Айвен Саутолл - Джош
- А это - за Лору. Совсем уж дешево отделался, так и знай. Я сначала хотел тебя с моста сбросить. Мысль у меня такая была. Да только ты не стоишь того, чтобы из-за тебя рисковать убийством.
Джош, как в тумане, лезет на берег, цепляясь за камыши.
- Ты думаешь, мне приятно, что приходится лупить Плаумена? Этого я тебе в жизни не прощу.
Гарри вытаскивает Джоша за руку на сухое место.
- Утрись. Я отведу тебя к ней, скажу, что это я сделал, и объясню, за что. А дальше пусть сама решает.
Джош вытаскивает из кармана тетрадку со стихами - обложка отпала, чернила растеклись, листы мокрые. Он смотрит на Гарри. И плачет.
- Ну, будь я проклят. - Гарри недоуменно смотрит на него. - Он, оказывается, не каменный истукан, а человек. Его может что-то огорчить. Есть вещи, кроме кролика, из-за которых он способен заплакать.
Джош в слепой ярости валится на землю, перекатывается и пытается ногами достать Гарри. Но не успевает. Гарри не стал дожидаться, чтобы его забили ногами до полусмерти. Он коленями навалился на Джоша всей тяжестью, в одно мгновенье пригвоздил его к земле, заломил ему руку за спину и хочет вырвать у него из пальцев тетрадку.
- Что это у тебя? Покаяние? Отпусти, не то порвется.
- Не смей рвать...
- Не буду, если отпустишь.
- Говорю тебе, не смей рвать!
Гарри еще выше заламывает ему правую руку, боль отдается в плече, пальцы сами разжимаются, и Гарри уже больше не давит его, Джош свободен.
- Ну все, теперь пошли подобру-поздорову. Придем домой, получишь ее обратно.
Джош ничком в траве, весь сотрясаясь:
- Ты порвал!
- Я же тебе сказал: отпусти.
- Порвал... Пусть даже вы меня терпеть не можете, все равно...
- Да ладно, обернешь. Подумаешь, какой Шекспир нашелся. Нечего реветь, как грудной младенец. До этих пор в тебе хоть нахальство было, Джошуа, свой шик.
- Я их всю жизнь писал, еще когда даже совсем маленький был.
- Ну и напрасно. У тебя от них мания величия. Захочешь-сможешь высушить, склеить и сохранить для потомства. Вот если бы Лора сломала шею, ее бы уж не склеили. - Гарри безжалостно дергает его за шиворот, поднимает на колени, потом рывком поворачивает и сажает на землю. - Ну и видик у тебя. Она подумает, что тебя грузовик переехал...
Джош вдруг замечает, что после недавнего шума стало совсем тихо, находит глазами Гарри, но Гарри какой-то расплывчатый, потому что кругом все расплывается, Гарри кажется странным, потому что все какое-то не такое...
- Ну, пошли, Джош, вставай. Это Гарри-то зовет его Джош.
Он протягивает к нему руку, не дергает, а помогает подняться.
- Пошли к твоей тете.
Джош на ногах.
Хорошо, что вы, прадедушка, меня сейчас не видите.
Он тащится позади Гарри.
Тетя Клара, мне очень жаль, что я возвращаюсь к вам не как Джош Плаумен, а больше похожий на тех мальчишек, которых я иногда привожу с улицы к маме, - мы их жалеем за то, что они плохо приспособлены к жизни среди себе подобных.
Гарри вдруг останавливается, растопырив руки, и Джош, которому сзади ничего не видно, натыкается на его спину.
- Спокойно. Держись ко мне ближе. Я тебя проведу. Только не трусь.
От мостков, ведущих к железнодорожной станции, спускается компания мальчишек в белой спортивной форме, кто вприпрыжку, кто скользя по склону оврага, кто прямо сигая сверху через поручень. Половина из них - незнакомые, есть ростом с Билла, есть здоровенные, как Гарри, некоторые на бегу кричат:
- Это он? Поймал его?
- Я не дам тебя им в обиду.
Легко сказать, Гарри. Ты - и целая армия.
Гарри идет им навстречу, вплотную за ним ковыляет Джош.
Сошлись и встали. Гарри, опять раскинув руки, Джош сзади под его защитой, а лицом к лицу с ними, наверно, человек тридцать ребят, если не больше.
- Это вот он и есть?
Гарри отвечает:
- Он свое получил. Все сполна. И довольно.
- Это ты с ним, может, рассчитался, Гарри, а теперь наша очередь.
- Я за вас за всех с ним тоже рассчитался.
- Ты что, шутишь?
- Нет, не шучу. Надо по справедливости. Он уже получил, сколько полагается.
Джош так и знал, что Гарри их не остановит. Одного желания мало, ему их не под силу остановить. Джош высматривает в толпе лица, знакомые по воскресной школе. Но дружеского нет ни одного.
- Брось, Гарри. Отойди в сторону.
- Он заплатил за Райен-Крик и заплатил за Кроксли. И за все остальное, что он тут наделал, тоже. Рекс! - вдруг крикнул Гарри. - Беги за Биллом. Живей.
Рекса Джош не заметил. Значит, Рекс опять прятался и следил? Наверное, это он и увидел, как я пробежал и укрылся в овраге.
- На что тебе Билл?
- А ты как думаешь?
- Слушай, Гарри, ты ведь не станешь заступаться за этого типа? Правда?
- Именно что стану. Я ведь сказал, он свое получил.
- Брось, Гарри.
- Отойдите.
- Не толкайся, Гарри.
- Я не толкаюсь. Я человеческим языком говорю. Его нельзя больше бить, покалечите.
- А кто его собирается бить?
- О битье речи нет.
- Ты один против всех не сладишь, Гарри, мы так и так до него доберемся.
И сразу человек пять налетели с улюлюканьем, а за ними - еще столько же. Джош увидел, как у Гарри из рук вылетела и рассыпалась на листочки его тетрадка, Гарри отбивается, но их слишком много, они наседают, топчут разлетевшиеся листки, топчут живых людей, Джош распростерт на земле, полузадушен, отбивается руками и ногами, пробует вырваться, но его поднимают и волокут неведомо куда, и все это несется прыжками, каждый прыжок словно в пропасть, и со всех сторон кричат, дергают его, мчатся непонятно куда, и он уже совсем ничего не соображает. