Франсуа Ларошфуко - Мемуары

Помимо этого, г-н де Шатонеф намеревался предложить через того же Гурвиля другие условия примирения, но поскольку они клонились к тому, чтобы воспрепятствовать возвращению Кардинала, он не мог противопоставить их предложениям королевы, сообщенным ею через герцога Буйонского. Что касается самого г-на де Шатонефа, то он изъявлял готовность безраздельно объединиться с Принцем и предоставить ему в руководстве государственными делами столько участия, сколько тот пожелает, лишь после падения Кардинала. От имени двора Принцу также было предложено дать согласие на свидание с герцогом Орлеанским в городе Ришелье, дабы они сообща обсудили условия, на которых могло бы состояться чистосердечное примирение, причем двор, видимо, искренне стремился его достигнуть. Но, к несчастью для Франции и самого Принца, он остался глух к этим призывам и отверг столько благоприятных возможностей, и как бы значительны и существенны ни были предложения королевы, они вызвали в нем раздражение, потому что были сделаны при посредстве герцога Буйонского. Он рассчитывал, что тот и г-н де Тюрснн будут обладать в его партии большим весом, и находил, что никто, кроме них, не сможет защитить укрепления Бельгарда и Стене. Он видел, что его прежние войска, оставленные им с тем, чтобы их возглавил г-н де Тюренн, становились там решительно бесполезными и им угрожала опасность либо распасться, либо подвергнуться разгрому; он также видел, что меры, принятые им совместно с испанцами для обеспечения безопасности его крепостей в Шампани, ничего не дадут, и что ни его войска, ни испанцы не станут оказывать никакому военачальнику, который мог бы занять этот пост, такое же доверие и уважение, с каким они относились к г-ну де Тюренну. Все это чувствительно беспокоило Принца, хоть он и старался совладать с охватившей его досадой. И все же он весьма сухо ответил герцогу Буйонскому: он написал, что теперь больше не время выслушивать предложения, осуществить которые заведомо не хотят; чтобы герцог, соответственно своим обещаниям, открыто встал на его сторону; чтобы г-н де Тюренн возглавил его выступившие в Стене войска и что лишь после этого он сочтет возможным рассмотреть предложения двора и заключить надежное и почетное соглашение. Он поручил Гурвилю доставить этот ответ и изложить герцогу Орлеанскому соображения, вынудившие его отказаться от свидания в Ришелье. Главнейшие из них состояли в следующем: это совещание намечалось отнюдь не с целью заключить мир, а лишь для того, чтобы помешать ему устоять в войне; что в то самое время, когда все сословия государства вот-вот выступят против двора, когда испанцы готовятся оказать существенную помощь людьми, деньгами и кораблями, его хотят втянуть в гласные переговоры, один слух о которых сорвал бы проводимые им наборы в войска и изменил бы умонастроение всех собирающихся примкнуть к его партии.

Помимо этих общих причин были и другие, особого рода, не позволявшие Принцу верить в благожелательность герцога Орлеанского, и среди них - его тесная связь с коадъютором Парижским, заклятым врагом Принца и его партии, снова сблизившимся с двором, который заверил его, что добудет ему кардинальскую шляпу. {22} Это последнее обстоятельство крайне заботило Принца и повело к тому, что возложенные им на Гурвиля поручения не ограничились только что мною отмеченными и что к ним он добавил еще одно, более трудное и опасное. Ибо, видя, что Коадъютор в своей вражде к нему по-прежнему не останавливается ни перед чем и, преследуя свои цели, а также из тщеславия, старается чинить ему помехи во всем, Принц решил приказать, чтобы Коадъютора похитили и увезли из Парижа в одну из крепостей Принца. Сколь бы неосуществимым этот замысел ни казался, Гурвиль взялся за его исполнение, предварительно получив соответствующее, написанное рукою Принца и подписанное им приказание, и он, без сомнения, успел бы в своем предприятии, если бы Коадъютор, приехав однажды вечером в особняк де Шеврез, отбыл оттуда в той же карете, которая его привезла. Но так как он отослал ее вместе со своими людьми, нельзя было наверное установить, в какой именно он уедет. Таким образом, это дело затянулось на несколько дней, а затем и вовсе было раскрыто, потому что почти невозможно, чтобы те, чьими услугами в подобных случаях приходится пользоваться, были в достаточной мере скромны и удовольствовались лишь теми сведениями, которые им хотят сообщить, или достаточно преданы и скрытны, чтобы надежно выполнить то, что им доверили. {23}

