Жорж Санд - Исповедь молодой девушки (сборник)
– Она приезжает сегодня!
Когда он писал, что любит какое-то прелестное дитя любовью такою же чистой и светлой, как сама эта девушка, Лоран только хвастался. Ему казалось, что он не лжет, рассказывая об этом Терезе с воодушевлением, всегда охватывавшим его, когда он говорил ей о себе, и составлявшим такой контраст с холодным и насмешливым тоном, который он считал нужным принимать в свете. Он так и не признался в любви этой девушке – предмету его грез. Достаточно было пролететь какой-нибудь птичке или облаку набежать на вечернее небо, чтобы разрушить хрупкое здание счастья и освобождения, возникшее утром в воображении поэта, наивного, как ребенок. Ему помешала боязнь показаться смешным или же страх излечиться от своей непобедимой и роковой страсти к Терезе.
Он не уходил и ничего не отвечал Катрин, которая, торопясь приготовить все к приезду своей дорогой хозяйки, решилась наконец оставить его одного. Лоран был во власти мучительной тревоги. Он терялся в догадках, почему Тереза возвращалась в Париж, не сообщив ему об этом. Приезжает ли она тайно с Палмером, или, быть может, она поступила так же, как он, Лоран? Быть может, она сообщила ему о счастье, которое еще не осуществилось и самая мысль о котором теперь уже исчезла? Не скрывался ли за этим неожиданным и таинственным возвращением ее разрыв с Диком?
Лорана это радовало и в то же время пугало. В его мозгу и нервах сталкивались тысячи мыслей, тысячи причин для волнения. Был момент, когда он незаметно для себя забыл о действительности и ему показалось, что все эти предметы, покрытые серым полотном, были могилами на кладбище. Он всегда испытывал ужас перед смертью и невольно, но беспрестанно думал о ней. Он видел ее вокруг себя во всех обличьях. Ему почудилось, что вокруг него колеблются саваны, и, в страхе вскочив, он закричал:
– Кто же это умер? Тереза? Палмер? Я вижу, я чувствую, кто-то здесь умер!.. Нет, это ты, – продолжал он, говоря с самим собой, – это ты, проживший здесь, в ее доме, единственные счастливые дни в твоей жизни, теперь возвращаешься сюда безвольный, покинутый, забытый, как мертвец!
В комнату вошла Катрин – он не заметил этого, – она сняла чехлы, вытерла пыль с мебели, распахнула окна, подняла жалюзи, поставила цветы в большие китайские вазы на золоченых столиках. Потом она подошла к нему и сказала:
– Послушайте, что вы тут делаете?
Лоран очнулся от забытья и, растерянно оглядевшись вокруг, увидел цветы, отраженные в зеркалах, мебель работы Буля[12], сияющую на солнце, и весь этот праздничный облик комнаты, как по волшебству сменивший тот мрак, который бывает в доме, когда его покинули хозяева и когда кажется, что дом этот посетила смерть.
У него возникли другие галлюцинации.
– Что я здесь делаю? – повторил он, мрачно улыбаясь. – Да, что я здесь делаю? Сегодня у Терезы праздник, это день опьяняющей радости и забвения. Хозяйка этого дома назначила здесь любовное свидание, и, конечно, она ждет не меня – ведь я мертв! Что делать мертвецу в этой комнате, где будут праздновать свадьбу? И что она скажет, когда увидит меня здесь? Она скажет то же, что и ты, бедная старушка, она мне скажет: «Уходи отсюда! Твое место в гробу!»
Лоран говорил как в бреду. Катрин стало жаль его.
«Он сумасшедший, – подумала она, – он всегда был таким».
В то время как она искала добрые слова, чтобы ласково выпроводить его, Катрин услышала, что перед домом остановился экипаж. От радости, что увидит Терезу, она забыла Лорана и бросилась открывать.
Палмер стоял у калитки вместе с Терезой, но, торопясь стряхнуть с себя дорожную пыль и не желая доставлять Терезе неудобства, перенося свои вещи из почтовой кареты к ней в дом, он тут же снова сел в экипаж и приказал везти себя в гостиницу «Мерис», сказав Терезе, что через два часа привезет ей ее чемоданы и пообедает вместе с ней.
Тереза обняла свою добрую Катрин и, расспрашивая, как жилось старушке в ее отсутствие, вошла в дом с тем нетерпеливым, тревожным или радостным любопытством, которое инстинктивно охватывает нас при возвращении в места, где мы долго жили. Катрин не успела предупредить ее о том, что Лоран здесь, и Тереза неожиданно увидела его, бледного, отчужденного и словно окаменевшего на диване в гостиной. Он не слышал ни стука экипажа, ни хлопанья стремительно открывшихся дверей. Он все еще был погружен в свои мрачные мысли, когда увидел ее перед собой. Он издал душераздирающий крик, бросился к ней, чтобы обнять ее, и упал, задыхаясь, почти без чувств, у ее ног.
