Дилан Томас - Под сенью молочного леса (сборник рассказов)
- Жена не позволит, - сказал Уилл Сентри.
Тут мистер Франклин еще больше разозлился, и они все принялись урезонивать его, приговаривая:
- И что тебе дался этот Уилл Сентри?
- Какой вред от старика Уилла?
- Да он просто за денежками присматривает, Бенджи.
- Я что, нечестный? - удивленно воскликнул мистер Франклин.
Ответа не последовало, а потом Ной Боуэн произнес:
- Ты же знаешь, что такое комитет. После Боба Скрипача они не очень-то доверяют новому казначею.
- По-вашему выходит, я способен пропить деньги на поездку, как Боб Скрипач? - спросил мистер Франклин.
- Способен, - медленно произнес дядюшка.
- Я подаю в отставку, - сказал мистер Франклин.
- Только денежки сначала отдай, - вставил Уилл Сентри.
- Кто подложил динамит в водоем для лососей? - спросил мистер Уизли, но на него никто и внимания не обратил.
Через некоторое время они преспокойненько играли в карты, в сгущающихся сумерках разогретой, пропахшей сыром лавки, и мой дядюшка надувался и трубил всякий раз, когда выигрывал, а мистер Уизли погромыхивал, как землечерпалка, и в конце концов я уснул на благоухающей подливками всхолмленной лужайке дядюшкиного жилета.
Однажды воскресным вечером, вернувшись из Бетезды, мистер Франклин заглянул на кухню, где мы с дядюшкой поедали ложками сардинки прямо из консервной банки, потому что было воскресенье и дядюшкина жена все равно не позволила бы нам играть в шашки. Она тоже была где-то в кухне. Может, притулилась в бабушкиных настенных часах, свесивших гири и издыхающих. Через секунду дверь отворилась снова, и в комнату проскользнул Уилл Сентри, вертя в руках твердую круглую шляпу. Оба они уселись на диванчик, одинаково чопорные, пронафталиненные, черные в своих костюмах для церкви - прямо как с похорон.
- Я принес список, - сказал мистер Франклин. - Все заплатили полностью. Можешь спросить у Уилла Сентри.
Дядюшка надел очки, обтер усы носовым платком, размером напоминающим наш государственный флаг, отложил в сторону ложку, которой только что ел сардины, взял у Франклина список, снял очки, чтоб видеть буквы, а потом не торопясь перебрал все имена одно за другим.
- Энох Дэвис. Кулаки у него что надо. Никогда не знаешь, что ему в голову взбредет. Малютка Гервейн. Очень мелодичный бас. Мистер Кадвалладур. То, что надо. И часы мои ни к чему - он точнее скажет, когда начинать. Мистер Уизли. Никаких сомнений. Был в Париже. Увы, он плохо переносит дорожную тряску. В прошлом году на пути от "Улья" до "Золотого дракона" останавливал шарабан девять раз. Ной Боуэн. Миротворец. Сладкоречивый, как горлица. Никогда не спорьте с Ноем Боуэном. Дженнис Лаугор. Этого держите подальше от денежных дел. В противном случае приготовьте заранее окно с зеркальными стеклами. И десять кружек пива для сержанта. Мистер Джарвис. Весьма достойный человек.
- Пытался протащить в шарабан поросенка, - вставил Уилл Сентри.
- Живи и давай жить другим, - сказал дядюшка.
Уилл Сентри покраснел.
- Синдбад Мореход. Пусть посидит дома. Старый О. Джонс.
- Откуда это он взялся? - спросил Уилл Сентри.
- Старый О. Джонс ездит всегда, - сказал дядюшка.
Я поглядел на кухонный стол. Банка с сардинами исчезла. Вот это да, сказал я про себя, - дядюшкина жена быстротой с молнией поспорит.
- Катберт Джонни Форнайт. Как раз то, что нужно, - сказал дядюшка.
- Он волочится за женщинами, - опять вставил Уилл Сентри.
- Как и ты, - возразил мистер Бенджамин Франклин, - но только ты в мыслях.
В конце концов дядюшка одобрил весь список; в какой-то момент он сделал паузу и сказал, перескочив через одно имя:
- Не будь мы христианской общиной, мы бы утопили этого Боба Скрипача в море.
- Можно сделать это в Порткоуле, - ответил мистер Франклин и вскоре после этого поднялся уходить, а Уилл Сентри следовал за ним на расстоянии не больше дюйма, и их по-воскресному начищенные ботинки скрипели по кухонному полу.
И незамедлительно возникла дядюшкина жена - прямо перед кухонным шкафом, с фарфоровой собачкой в руке. Вот это да, - подумал я про себя опять, - ты видел когда-нибудь такую женщину, если она вообще женщина? Свет на кухне еще не был зажжен, и она стояла в перекрещениях теней, и тарелки на буфете позади нее поблескивали, как белые и розовые глазки.
- Мистер Томас, если вы уедете в следующую субботу, - сказала она дядюшке своим слабым, шелковым голоском, - я уеду домой, к маме.