Итак, все со всех сторон вело к развязыванию войны. Г-н де Шатонеф, возглавлявший тогда Совет, побудил двор отправиться в Бурж, и присутствие короля сразу же привело этот город к покорности его воле. Прослышав об этой одержанной двором с первого шага победе, принц Конти, г-жа де Лонгвиль и г-н де Немур оказались в необходимости покинуть со своими войсками Мурон и удалиться в Гиень. Они оставили шевалье Ларошфуко {24} при смерти, и он умер в день их выступления. Все, знавшие шевалье, имели основания его оплакивать, ибо, не говоря уж о том, что у него были все необходимые для человека его положения качества, немного найдется людей столь юного возраста, которые явили бы столько свидетельств безупречности поведения, преданности и бескорыстия и притом в столь важных и опасных обстоятельствах, какие выпали на его долю. В крепости, чтобы принять начальствование над нею, остался маркиз Персан. {25} Она была обложена небольшим соединением королевской армии, которое было расквартировано в Сент-Амане и которым командовал генерал-лейтенант Палюо. {26} Затем двор двинулся дальше и остановился в Пуатье. Г-н де Шатонеф настаивал на его переезде в Ангулем. Он считал, что единственным поводом к гражданской войне был вопрос о возвращении Кардинала, и хотел воспользоваться его отсутствием, чтобы закрепиться на своем месте. Он также указывал, что при зарождении беспорядков, присутствие короля могущественное средство к удержанию народа в повиновении, что власть Принца над Гиенью и бордосским парламентом еще не упрочена и что, приблизившись к Принцу, можно с легкостью расстроить его замыслы, которые, напротив, окрепнут из-за пребывания двора вдалеке от него. Но советы г-на де Шатонефа внушали слишком сильное подозрении Кардиналу, чтобы им следовали в Пуатье без предварительного рассмотрения в Кельне. А так как надлежало ждать его указаний, то промедление с их доставкой и их противоречивость постоянно повергали двор в нерешительности и в этой неопределенности удерживали его в Пуатье вплоть до случившегося вскоре возвращения Кардинала.

Что касается лагеря Принца, то сюда прибыл барон Баттвиль {27} с испанской эскадрою в составе восьми боевых кораблей и нескольких брандеров, вошедшей в реку, на которой стоит Бордо. Барон Баттвиль укрепил Тальмон, где размещался пехотный отряд численностью в полторы тысячи человек; город Сект, не оказав сопротивления, сдался; Тайбур со своим мостом через Шаранту был достаточно хорошо укреплен. Таким образом, за исключением Коньяка, Принц держал в своих руках всю реку вплоть до Ангулема. Граф Жонзак, {28} наместник короля в Сентонже и королевский комендант Коньяка, все еще не зная, кому отдать предпочтение, укрылся в этой крепости, дабы, располагая ею, улучшить свое положение в партии, к которой в конце концов он решится примкнуть. Охваченный этими колебаниями, он вошел в письменные сношения с Принцем и написал ему в таком роде, который подал тому основание счесть, что единственное, чего он добивается, - это соблюсти некоторую благопристойность, и что он не замедлит передать Принцу город, если будет создана видимость, что его собираются осадить. Скорее в надежде на это, чем трезво рассчитав свои силы, тогда еще очень малые, Принц проникся намерением двинуться на Коньяк. Он понимал, насколько для него важно внушить почтение к своему оружию, но он хорошо знал и то, что при нехватке войск и всего необходимого для осады, лишь в отношении этого города он может достигнуть успеха. И вот, основывая свои надежды исключительно на его коменданте, он повелел герцогу Ларошфуко выехать из Бордо и собрать вместе всех, готовых к выступлению на противника, которых набралось всего-навсего три пехотных полка и триста кавалеристов, и отдал ему приказ отправиться осадить Коньяк, куда со всеми своими войсками должен был подойти и принц Тарентский.

Слух об этом походе распространился повсюду, и все, что можно было вывезти из поместий, спешно отослали в Коньяк. Там же укрылось и много знати, чтобы выказать свое рвение к королевской службе и, что еще вероятнее, самолично оберегать свое переправленное туда добро. Это значительное число дворян легко удержало горожан в верности долгу и заставило их решиться запереть городские ворота в надежде на то, что вскоре им будет оказана помощь генералом королевской армии графом Аркуром, уже приближавшимся к городу. Но, не очень-то доверяя графу Жонзаку, подозревая его почти столько же в малодушии, сколько и в том, что он подкуплен Принцем, они пристально следили за ним и так выразительно указали ему на безусловную необходимость служить королю, что он решил, в конце концов, оборонять крепость, можно сказать, лишь потому, что ему не позволили ее сдать. Впрочем, лишь в этом одном знать проявила некоторую настойчивость; что же касается всего остального, то в течение целой недели, пока горстка войск Принца без оружия, без боевых припасов и снаряжения, без офицеров и в еще большей мере без дисциплины стояла перед Коньяком, будучи, кроме того, изнуренной непрерывными ливнями, унесшими наплавной мост, который был наведен через Шаранту для поддержания сообщений между войсковыми квартирами, защитники крепости ни разу не воспользовались всеми этими неурядицами, а сидели вместе с горожанами взаперти, довольствуясь пальбой из-за стен. Принц, извещенный о том, что город все же вот-вот сдастся, выехал из Бордо и вместе с герцогом Немуром прибыл в лагерь осаждающих. Назавтра после его прибытия граф Аркур, извещенный о том, что наплавной мост разрушен, что генерал-майор Нор отрезан в предместье на том берегу с пятьюстами людьми и что к нему невозможно прийти на выручку, двинулся на него с двумя тысячами пехоты французских и швейцарских гвардейцев, жандармами и легкой кавалерией короля, своей гвардией и отрядами знати. Он разгромил Нора на его войсковых квартирах, почти не встретив сопротивления, и таким образом оказал помощь Коньяку на виду у Принца, располагавшегося по другую сторону реки. Граф Аркур ограничился тем, что спас эту крепость: он позволил Принцу уйти и не преследовал отступавших. {29}