Збигнев Ненацки - Раз в год в Скиролавках (Том 2)
- Я уважаю твою гордость, потому что и сам я человек гордый. Но почему ты не скажешь мне честно, что если по правде, то ты и сама не знаешь, от кого у тебя ребенок? Признайся мне, сколько их было и как тебе удалось впутать в это дело Антека.
Кирпичным румянцем проявился гнев на бледных щеках хромой Марыны. Она схватила ребенка, встала и хотела выйти, ругаясь, но доктор ее задержал:
- Этот разговор будет только между нами, Марына. Я не скажу о нем Антеку, пусть платит тебе до конца жизни. Но я хочу знать правду о людях, с которыми живу по соседству и которым говорю "день добрый". Большую мудрость дают врачебные знания, поэтому берегись и не пробуй меня обманывать.
Она села, и кирпичные пятна на ее лице стали розовыми. - Если Антек Пасемко платит на ребенка, значит, он - от него, - пискляво крикнула она доктору.
- Суд спросит об этом деле врачей, а ни один врач на свете не признает Антека Пасемко отцом твоего ребенка.
- Я в суд не пойду, потому что я слишком гордая.
- Не гордая, а хитрая, - улыбнулся доктор. - Это хитрость тебе подсказывает, что в суде правда выйдет наружу.
- Ничего я не знаю, - начала она шмыгать носом, притворяясь, что вот-вот заплачет. - Вы хотите знать всю правду?
- Да, Марына. - А зачем она вам?
- Ради интереса. Ради интереса, который у меня к людям, - объяснил он. Она вздохнула и вот что рассказала:
- Мать поехала на крестины к своей золовке в Барты. Вечером пришли ко мне Франек Шульц, молодой Галембка и Антек Пасемко. Принесли много вина и меня напоили. Я ничего не помню. Утром вернулась мать и застала в моей кровати Антека Пасемко. Всю постель облевал. Когда ребенок родился, я ему велела платить. Он может на мне и не жениться. Сначала он не хотел мне платить, но мать его заставила.
Доктор взял в руку шариковую ручку и в задумчивости играл ею. Он все еще чувствовал в себе ту всепроникающую ясность мысли. Удивительно остро вырисовывалась в его глазах связь между событиями и людьми.
- Франек Шульц уехал отсюда, - сказал после долгого раздумья. - У молодого Галембки ты не много отвоюешь, потому что он живет на содержании у жены и у него орда своих ребятишек. Пускай, значит, Антек Пасемко платит тебе на ребенка, раз его мать заставила.
- Ну да, именно так, пане доктор, - обрадовалась хромая Марына.
- Но ты не убедишь меня в том, что ничего не помнишь. Подумай, может быть, Франек Шульц будет очень богатым, а тогда ты подашь на него на алименты. Кто из них был первым?
Она задумалась и кивнула головой, что понимает, к чему доктор клонит.
- Первым был Франек, - призналась она. - Вторым был молодой Галембка. А Антек Пасемко только облевался и сразу заснул. Даже ничего со мной не сделал.
- Ну видишь, какая у тебя хорошая память, - похвалил ее Неглович. - Но мне это кажется странным: ничего не сделал, а на ребенка платит.
- Он, может, не знает об этом, - захихикала она, довольная своей сметливостью. - Сначала он выкрикивал, что ничего у него со мной не было, что ребенок не от него, но ему его мать, Зофья Пасемкова, велела платить. Это значит, что признала. А когда я им судом грожу, сразу же прибегают с деньгами. Особенно Зофья Пасемкова. А вы, доктор, не выдадите Пасемковой, что я вам сказала?
- Ну и хитра же ты, ну и ловка, - с признанием качал головой доктор Неглович.
Он закончил выписывать рецепт, вручил его хромой Марыне и подождал, пока она, довольная своей хитростью, не выйдет с ребенком из его кабинета.
Потом доктор принял еще восьмерых пациентов, но осматривал их невнимательно, рассеянно, потому что мысли его были где-то очень далеко. Появилась медсестра, пани Хеня, которая в соседнем процедурном кабинете делала людям уколы. Она спросила доктора, привез ли он ей спираль, чтобы ей уже не беременеть. Доктор тянул с этим делом, и она сама залезла на кресло и расставила ноги, но и так из этого ничего не вышло, потому что он нашел у нее эрозию и велел сначала ее вылечить. Тогда, поплакивая, она снова пошла в процедурный кабинет, а доктор остался один и, сидя за столом, в задумчивости поглядывал на телефонный аппарат.
Снова мысли доктора кружили во мраке, но он находил для них светлую стежку, узкую и извилистую. Послал он этой стежкой свои мысли и даже задрожал от ужаса, он вернул мысли назад и снова послал, снова вернул и еще раз послал. Наконец дрожащими от волнения руками он набрал номер центральной телефонной станции на почте и попросил соединить его с капитаном Шледзиком в отдаленном воеводском городе.