Ничего себе, - подумал я, - у нее еще и мама есть. Ну прямо старая плешивая мышь - а будь их целая стая, не хотел бы я с ними повстречаться в темном месте.
- Я или шарабан, мистер Томас.
Я бы сделал выбор без промедленья, но дядюшке потребовалось почти полминуты, чтобы наконец сказать:
- Ну что ж, Сара, любовь моя, я выбираю шарабан.
Он взял ее под мышки, поднял, поставил на кухонный стул, и она треснула его по голове фарфоровой собачкой. После этого он снял ее со стула, и тогда уж я сказал: Спокойной ночи.
Всю оставшуюся часть недели дядюшкина жена быстро шмыгала по дому со своей вездесущей тряпкой для пыли и шебуршилась по углам, а дядюшка сопел, трубил и надувался, а я все время старался чем-нибудь заняться, чтобы не попадаться им под руку. А за завтраком в субботнее утро, в то самое утро, на которое был назначен отъезд, я обнаружил на кухонном столе записку. Вот что в ней говорилось: В кладовке есть немного яиц. Перед тем как лечь в постель, снимай ботинки. Да, дядюшкина жена ушла, исчезнув с быстротой молнии.
Увидев эту записку, дядюшка вытащил из кармана полотнище носового платка, и трубы его издали такой рев, что тарелки на буфете задрожали.
- Одна и та же история каждый год, - сказал он. Потом взглянул на меня. - Нет, в этом году есть кое-что новое. Ты должен поехать со мной, и мне страшно подумать, что скажут об этом все остальные.
Шарабан подкатил, и когда все участники поездки увидели нас с дядюшкой - мы выскочили вдвоем из лавки, оба наглаженные, начищенные, при полном параде - они зарычали, как звери в зоологическом саду.
- Вы берете мальчишку? - спросил мистер Бенджамин Франклин, когда мы уже влезли в шарабан. Он посмотрел на меня с откровенным ужасом.
- Мальчишки - это отвратительно, - проронил мистер Уизли.
- Он за него не платил, - вставил Уилл Сентри.
- Для мальчишки места нет. И потом, их в шарабанах вечно укачивает.
- И тебя тоже, Энох Дэвис, - ответил дядюшка.
- С таким же успехом можно брать с собой и женщин.
По тому, как было произнесено это слово, стало ясно, что женщины гораздо хуже мальчишек.
- Уж лучше, чем брать дедушек.
- Дедушки - это тоже отвратительно, - сказал мистер Уизли.
- А что мы с ним будем делать, когда остановимся подкрепиться?
- Я дедушка, - добавил мистер Уизли.
- До открытия осталось ровно двадцать шесть минут, - заорал старичок в панамке, не глядя на часы. Про меня они тотчас забыли.
- Молодчина! - закричали они мистеру Кадвалладуру (а это оказался он), и шарабан тронулся в путь по улице нашего городка.
Несколько хмурых женщин с порогов своих домов мрачно смотрели вслед удалявшемуся шарабану. Какой-то малыш помахал нам ручкой, но мать наградила его оплеухой. Было чудесное августовское утро.
Мы выехали из городка, переехали через мост и поднимались уже по холму к Стиплхэтскому лесу, и вдруг мистер Франклин, держа в руках список, громко закричал:
- А где старина О. Джонс?
- Где старина О.?
- Старина О. остался.
- Без старины О. мы ехать не можем.
И, хотя мистер Уизли шипел всю дорогу, мы повернули и поехали обратно в городок, где на пороге "Принца Уэльского" старина О. Джонс терпеливо ждал, покинутый всеми, с холщовой сумкой в руках.
- Мне вовсе не хотелось ехать, - заявил старина О. Джонс, когда они втащили его в шарабан, похлопывая по спине, усадили на сиденье и всучили в руки бутылку, - но я ведь езжу всегда.
И мы покатили через мост, вверх по холму, в зеленых потемках леса, по пыльной дороге, и мимо мелькали ленивые коровы и утки. Вдруг мистер Уизли заорал:
- Остановите омнибус! Я оставил зубы на камине!
- Ну и что? - ответили ему. - Вы же никого кусать не собираетесь. - И ему дали бутылку с соломинкой.
- А если я захочу улыбнуться? - спросил он.
- Нет, нет, только не вы, - ответили ему.
- Который час, мистер Кадвалладур?
- Осталось двенадцать минут! - прокричал им в ответ старичок в панамке, и все в один голос начали поносить его.
Шарабан остановился у дверей "Горной овцы" - маленькой, неказистой таверны, соломенная крыша которой напоминала парик, изъеденный стригущим лишаем. На флагштоке у мужской уборной развевался флаг Сиама. То, что флаг был сиамским, я знал по сигаретным коробкам. Хозяин таверны стоял на пороге, приветствуя нас с улыбкой прикинувшегося овечкой волка. Это был долговязый поджарый мужчина с гнилыми зубами, сальными завитками на лбу и сверлящим взглядом.
- Какой чудесный летний день! - произнес он и тронул завиток когтистой лапой.