Теодор Драйзер - Американская трагедия
Хегленд, вообще очень смешливый, теперь согнулся чуть ли не вдвое, хлопал себя по бедрам и уже не хохотал, а ревел. Спарсер, разинув огромный рот, фыркал и гримасничал. Веселье было так заразительно, что на время Клайд забыл о ревности. Он тоже смотрел и смеялся. Но настроение его, в сущности, не изменилось. Он все-таки чувствовал, что Гортензия ведет себя нечестно.
Под конец Люсиль Николас и Тина Когел устали и вышли из игры. Гортензия тоже. Клайд немедленно подошел к ней. Ретерер последовал за Люсиль. Разошлись в разные стороны и все остальные. Хегленд скользил по льду, толкая Майду Акселрод перед собой, и вскоре они скрылись за поворотом. Хигби подхватил идею Хегленда и таким же способом повез Тину Когел вверх по реке, а Ретерер и Люсиль, словно заметив что-то интересное в ближней рощице, направились к ней, смеясь и болтая. Даже Спарсер и Лора, предоставленные самим себе, отправились куда-то, и Клайд остался наедине с Гортензией.
Они подошли к бревну, лежавшему на берегу, и Гортензия села. Но Клайд, страдая от воображаемых ран, молча стоял подле; почувствовав его настроение, Гортензия схватила его за пояс пальто и потянула к себе.
- Но-но-о, лошадка! - весело воскликнула она. - Но-но-о! Вперед! Лошадка, прокати меня по льду!
Клайд хмуро посмотрел на нее; внутренне взбешенный, он не собирался так легко забыть свои обиды.
- Зачем вы позволяете этому Спарсеру все время липнуть к вам? - спросил он. - Я видел, как вы уходили с ним туда, за поворот. Что он вам говорил?
- Ничего не говорил.
- Ну ясно, ничего, - сказал он громко и насмешливо. - Может быть, он и не целовал вас?
- Конечно, нет, - сказала Гортензия решительно и зло. - Хотела бы я знать, за кого вы меня принимаете? Я не позволяю целовать себя людям, которых вижу в первый раз, имейте это в виду, мой милый. Вам-то я не позволила.
- Да, конечно... Но вы к нему лучше относитесь, чем ко мне.
- Вот как? Ну что ж, может быть! Но все равно, какое вы имеете право говорить, что я к нему хорошо отношусь? Что же, мне и повеселиться нельзя, так я и буду у вас под надзором? Надоели вы мне, вот что я вам скажу!
Гортензия не на шутку рассердилась: ей показалось, что Клайд говорит с ней слишком по-хозяйски.
А Клайд, получив так внезапно суровый отпор, был несколько ошеломлен и тотчас решил, что, пожалуй, ему лучше изменить тон. В конце концов, она никогда не говорила, что любит его, даже тогда, когда давала свое неопределенное обещание.
- Ладно, - заметил он, помолчав, угрюмо и не без грусти. - Я знаю только одно: вы иногда говорите, что я вам не безразличен, так вот, если б мне кто был не безразличен, я не стал бы флиртовать с другими.
- Ах, вы не стали бы?
- Да, не стал бы.
- А кто же здесь флиртует, хотела бы я знать?
- Вы.
- Я не флиртую и, пожалуйста, уходите отсюда и оставьте меня в покое. Вы только и умеете придираться. Если я танцевала с ним в ресторане, это еще не значит, что я флиртую. Вы мне надоели, вот и все.
- Надоел?
- Да, надоели.
- Ну что же, может быть, мне лучше уйти и больше вас вообще не беспокоить, - сказал Клайд.
В нем пробудилось нечто, напоминавшее мужество его матери.
- Да, так будет лучше, раз вы не можете вести себя иначе, - заметила Гортензия, досадливо постукивая ногой по льду.
Но Клайд уже чувствовал, что не в силах вот так от нее уйти... он слишком пылко стремился к ней, был слишком ею порабощен. Воля его слабела; он с тревогой смотрел на Гортензию. А она вновь подумала о жакете и решила, что надо стать любезнее.
- А вы разве не смотрели ему в глаза? - спросил он неуверенно, опять вспомнив, как она танцевала со Спарсером в ресторане.
- Когда?
- Когда танцевали с ним.
- Не смотрела, во всяком случае, не помню. Ну а если бы и смотрела, что за беда? Это ничего не значит. Подумаешь! Неужели нельзя посмотреть в глаза человеку?
- Так, как вы смотрели, нельзя, если вам на самом деле нравится кто-то другой.
Лицо у Клайда стало и недовольное и растерянное.
Гортензия нетерпеливо и негодующе прищелкнула языком.
- Вы просто несносный.
- А там, на льду, когда вы вернулись с ним, - продолжал Клайд решительно, но все же волнуясь. - Вы не подошли ко мне, вы пошли с ним в конец цепи. Я видел. И всю дорогу держали его за руку. А когда вы упали, а потом сидели там с ним, он опять держал вашу руку. Хотел бы я знать, что это такое, по-вашему, - не флирт, нет? А что еще? Будьте уверены, Спарсер думает то же самое.
