Собрание сочинений. Том 1. Странствователь по суше и морям - Егор Петрович Ковалевский
На востоке любовь вспыхивает, как порох. Таинственное покрывало женщины, скрывая ее от преступных взоров, раздражает любопытство, подстрекает желания правоверных, и если это покрывало, как-нибудь нечаянно или с намерением спадет с лица женщины, если это лицо не дурно, – мысль обладания им быстро зарождается в душе мусульманина; препятствия только раздражают его. Это может быть не любовь, но чувство эгоизма, страсть к преобладанию, столь общая на востоке. Впрочем, я не хочу разбирать физиологически вопрос, столь важный; я представил вам только факт.
Туркменец был хорош собою и потому не мог не понравиться Нюр-Паше, которая может быть впервые увидела стороннего мужчину; они нашли случай объясниться, и вскоре Рахман-Аяз приступил к караван-баши с просьбой, чтоб тот отдал ему дочь свою. Надобно вам сказать, что караван-баши, т. е. глава каравана, лицо важное в Средней Азии, удостоеваемое этого звания большей частью выбором самого хана, всегда богатое, следственно пользующееся общим уважением и привыкшее к деспотической власти в своем караване. Рахим-бай был по преимуществу караван-баши, по преимуществу таджик[25], человек, у которого вместо души были счеты, и он при всяком случае поверял на них свои барыши и убытки, или безмен, на котором он взвешивал отношения свои к людям.
– А можешь ли ты заплатить за дочь мою выкуп верблюдами и разными товарами всего до 400 тилл (около 6000 руб. асс.), – спросил насмешливо Рахим бай.
– Нет! – отвечал туркменец.
– Так нет тебе моей дочери.
Туркменец уехал. Теперь его единственною мыслью, единственной заботой было добыть 400 тилл; но как добыть их кочевому человеку! Напрасно подстерегал он, близ караванного пути, запоздалого и оплошавшего путника или другую добычу, – добыча была или слишком скудна, или не под силу ему, а товарищей собрать он не мог, потому что не пользовался известностью батыря. Напрасно участвовал он в барантах самых отчаянных, и ходил на море (Каспийское), – на промысел за пленниками: на долю его приходилось слишком немного для того, чтобы скопить в год или два такую огромную сумму, а терпения туркменца не хватило бы на более длинный срок, да и мало ли что могло случиться даже и в это время!
Вдруг блеснула ему счастливая мысль: отправиться в Тегеран, сообщить английской миссии вести о Стотарте и Коноли, уже сидевших в яме в Бухаре, и вызваться доставить им письмо и привезти от них ответ: предприятие, в высшей степени отчаянное; но Рахман-Аяз имел уже случай оказать раз маленькую услугу Коноли и по опыту знал, как дорого платят англичане за подобного рода дела. Задумано и сделано. Через несколько дней, он бродил уже около Кана-хане и улучал время и обстоятельства, чтобы передать Коноли и Стотарту привезенное им из Тегерана письмо; но это сделать было нелегко, и он на первый раз ушел без успеха.
Вы ведь знаете, что такое Кана-хане? Это та знаменитая яма, темница, о которой я говорил в первой книжке «Странствователя»; она находится в самом арке, в укрепленной цитадели, рядом с Абхане, недалеко от ханского дворца, почти между дворами, занимаемыми его гаремом и визирем; следовательно, проникнуть к ней нелегко, а возбудить подозрение сторожащих ее сарбазов, значило подвергнуть жизнь свою несомненной опасности. Рахман-Аяз вышел из арка с теми же предосторожностями, как и вошел в него.
Если вы встретите на улицах Бухары человека, в засаленном алачевом – непременно алачевом халате, подпоясанного веревкой, вместо пояса, без верхнего халата, прикрывающего опояску, по обычаю азиатцев, в черной суконной шапочке, опушенной мерлушкой, вместо чалмы, всегда пешего, хоть грязь по колено, что в Бухаре случается после каждого, даже небольшого, дождя, человека, робко прокрадывающегося по улицам с опущенною головой, с редкой черной бородой, с блестящими глазами, человека, которого толкает кто хочет, в которого мальчишки, забавы ради, кидают камнями и грязью, – этот человек верно жид. Если вы, пройдя от Регистана бесчисленный ряд улиц и переулков, перейдете через канал Шяхри-руд и поворотите влево от Турки-Джанды, то достигнете совершенно отдельного квартала, мрачного, грязного, большей частью пустынного, хотя с домами, обращенными инде окнами на улицу, но эти окна всегда закрыты ставнями, лишенного отрадной зелени и даже хоузов, бассейнов, довольно часто встречаемых в Бухаре, – это квартал жидовский, квартал париев. Правоверный пробирается сюда изредка, тайком, или за запрещенным напитком, или для коммерческих сделок, или тайных потреб своего сердца.
Сюда отправился Рахман-Аяз, видя явную необходимость в посторонней помощи, хотя он с таким же отвращением прибегал к помощи жида, как бы прибегнул к защите самого дьявола.
Евреи, рассеянные по всей земле, более или менее гонимые всюду, тем теснее жмутся друг к другу, если сойдется их несколько на чужбине, – а для них всюду чужбина, – тем крепче связаны духом единства, духом братства; это отличительная черта характера еврейского племени; она только и осталась от всего хорошего, родового в народе, между евреями бухарскими. Религия здешних евреев искажена в высшей степени; не имея ни священных книг, ни раввинов, они только ощупью, понаслышке, исполняют главнейшие обряды и празднуют некоторые дни. Почтенный Вольф приходил от них в совершенное отчаяние. Все внимание здешнего жида устремлено на защиту своей собственности от беспрестанных покушений бухарских властей и на стремление к ее увеличению, как ни ограничены к тому его средства. Многие из евреев, чтобы избавиться от угрожающей им, за какое-нибудь преступление, казни, приняли магометанскую религию; еврей-магомметанин должен перейти в другую часть города и взять жену магомметанку, какую-нибудь пленницу; впрочем, в душе, он остается поклонником закона Моисеева, в тайне посещает жидовский квартал, который он себе усвоил, с которым сроднился за неимением родины.
Грустное зрелище представляет человек, повсюду преследуемый людьми, без родины, без веры, без защиты от правительства. Надобно сознаться, что христианские правительства, в средние века, преследовали иудейское племя еще с большим ожесточением: известен Толедский эдикт в Испании, которым евреи подвергались совершенному рабству, лишению всех прав гражданства, и дети их, старше семи лет, исторгались из семей своих. – Вслед за тем пала гроза на Испанию, нагрянули мавры, и евреи получили от
