Босиком по осколкам
Кирилл Соловьев всё больше меня удивлял. То, как он относился к собакам, впечатляло. Оказалось, что с собой он привез корм, а когда я отошла, наблюдая за маленькими щенками в загончике, сделал финансовое пожертвование.
– Это Лайка, – кивнул на собаку, лежащую в углу, Соловьев, подходя ко мне ближе и присаживаясь рядом.
– Что за порода? – машинально спросила, поглаживая ближайшего щенка черной масти, в то время как остальные кормились у матери под боком.
– Беспородные, – хмыкнул парень. – Породистых сразу люди разбирают.
– Они же милашки, – погладила за ушком зверя, а затем тот убежал к матери.
– У Лайки повреждена лапка, и она хромает, поэтому и не забирают, а щенки пока маленькие, с двух с половиной или трех месяцев начнут раздачу. Не хочешь себе одного? – спросил парень и взял на руки подбежавшего щенка с белым ухом.
– Некуда, – хмыкнула, а сама вспомнила о квартире, в которой я не была больше года.
В сердце кольнуло при мыслях о родителях, но было слишком стыдно, поэтому я отбросила всё из головы, когда услышала лай.
– Вечный антистресс, – сказал Кирилл и снова поставил щенка на место, и тот унесся к своим братьям и сестрам.
– А у тебя много стрессов? – вздохнула, понимая, что не зря приехала.
Обстановка в приюте была такая, что свои проблемы сейчас казались мне пустяком. Особенно глядя на животных, которые оказались никому не нужны. Внутри сейчас царило сожаление о том, как устроен мир.
– Никогда бы не подумала, что ты можешь оказаться в таком месте, – дернула губами и отвернулась в сторону закрытых клеток.
Встала, размяла затекшие ноги и прошла дальше, оглушенная собачьим лае. Здесь было много собак – и черных, и светлых, и крупных, и маленьких.
– Близко не подходи, многие пока дикие, могут укусить, – предостерег Кирилл и схватил меня за руку, которую я было протянула к прутьям, за которой смотрела на меня средняя желтой масти собачка.
– На вид вроде спокойная, – вздернула брови и встретилась с ней глазами.
– Не рискуй, – в голосе Соловьева было странное напряжение, а когда я повернула голову, увидела в его глазах какой-то затаенный страх.
– Что-то не так? – не могла не поинтересоваться.
Отчего-то казалось, что за этим стоит какая-то история. Мышцы его тела были натянуты, тело стало деревянным, а хватка на моей кисти усилилась.
– Кирилл, мне больно, – просипела, пытаясь выдернуть свою руку.
– Прости, – спохватился он и отпустил, даже сделал шаг назад.
Соловьев встряхнул головой, в глазах его появилось осмысление, страх пропал.
– Не объяснишь? – спросила спустя несколько секунд, чувствуя, что воздух сгустился, даже лай собак заглушился под стуком сердца в ушах.
Сначала воцарилось молчание, а затем он развернулся боком, глядя на вольеры снизу.
– Я в приюты для собак начал ходить в качестве терапии, чтобы перестать бояться их, – пожал он плечами и улыбнулся.
– Почему боялся? – спросила, но чувствовала, что хожу по тонкому льду.
– У нас в детстве был пес, я его звал Рич, мой лучший друг, – начал он говорить, а я затаила дыхание, ожидая дальнейших слов.
– Что-то случилось? – всё же задала вопрос, когда молчание стало затягиваться.
– Мне тогда десять лет было, я шел из школы домой по другому маршруту. Вместе с Ричем двигался, он меня встречал, – стал говорить немного невпопад, видимо, в мыслях о прошлом, в плену воспоминаний. – Всегда ходил по прямой, а в тот раз хотел через футбольное поле перейти, не знал ведь, что там дикая собака будет.
И снова осекся, глаза остекленели, он отошел от вольера и пошел на выход. Я двинулась следом за ним.
– Они разорвали Рича? – предположила я, ведь других вариантов не было.
– Они напали на меня, – сказал он, но я шла сзади и не видела выражение его лица, хотя голос был севший. – А Рич меня защищал. Я почти не помню ничего, благо, что рядом были люди и разогнали свору, вот только Рич умер, а я потом месяц с укусами в больнице лежал, мне сделали уколы. Родители опасались, что я заболею бешенством, вот только я с тех пор стал бояться собачьих. Не знаю, может, дело в нападении, может, в смерти Рича.
По его тону и напряжению спины сразу было понятно, что вся эта история тогда еще десятилетнему мальчику тяжело далась. В груди возникло чувство жалости, ведь и я теряла домашних любимцев.
– Мне жаль, Кирилл, я… – протянула руку, желая коснуться его спины, вот только в этот момент его плечи расправились, а он резко пошел к мотоциклу, на ходу перебивая мою речь.
– Поехали, отвезу тебя домой, у меня еще дела, – голос стал холодным, словно и не было только что откровений.
К горлу подкатил ком, но я промолчала. Меня словно отрезвило, когда на меня посмотрел прежний Соловьев, губы которого были искривлены, а глаза отдавали насмешкой. Я молча села сзади него, обхватила торс и прикрыла глаза.
Как только он подвез меня до общежития, и я слезла, тут же загудел мотор, а мотоцикл сорвался резко с места. Мне оставалось лишь смотреть ему вслед, всё это было очень странно, такая разительная метаморфоза заставила удивляться его характеру.
