Убийство на улице Морг. Рассказы - Эдгар Аллан По
Между тем благородное поведение старого Чарли Гудфелло удвоило его популярность среди честных граждан Рэттльборо. Более чем когда-либо его можно было назвать общим любимцем, и понятно, что желая отплатить за гостеприимство и радушие, он волей-неволей отказался от своих прежних привычек (крайней бережливости), порожденных бедностью, и частенько стал устраивать reunions[76] у себя в доме, reunions, на которых царили остроумие и веселье, немного омрачавшиеся, конечно, воспоминаниями о жестокой и печальной судьбе, постигшей племянника его сердечного друга.
В один прекрасный день великодушный джентльмен был приятно изумлен, получив следующее письмо:
«Чарльзу Гудфелло, эсквайру,
в Рэттльборо от Г., Ф., В. и Кo.
Шат. Марг. А – № 1. – 6 дюж. бутылок
(1/2 гросса).
Чарльзу Гудфелло, эсквайру.
Милостивый сударь!
Во исполнение заказа, полученного нами два месяца тому назад от нашего уважаемого клиента мистера Варнавы Шоттльуорти, имеем честь препроводить по вашему адресу ящик “Шато Марго” клейма антилопы с фиолетовой печатью.
С истинным почтением ваши покорнейшие слуги.
Гогс, Фрогс, Богс и Ко.
Г. – 21 июля 18**
P. S. Вы получите ящик на другой день по получении этого письма. Просим передать наше почтение мистеру Шоттльуорти.
Г., Ф., Б. и Кo».
По смерти мистера Шоттльуорти мистер Гудфелло оставил всякую надежду на получение обещанного «Шато Марго», так что, естественно, усмотрел в этой посылке проявление особой милости Божьей. Разумеется, он очень обрадовался этой посылке и в порыве радости пригласил своих друзей на завтра, на petit souреr[77], чтобы вместе почать подарок добрейшего старика, мистера Шоттльуорти. Он, впрочем, не упоминал о «добрейшем старике» в пригласительных записках. Дело в том, что по здравом размышлении он решил ничего не говорить об этом. Насколько помнится, он ни в одной записке не говорил, что им получен в подарок ящик «Шато Марго». Он просто приглашал своих друзей зайти отведать замечательно тонкого вина, которое он выписал два месяца тому назад и должен получить завтра. Я часто недоумевал, почему старый Чарли решил утаить от нас, что вино получено им в подарок от старого друга. Но я никогда не мог объяснить себе этого умолчания, хотя, без сомнения, оно объяснялось какими-нибудь прекрасными и благовидными побуждениями.
Наступило завтра, и в доме мистера Гудфелло собралась многочисленная и почтенная компания. Добрая половина Рэттльборо оказалась здесь, я тоже был среди них, но, к крайнему огорчению хозяина, «Шато Марго» запоздало и явилось только после ужина, весьма роскошного, которому гости отдали должную честь. Как бы то ни было, вино явилось наконец, в ящике чудовищных размеров, и компания, находившаяся в очень веселом расположении духа, решила единогласно поставить ящик на стол и вскрыть немедленно.
Сказано – сделано. Я тоже помогал, и мы мигом поставили ящик на стол, среди бутылок и стаканов, из которых многие были при этом разбиты. Старый Чарли, в сильном подпитии, с багровым лицом, уселся с видом комической важности на хозяйское место и, постучав графином о стол, пригласил всех к порядку для «церемонии открытия сокровища».
Мало-помалу порядок восстановился, и, как часто бывает в подобных случаях, наступила глубокая и странная тишина. Мне предложили открыть ящик, на что я, разумеется, согласился с величайшим удовольствием. Когда я вставил в щель долото и раза два ударил по нему молотком, крышка внезапно отлетела в сторону, и в ту же минуту в ящике поднялся и уселся, глядя прямо в лицо хозяину, исковерканный, окровавленный, полуразложившийся труп самого мистера Шоттльуорти. В течение нескольких мгновений он пристально и печально смотрел на мистера Гудфелло своими мертвыми потухшими глазами, потом медленно, но ясно и отчетливо произнес: «Это ты!» – и, повалившись набок, растянулся на столе.
Последовавшая сцена не поддается описанию. Все ринулись к окнам и дверям, сильные и крепкие люди падали в обморок: настолько необычайным было происходящее.
Но едва замолк первый неудержимый крик ужаса, все глаза обратились на мистера Гудфелло. Если я проживу тысячу лет, то все-таки не забуду смертной агонии, отразившейся на его посиневшем лице, так недавно еще багровом от вина и веселья. Несколько минут он сидел, окаменев, подобно мраморной статуе, со стеклянными, бессмысленными глазами, которые точно обратились внутрь, поглощенные созерцанием его презренной, преступной души. Внезапно они блеснули, как бы возвращаясь к внешнему миру; он вскочил, упал ничком на стол, прикасаясь головой и плечами к телу погибшего, и торопливо, страстно рассказал во всех подробностях историю гнусного преступления, за которое мистер Пеннифитер был приговорен к смерти.
Вот сущность его признания: он следовал за своей жертвой до пруда; затем выстрелил в лошадь, а всадника уложил прикладом; овладел его бумажником; и, считая лошадь мертвой, с большим трудом перетащил ее в пруд. Тело мистера Шоттльуорти он отвез на своей лошади подальше от пруда и спрятал в лесу. Жилет, нож, бумажник, пулю он сам подбросил куда нужно, чтобы отомстить мистеру Пеннифитеру. Он же подстроил находку испачканного шейного платка и рубашки.
К концу этого ужасного рассказа голос злодея стал звучать глухо и неясно. Высказав все, он встал, пошатнулся и упал – мертвый.
* * *
Способ, которым было исторгнуто это весьма своевременное признание, был крайне прост. Чрезмерное чистосердечие мистера Гудфелло не нравилось мне и с самого начала казалось подозрительным. Я был свидетелем оскорбления, нанесенного
