояниям Джерри Корвена здесь, у себя на квартире, чем то, что она от него уехала. Бракоразводные процессы, о которых ей время от времени приходилось читать в газетах, отнюдь не подтверждали, что "браки заключаются на небесах". Но она понимала чувства людей, выросших в прежних понятиях, и старалась не прибавлять новых трудностей к переживаниям родителей. Динни рассуждала трезво: дело скоро кончится так или иначе, скорее всего иначе. В наше время люди обращают очень мало внимания на чужие дела.