- Есть в нашей деревне молодой человек, - сообщил он Шледзику, который какое-то время работал и снова работает на Побережье шофером грузовика. Он платит на ребенка, о котором знает, что это не от него. Платит, хотя догадывается, что суд отклонил бы иск матери ребенка. Все указывает на то, что он хочет, чтобы его считали способным к оплодотворению женщины. Как вы думаете, зачем он это делает?
В трубке долго молчали. Потом капитан Шледзик сказал доктору только одно слово:
- Спасибо.
И повесил трубку. Доктор же снял белый халат, закрыл кабинет на ключ и на своем старом "газике" медленно поехал в Скиролавки.
Был предпоследний день августа, с пасмурным небом, предвещающим дождь. По обеим сторонам дороги тут и там поспешно заканчивали рвать лен, вспахивали опустевшие поля. Пожелтела картофельная ботва, и, хоть лето продолжалось, чувствовалась печаль близкой осени.
Доктор удивлялся, что его не распирает гордость от проницательности его мысли, а чувствует он скорее всего печаль. Он задумывался, почему желания никогда не исполняются так, как человек об этом мечтал. Он хотел встретить преступника на поляне и выстрелить ему между глаз. В то же время ему все время виделось лицо преступника, его голова в облеванной постели хромой Марыны. Видел он и раскачивающуюся петлю веревки, подвешенную над головой спящего в этой постели человека, и подумал, что иногда легче выстрелить кому-нибудь между глаз, чем убить на расстоянии. По телефону.
О том,
как трудно бывает поверить,
что не всегда черное бывает черным, а белое белым
Пятого сентября в семь часов утра арестовали Антека Пасемко в рабочем общежитии на Выбжеже. Исполнил это майор Куна и доставил Антека в следственный изолятор. Тем временем весть об этом событии привез в Скиролавки капитан Шледзик, снова начиная следствие.
Может быть, оба несколько поспешили, но поимка сексуального убийцы относится к самым трудным задачам в криминальной практике. Не приставишь же к каждой женщине, которая на своей дороге может повстречаться с таким типом, специального и хорошо замаскированного стражника. Никогда не известно и когда он нападет - можно ждать этого месяц, полгода и даже год. Убийца ездит по стране на грузовом автомобиле, сегодня он здесь, завтра - в другом месте как же за ним следить так тонко, чтобы он этого не заметил, и поймать с поличным? Сколько же людей должно было бы заниматься этим делом, какие огромные потребовались бы средства и оборудование? И кто, наконец, может поручиться, что он не ускользнет от наблюдения и не совершит нового преступления, что не погибнет еще одно молодое человеческое существо. Арест подозреваемого без полного портфеля доказательств его вины - это трудное решение. Но оставить его на свободе? Против этого тоже протестует совесть, ведь ставкой бывает жизнь или смерть какой-нибудь девушки. Однако есть надежда, что даже при хрупких доказательствах вины, под огнем вопросов, он сломается и признается во всем, сообщив подробности своих преступлений. Надо считаться и с тем, что известие об аресте убийцы иногда способно оживить человеческую память, обнаружить неизвестный до тех пор факт, который бросит на все дело новый луч света.
Зофья Пасемко не уронила ни одной слезинки и, стиснув свои тонкие губы, с ненавистью сказала капитану Шледзику:
- Да, это он сделал. И пусть его за это повесят.
На следующий день, проинформированная, что, как мать, она может отказаться от дачи показаний, она воспользовалась этим правом и даже заявила Шледзику, что Антек невиновен.
Анализ путевых листов показал, что в ночь, когда в Скиролавках погибла маленькая Ханечка, Антек Пасемко находился на трассе между Побережьем и столицей. Вопреки правилам он ехал без напарника и мог свернуть с главной трассы на дорогу через Скиролавки. Никто, однако, той ночью не видел в деревне ни его, ни его машину.
Точно так же в день после свадьбы на севере страны Антек Пасемко ехал, тоже без напарника, с Побережья в столицу и мог встретить на трассе ту девушку, которая хотела автостопом добраться до деревни на юге. Но точной даты смерти той девушки никто не мог установить, потому что ее останки полностью разложились. Она могла погибнуть в ту ночь, когда Антек ехал с Побережья в столицу, или на день или два позже. С такими девушками ведь по-разному бывает, они могут на ночь-другую задержаться у какого-нибудь случайно встреченного мужчины. А впрочем, действительно ли она уехала со свадьбы автостопом? Ближе к вечеру в день, когда было совершено нападение на Ренату Туронь, Антек Пасемко тоже ехал на грузовике с Побережья в столицу. И снова без напарника. Было высчитано, что если бы он свернул с главной трассы на Скиролавки, именно в сумерках он миновал бы деревню и лесничество Блесы. Никто его, однако, в это время не видел, и не было доказательств того, что он свернул с главной трассы.
