Записки о Шерлоке Холмсе - Артур Конан Дойль
– С удовольствием.
– Вы говорили, в доме имеется холостяцкий угол, а я вижу, что других гостей у вас нынче нет. Мне это подсказывает ваша вешалка для шляп.
– Я буду очень рад, если вы останетесь.
– Спасибо. Тогда я воспользуюсь свободным крючком. Огорчительно видеть, что у вас побывал «британский рабочий». Зловещая примета. Надеюсь, с канализацией ничего не стряслось?
– Нет, это по части газа.
– Ага! На линолеуме, как раз в пятне света, видны две царапины от гвоздиков на его сапогах. Нет, спасибо, я уже поужинал на вокзале Ватерлоо, но охотно выкурю с вами трубку.
Я протянул Холмсу кисет, он сел напротив меня и некоторое время молча курил. Уверенный, что лишь какое-то важное дело могло привести ко мне Холмса в столь поздний час, я терпеливо ждал, пока он заговорит.
– Вижу, у вас в последнее время довольно много работы, – сказал Холмс, пристально вглядываясь в меня.
– Да, день был хлопотный, – признался я. – Считайте меня простофилей, но я не пойму, как вы догадались.
Холмс усмехнулся себе под нос:
– Дорогой Ватсон, мне ведь знакомы ваши привычки. Когда вам предстоит короткий обход, вы идете пешком, а когда длинный – едете на хэнсоме. Вижу, ботинки вы надевали, но грязи на них нет, из чего я уверенно заключаю: нынче вы заняты настолько, что вам понадобился хэнсом.
– Блестяще! – воскликнул я.
– Элементарно, – отозвался Холмс. – Обычная история: собеседник поражается твоему умозаключению, так как упустил мелкую деталь, положенную в его основу. То же самое, дружище, можно сказать и о ваших зарисовках: они производят эффект, потому что вы скрываете от читателя некоторые предпосылки, важные для расследования. Кстати, сейчас я сам нахожусь в положении такого читателя, поскольку держу в руках некоторые нити одного из самых странных случаев, когда-либо смущавших человеческий ум, но мне недостает одной или двух подробностей, чтобы сделать мою теорию полной. Но я заполучу их, Ватсон, заполучу непременно!
В его глазах сверкнул огонек, на худых щеках выступил слабый румянец. На миг, не более, он выдал присущие его натуре азарт и увлеченность. Но, взглянув на Холмса еще раз, я убедился, что его лицо обрело прежнюю, поистине индейскую невозмутимость, благодаря которой многие видели в нем скорее механизм, нежели человека.
– Загадка не лишена интереса, – продолжил Холмс. – Я бы сказал, на редкость занимательна. Я уже приступил к расследованию, и, думаю, выводы назрели. Если сможете сопровождать меня на последнем этапе, вы окажете мне большую услугу.
– Я буду счастлив.
– А в Олдершот завтра выберетесь?
– Не сомневаюсь, Джексон согласится взять на себя моих пациентов.
– Отлично. Я хотел бы выехать в одиннадцать десять с вокзала Ватерлоо.
– Время вполне удобное.
– Тогда, если вас еще не очень тянет ко сну, я расскажу, что это за история и что мне осталось сделать.
– Я клевал носом до вашего прихода, но теперь взбодрился.
– Постараюсь быть кратким, но не настолько, чтобы упустить важные детали. Возможно, вам даже попадались на глаза сообщения об этом деле. Речь идет о предполагаемом убийстве, которое я расследую. Произошло оно в Олдершоте, жертва – полковник Баркли из Королевского малловианского полка.
– Впервые слышу.
– Пока что оно не вызвало особого внимания за пределами Олдершота. Этой новости всего два дня. Вкратце факты таковы: Королевский малловианский, как вам известно, один из самых прославленных ирландских полков в британской армии. Он совершал чудеса на Крымской войне, во время восстания сипаев и впоследствии отличился во всех военных действиях. Вплоть до вечера понедельника во главе полка стоял Джеймс Баркли, доблестный ветеран, который начинал рядовым, за храбрость во время восстания сипаев был пожалован в офицеры, а со временем дослужился до командующего тем самым полком, где прежде состоял стрелком.
Еще сержантом будущий полковник Баркли вступил в брак с мисс Нэнси Девуа, дочерью бывшего сержанта-знаменщика того же полка. Само собой, когда юная пара (да, они были еще молоды) водворилась в своем новом окружении, не обошлось без косых взглядов. Но молодожены, похоже, быстро применились к обстановке, и миссис Баркли, как я понимаю, пользовалась у офицерских жен такой же благожелательностью, как ее супруг у офицеров. Добавлю, что она была на редкость хороша собой и даже сейчас, спустя три с лишним десятка лет, не потеряла своей поразительной красоты.
Похоже, семейная жизнь полковника Баркли протекала вполне счастливо. Майор Мерфи, от которого я почерпнул почти все эти сведения, заверяет, что никогда не слышал, чтобы у супругов случались разногласия. В целом, считает майор, Баркли был больше привязан к жене, чем она к нему. Стоило им разлучиться хотя бы на день, и он терял покой. Она же, оставаясь верной и преданной женой, никогда не проявляла столь навязчивой привязанности. В полку их считали образцовой супружеской парой средних лет. Ничто в их отношениях не предвещало трагедии.
Полковник Баркли отличался своеобразным характером. Иной раз вместо бывалого вояки, бравого и общительного, он представал человеком гневливым и мстительным. Впрочем, эти свои свойства он, похоже, никогда не обращал против жены. Майор Мерфи и трое из пяти офицеров, которых я опросил, отметили еще одну странность: время от времени на Баркли находило необъяснимое уныние. По словам майора, посреди веселого офицерского застолья Баркли мог вдруг нахмуриться, словно невидимая рука стирала с его лица улыбку. Иной раз подавленное настроение владело им несколько дней кряду. Кроме этого, собратья-офицеры не замечали в его характере ничего необычного, за вычетом некоторой склонности к суевериям. Дело в том, что Баркли не любил оставаться один, особенно когда стемнеет. Окружающие часто гадали и судачили о том, как человек, чья храбрость не подлежит сомнению, может поддаваться ребяческим страхам.
Первый батальон Королевского малловианского (прежде он назывался 117-м) уже несколько лет размещался в Олдершоте. Женатые офицеры проживали вне бараков, и полковник все это время занимал виллу Лэшин, в полумиле от северного лагеря. Дом окружен парком, но с запада примыкает к большой дороге, проходящей в каких-нибудь тридцати ярдах. Штат прислуги состоит из кучера и двух служанок. Кроме них и хозяев, на вилле Лэшин никто не живет: детей у Баркли нет, а гости обычно на ночь не остаются.
А теперь о том, что произошло на вилле в прошлый понедельник, между девятью и десятью вечера.
Миссис Баркли принадлежит, как выяснилось, к католической церкви; она немало потрудилась для учреждения Союза святого Георга при часовне на Уотт-стрит: там раздают бедным старую одежду. Тем вечером, в восемь, как раз состоялось собрание союза, и миссис Баркли, чтобы успеть, перенесла