- Ну и пусть, а я все равно не флиртовала с ним, и можете говорить, что вам угодно. Хотите, чтобы все шло так, как сейчас, - хорошо, пожалуйста. Я не могу вас остановить. Это все ваша проклятая ревность; по-вашему, и того нельзя, и этого нельзя. Как же играть на льду, если не держаться за руки, хотела бы я знать? Вот еще, подумаешь! А вы сами с этой Люсиль Николас? Я видела, как она лежала у вас на коленях, а вы сидели и хохотали, но я ничего такого не подумала. Что же мне надо было делать, по-вашему? Приехать сюда и сидеть, как приклеенной, вот тут, на бревне? Или бегать за вами хвостом? Или чтоб вы бегали за мной? За кого вы меня принимаете? Что я - дура?
Она считала, что Клайд оскорбил ее, и вышла из себя. Она подумала о Спарсере, - он действительно привлекал ее сейчас больше, чем Клайд. Спарсер не романтик - он проще, практичнее.
Клайд отвернулся, снял кепи и мрачно потер голову, а Гортензия смотрела на него и думала о нем и снова о Спарсере. Спарсер мужественнее, не такая плакса. Он не стоял бы вот так и не жаловался, будьте уверены. Он, вероятно, сразу распростился бы с нею, увидев, что тут не будет толку. А все-таки Клайд на свой лад приятен и полезен. Кто еще сделает для нее то, что делает он? И, во всяком случае, он сейчас не принуждает ее уйти с ним куда-нибудь подальше, как ушли остальные. А она боялась, что он тоже решится на такую попытку, опережая ее планы и желания. Их ссора предотвратила это.
- Ну, подумайте, - снова заговорила она, решив, что лучше умаслить Клайда и что, в конце концов, справиться с ним не так уж трудно. - Так мы и будем ссориться? Стоит ли? Для чего вы меня сюда привезли? Неужели, чтобы ворчать на меня все время? Я бы не поехала, если б знала.
Она отвернулась, постукивая по льду узким носком ботинка, а Клайд, снова поддавшись очарованию этой девушки, схватил ее в объятия, прижимаясь губами к ее губам, стараясь удержать ее и подчинить своим ласкам. Но Гортензия, - отчасти потому, что ее теперь влекло к Спарсеру, отчасти потому, что Клайд раздражал ее, - оттолкнула его, злясь и на него и на себя. С какой стати подчиняться ему, делать то, чего ей не хочется, сейчас, по крайней мере? Она не обещала, что именно сегодня будет с ним так мила, как ему хочется. Такого уговора не было. Во всяком случае, сейчас она не желает, чтобы он так обращался с нею, она этого не позволит - и все тут! Клайд, понимая теперь, как она на самом деле к нему относится, отступил и только смотрел на нее мрачными и жадными глазами. И она ответила пристальным взглядом.
- Вы, кажется, говорили, что хорошо относитесь ко мне, - сказал Клайд почти злобно, видя, что все его мечты об этом дне, о счастливой прогулке развеялись как дым.
- Да, хорошо отношусь, когда вы бываете милым, - ответила она лукаво и уклончиво, думая о своих прежних обещаниях и стараясь как-нибудь уладить дело.
- Ну да, хорошо, - сказал он ворчливо. - Вижу я ваше хорошее отношение. Вы даже не позволяете мне до вас дотронуться. Хотел бы я знать, что вы имели в виду, когда говорили со мной в тот раз.
- А что я такое говорила? - возразила Гортензия только для того, чтобы выиграть время.
- Как будто вы не знаете!
- Ах да! Но ведь все это не сейчас, правда? Кажется, мы говорили... Она замолчала в нерешительности.
- Я помню, что вы говорили, - продолжал Клайд. - Но теперь я вижу, что вы совсем не любите меня, в этом все дело. Если б вы в самом деле меня любили, какая вам была бы разница - теперь, или через неделю, или через две? Как видно, это зависит от того, что я для вас делаю, а не от вашей любви ко мне. Вот так ловко!
Страдание сделало его дерзким и смелым.
- Ничего подобного! - огрызнулась она, разозленная тем, что он угадал правду. - И я не желаю, чтобы вы так со мной разговаривали. Мне совсем не нужен этот несчастный жакет, если хотите знать. И можете получить назад ваши несчастные деньги, не нужны они мне. И оставьте меня в покое раз и навсегда. У меня и без вашей помощи будут жакеты, сколько угодно!
Сказав это, она повернулась и пошла прочь. Но Клайд, уже думая, как всегда, только о том, чтобы ее умилостивить, бросился за ей.
- Не уходите, Гортензия, - просил он. - Подождите минутку. Я ничего такого не думал, честное слово. Я без ума от вас, честное слово. Разве вы не видите? Ну, пожалуйста, не уходите. Я совсем не для того даю вам деньги, Чтобы получить что-то взамен. Возьмите их просто так; если хотите... Я никого на свете так не люблю, никогда не любил. Возьмите все деньги, не надо мне их. Но только я думал, что и вы немножко любите меня. Неужели я совсем, совсем вам безразличен, Гортензия?
