Маэстро - Юлия Александровна Волкодав
— Очень даже причем, — пробормотал Рудик.
Четвертым номером выступала девочка из Армении. Пухленькая, черноглазая, она пела «Песню о Котовском». Марик молча слушал, поджимая губы. Во-первых, девочка неправильно интонировала. Во-вторых, ему не нравились ни музыка, ни текст. И особенно не нравилась общая картина конкурса. Потому что следом за ней вышел парень со вполне оформившимся баритоном и завел «Вставай, страна огромная…».
— Рудик!
— М-м-м?
Рудик стоял с отсутствующим видом и тщательно разминал руки, готовясь аккомпанировать.
— Я не буду петь «Благодатный край».
— Чего?!
Бедняга аж на месте подскочил.
— Почему?! Ты обалдел? Мы же не только за себя поем, мы за всю Республику поем!
— Я говорю, что «Благодатный край» не буду петь. Я не отказываюсь выступать. Да ты пойми, — Марик схватил друга за плечо и приблизился к нему, заглядывая в глаза, — все поют сплошной пафос! Какой-то конкурс политической песни! Я не хочу такое петь! Мне вообще эта песня не нравится! Вот я сейчас выйду и буду выглядеть как тот хлыщ в коричневом пиджаке! «Эту песню не задушишь, не убьешь…» Да как он пел, хотелось и задушить, и убить. Не хочу я таким быть, понимаешь?
Рудик обреченно кивнул. Кажется, он ждал от друга чего-то подобного.
— И что делать?
— Давай я твою песню спою! Как сегодня на записи! С нормальной мелодией, с нейтральным текстом. И голос там есть где показать. Сыграешь?
— Алевтина Павловна меня убьет.
— Трусишь?
— Чего?!
Маленький слабенький Рудик, который вечно получал тычки во дворе и обвинения в трусости и который вечно пытался доказать, что сможет залезть на дерево выше всех, что не побоится стащить яблоки из колхозного сада, хотя в собственном дворе растут три огромные яблони, что умеет драться. Как он мог пропустить мимо ушей взрывоопасное для любого мальчишки слово «трусишь?». Нет, конечно же, нет!
— Хорошо, я сыграю! Если нас исключат из школы, то обоих!
— Девятым номером выступают ученики Первой образцовой музыкальной школы Республики…
Марик чувствовал, как бешено стучит сердце. На прошлом конкурсе он почти не волновался. А сейчас его прошибал холодный пот, руки заледенели. Хорошо хоть играть не ему, а Рудику. Не задрожал бы голос…
— Солист Марат Агдавлетов. За роялем Рудольф Семипалов! «Благодатный край родной»!
Друзья переглянулись. Ну да, у ведущего же есть репертуарный лист, в котором записаны все песни. Марик качнул головой, мол, не дрейфь. Сейчас будет вам «край родной».
Рудик не подвел. Заиграл собственную мелодию, чуть чаще нажимая на педаль, чем обычно. Но Марику так больше нравилось — со страстью, с настоящими эмоциями, со всеми кружевами национальных мотивов, которые Рудик умел вплетать в казалось бы классическую, традиционную аранжировку. Он и голосом последовал за этими мотивами.
— Они гласят во все концы! Весна идет! Весна идет!
Сцена в Кремлевском дворце огромная, отступ от первого ряда тоже немаленький, да еще и свет над залом приглушили, так что зрителей Марик не видел. Не видел и побелевшего лица Алевтины Павловны, готовившейся получить сердечный приступ за кулисми. Но аплодисменты его оглушили. Зрители сто раз забыли, что объявляли им «Благодатный край», а спели «Весенние воды». Какая, в сущности, разница? Но, судя по овации, которую устроил зал, им очень понравилось выступление Марика. Да не просто понравилось. Зал бисировал!
Марат стоял на главной сцене огромной страны, слушал волнами накатывающие аплодисменты и ощущал некую правильность происходящего. Не восторг, не радость, не эйфорию, вполне понятную в такой ситуации. А правильность. Как будто он наконец-то решил уравнение, которое никак не мог осилить долгое время, и все условия задачи сошлись, и нет никаких сомнений, что решение верное.
В кулисы он ушел, ни секунды не сомневаясь, что победил. Может быть, не в этом конкурсе. Пусть ему поставят низкие оценки за «идейно неправильный репертуар», пусть вообще отстранят за самоуправство. Он выиграл в каком-то гораздо более важном соревновании, даже если грамотой с профилем вождя это никто не подтвердит.
Но грамоту он все-таки получил. И его оценки за выступление были самыми высокими. Алевтина Павловна, от которой почему-то пахло валерьяновыми каплями, натужно улыбалась бегающим за кулисами редакторам и бормотала, что перепутала название песни, когда заполняла репертуарный лист. А к Марику и Рудику вдруг подскочил мужчина с блокнотом, представился корреспондентом «Пионерской правды», освещавшей конкурс, и попросил ответить на пару вопросов.
— Скажите, пожалуйста, чем продиктован выбор песни? — поинтересовался он, на ходу делая какие-то пометки в блокноте.
Марик открыл было рот, но Рудик успел раньше:
— Мы считаем, что классика сегодня актуальна как никогда. И в своем произведении Тютчев уже тогда намекал на необходимость перемен. И в образе весенних вод зашифрован образ грядущей великой социалистической революции, которая…
На этих словах Марик сделал два шага назад, полностью предоставив Рудику право общаться с корреспондентом. Зря Рудик, что ли, был комсоргом класса. Заканчивалась весна пятьдесят шестого года. Хрущев уже сделал свой знаменитый доклад. И «Весенние ручьи», в которые Марик вкладывал исключительно лирический смысл, в изложении Рудика приобретали идейно-правильную тональность.
— Именно поэтому я решил написать музыку для этого, безусловно, актуального произведения и предложить ее моему товарищу для исполнения на конкурсе. Наверное, я поступил немного самонадеянно, но…
— Вы хотите сказать, что музыка написана вами? Учеником десятого класса?
— Да…
Скромный такой стоит, глаза в пол, на щеках румянец. А Марик помнил, как Рудик за ночь писал «Ручьи» к экзамену за полугодие, буквально на коленке, открыв первый попавшийся сборник стихов. Актуальное, идеологически правильное произведение! Это Рудик у нас идеологически правильный. Балабол.
— Невероятно! — Карандаш у дядьки летал по страницам блокнота. — О такой талантливой молодежи обязательно должны узнать наши читатели. Скажите, Рудольф…
В Республику Марик и Рудик привезли по кружку краковской колбасы, купленной на последние деньги, по бобине с записями их голосов и одну на двоих папку с обложкой из красного дерматина. В папке лежала грамота с профилем вождя на имя Марата Агдавлетова о победе во Всесоюзном конкурсе юных вокалистов, вырезка из газеты «Пионерская правда» и две справки, подтверждающие, что Марат Агдавлетов и Рудольф Семипалов приняты в Московскую консерваторию без экзаменов. Один на вокальное отделение, а второй — на композиторское.
Часть 3
В зале творилось что-то невообразимое. Зрители не просто аплодировали. Они кричали невероятное в этих стенах слово «Бис!», настойчиво требуя повторения.
— Бра-во! Бра-во! Бис!
Марат в десятый раз за минуту согнулся, чтобы забрать очередной букет цветов. Цветы уже не помещались у него в руках, но положить букеты на пол он считал неуважением к зрителям. А откуда-то с
