Все романы в одном томе - Фрэнсис Скотт Фицджеральд
Стар замолчал, взял со стола ключи и сунул их в карман.
– А потом? – улыбаясь, спросил Боксли. – Что дальше?
– Не знаю, – ответил Стар. – Я просто придумывал фильм.
Боксли почувствовал, будто его провели.
– Это всего лишь мелодрама!
– Не обязательно, – возразил Стар. – И уж точно никаких драк, фальшивых диалогов и даже мимики. Весь произносимый текст – одна немудреная фраза, писателю вашего уровня не составит труда ее исправить. Однако сцена вас заинтересовала.
– А зачем пятицентовик? – попытался сменить тему Боксли.
– Не знаю, – ответил Стар и вдруг рассмеялся. – Нет, как же, пятицентовик – за билет в кино!
Двое стражей наконец отпустили Боксли – он расслабленно откинулся на спинку кресла.
– За что вы мне платите? – со смехом спросил он. – Я ведь ни уха ни рыла не смыслю в фильмах!
– Разберетесь, – улыбнулся Стар. – Иначе не спросили бы про пятицентовик.
Выйдя в приемную, они наткнулись на большеглазого брюнета.
– Мистер Боксли, это Майк ван Дайк, – представил их Стар. – Что стряслось, Майк?
– Ничего, просто зашел проверить, не обратились ли вы в легенду.
– Опять бездельничаешь? Я на просмотрах не смеялся уже неделю!
– Опасаюсь нервного срыва.
– Не потеряй форму. Давай-ка покажи, на что способен. – Стар повернулся к Боксли. – Майк сочиняет репризы – еще с тех пор, как я под стол пешком ходил. Давай-давай, покажи мистеру Боксли два крыла, рывок, пинок и вылет.
– Прямо здесь? – уточнил Майк.
– Конечно.
– Места маловато. Я, собственно, шел спросить…
– Места хватит.
– Ну ладно. – Майк оценивающе оглядел помещение. – За вами выстрел.
Кейти, помощница мисс Дулан, приготовила бумажный пакет.
– Это такой номер, – обернулся Майк к Боксли, – еще со времен Кинстонской студии. – Он взглянул на Стара. – Слово «номер» он знает?
– Номер – это выход, выступление, – пояснил для Боксли Стар. – Джорджи Джессел, комик, упоминает «Линкольна, который отколол номер при Геттисберге».
Кейти надула бумажный пакет и зажала край зубами. Майк стоял к ней спиной.
– Внимание! – скомандовала Кейти и шлепнула ладонями по пакету.
Тут же Майк рванул себя обеими руками за ягодицы, подпрыгнул, шаркнул по полу ногой, затем другой, не сходя с места, тут же дважды взмахнул руками по-птичьи…
– Два крыла, – кивнул Стар.
…потом вылетел из сетчатой двери, которую придерживал для него мальчишка-рассыльный, и исчез за балконным окном.
– Мистер Стар, – раздался голос Катрин Дулан. – Вызывает Нью-Йорк, на проводе мистер Хэнсон.
Через десять минут Стар нажал кнопку диктографа. Вошедшая мисс Дулан доложила, что в приемной дожидается актер, гордость студии.
– Скажите, что я ушел через балкон, – предложил Стар.
– Хорошо. Он здесь уже четвертый раз за неделю. Явно волнуется.
– Не намекнул, чего хочет? Может, ему к Брейди?
– Он не сказал. У вас назначено совещание, мисс Мелони и мистер Уайт уже здесь, мистер Брока ждет рядом, в кабинете мистера Рейнмунда.
– Скажите Родригесу, пусть войдет, – решил Стар. – Предупредите, что у меня только минута времени.
Красавца актера Стар встретил стоя.
– Что за срочность? – спросил он с приятной улыбкой.
Актер терпеливо дождался, пока за мисс Дулан закроется дверь.
– Монро, со мной все кончено, – выпалил он. – Я шел к тебе поговорить.
– Кончено? Ты читал «Вэрайети»? Твой фильм держится в «Рокси» дольше срока. И в Чикаго за неделю собрал тридцать семь тысяч.
– Тем хуже. В том-то и несчастье. Желания сбываются, только все ни к чему.
– Что случилось?
– Нас с Эстер ничего не связывает. Теперь навсегда.
– Поссорились?
– Нет, хуже! Даже говорить невыносимо. Голова ватная, брожу как шальной. На съемках каждая реплика – словно во сне.
– Я не заметил. Смотрел вчерашний материал – ты в прекрасной форме.
– Да? Вот видишь, никто даже не догадывается.
– Ты хочешь сказать, вы с Эстер расходитесь?
– Наверняка к тому идет. Неминуемо.
– Что случилось-то? – нетерпеливо спросил Стар. – Она вошла без стука?
– Да нет, у меня никого нет. Дело просто… во мне. Со мной все кончено.
Стар внезапно понял.
– С чего ты взял?
– Уже полтора месяца.
– Ты просто мнителен. У врача был?
Родригес кивнул.
– Что только не делал. Даже… ну, совершенно в отчаянии пошел к… Клэрис. Бесполезно. Все пропало.
Стара так и подзуживало отправить актера к Брейди – в конце концов, тот отвечает за связи с общественностью, пусть бы занялся и интимными связями… Он даже отвернулся на миг, чтобы Родригес не видел его лица.
– Я был у Пата Брейди, – продолжал актер, словно угадав мысль Стара. – Выслушал кучу дурацких советов, все испробовал – без толку. За ужином на Эстер даже глаз поднять не могу. Она-то держится молодцом, а мне хоть со стыда сгорай. И так все время. «Дождливый день» собрал в Де-Мойне двадцать пять тысяч, в Канзас-Сити двадцать семь, побил рекорды в Сент-Луисе, письма от поклонниц сыплются лавиной, а я каждый вечер дрожу от страха – как же, надо возвращаться домой и ложиться в постель…
Стара мало-помалу охватывала досада. Мелькнувшая мысль пригласить звезду на вечерний коктейль казалась теперь неуместной: что там делать Родригесу в таком состоянии? Затравленно блуждать между гостями с бокалом в руке, обсуждая многотысячные сборы?
– Вот я и пришел к тебе, Монро. Ты из всего найдешь выход. Я решил: попрошу у тебя совета, даже если ты скажешь пойти утопиться.
Зажужжал вызов, Стар включил диктограф.
– Пять минут, мистер Стар, – раздался голос мисс Дулан.
– Прошу прощения, – ответил Стар, – я еще не закончил.
– Полтысячи школьниц устроили парад, осадили дом, – мрачно продолжал актер. – А я прятался за шторами, боялся выйти.
– Присядь-ка, – велел Стар. – Обсудим и что-нибудь решим.
В приемной уже десять минут дожидались совещания Уайли Уайт и пятидесятилетняя иссохшая блондинка Джейн Мелони, голливудская репутация которой складывалась из полусотни ярлыков – «сентиментальная дура», «лучший голливудский сценарист», «ветеран», «рабочая кляча», «умнейшая женщина студии», «самый ловкий плагиатор цеха» – с исчерпывающим набором дополнений: нимфоманка, девственница, шлюха, лесбиянка и верная жена. Не будучи старой девой, она несла на себе отпечаток того стародевического облика, который свойствен большинству самостоятельно пробившихся женщин. К пятидесяти годам Джейн заработала язву желудка и годовое жалованье в сотню тысяч (рассуждения о том, считать ли его справедливым, недостойным или непомерно щедрым, могли бы стать предметом отдельного замысловатого