Пришлось развязать ему галстук и дать ему понюхать эфира; он тяжело дышал, и сердце его билось так сильно, что все его тело сотрясалось, словно от электрических разрядов. Видя его в таком состоянии, Тереза испугалась и подумала, что он опять заболел. Однако румянец, свойственный молодости, скоро вновь проступил на его щеках, и Тереза заметила, что он пополнел. Он тысячу раз поклялся ей, что никогда не чувствовал себя лучше и что он счастлив видеть ее похорошевшей, с такими же ясными глазами, как в первые дни их любви. Он встал на колени и целовал ей ноги в знак своего уважения и обожания. Его излияния были так пылки, что Тереза встревожилась и поспешила напомнить ему, что она скоро уезжает и выходит замуж за Палмера.
– Как? Что? Что ты говоришь? – вскричал Лоран, побледнев так, как будто гром грянул над его головой. – Уезжаешь? Выходишь замуж!.. Каким образом? Почему? Неужели это все еще сон? Ты в самом деле произнесла эти слова?
– Да, – ответила она, – я их произнесла. Я тебе писала об этом; ты, значит, не получил моего письма?
– Уезжаешь! Выходишь замуж! – повторял Лоран. – Но ведь прежде ты говорила, что это невозможно! Вспомни! Были дни, когда я жалел, что не могу заставить замолчать терзавших тебя людей, отдав тебе мое имя и всю мою жизнь. А ты, ты отвечала: «Ни за что, ни за что, пока будет жить этот человек!» Так, значит, он умер? Или ты любишь Палмера так, как меня ты никогда не любила, раз ты пренебрегаешь для него щепетильностью, которую и я находил обоснованной, и не боишься ужасного скандала, который я считаю неизбежным?
– Графа *** не стало, и я свободна.
Лорана так поразило это неожиданное известие, что он забыл все свои мечты о братской и бескорыстной дружбе. То, что Тереза предвидела в Генуе, осуществилось самым душераздирающим образом. Лоран вообразил себе упоительное счастье, которым он мог бы наслаждаться, став мужем Терезы; он разразился потоками слез, и никакие уговоры Терезы не могли успокоить его смятение и отчаяние. Его горе выражалось так бурно и слезы были так искренни, что Терезу невольно взволновала эта патетическая и горестная сцена. Она никогда не могла видеть страданий Лорана, не чувствуя глубокой материнской жалости; она журила его и все-таки всегда бывала побеждена. Напрасно старалась она удержать слезы. То не были слезы сожаления, она понимала, что Лоран сам обманывает себя; так оно и было, но состояние его волновало ее нервы, а у таких женщин, как она, нервы – это фибры души; они содрогались от боли, которой она не могла себе уяснить.
Наконец ей удалось успокоить Лорана мягкими, нежными словами и заставить его принять ее замужество как решение самое благоразумное и лучшее для нее и для него. Лоран согласился с грустной улыбкой.
– Да, конечно, – говорил он, – я был бы отвратительным мужем, а с ним ты будешь счастлива! Небо посылает его тебе как награду и воздаяние за все тобою пережитое. Ты совершенно права, когда благодаришь его за это и считаешь, что твой брак спасет нас: тебя – от жалкого существования, меня – от угрызений совести, еще более горьких, чем прежние. Все это так верно, так мудро, так логично и так прекрасно устроено, и потому-то я так и несчастен!
И он снова заливался слезами.
Они не слышали, как вернулся Палмер. Правда, он был во власти ужасного предчувствия и без всякой предвзятой цели вошел, как подозрительный ревнивец, позвонил едва-едва и старался ступать так, чтобы паркет не скрипел у него под ногами. Он остановился у дверей гостиной и узнал голос Лорана.
«Ах! Я так и знал», – подумал он, рванув перчатку, которую он начал натягивать как раз перед этой дверью, очевидно для того, чтобы дать себе время собраться с мыслями, прежде чем войти. Он решил, что должен постучать.
– Войдите! – быстро крикнула Тереза, удивленная, что кто-то мог оскорбить ее этим стуком в дверь ее гостиной.
Увидя Палмера, она побледнела. То, что он сделал сейчас, было красноречивее слов – он подозревал ее.
Палмер заметил эту бледность и не понял ее истинной причины. Он увидел также, что Тереза только что плакала, а расстроенное лицо Лорана совсем его смутило. Первый взгляд, которым обменялись эти двое мужчин, был полон ненависти и вызова; потом они пошли навстречу друг другу, не зная, обменяются ли они рукопожатиями или схватят друг друга за горло.
Из них двоих Лоран в этот момент оказался лучше и чистосердечнее; его искренние порывы часто искупали все его ошибки. Он раскрыл объятия и горячо расцеловал Палмера, не пряча от него своих слез, которые снова начали душить его.
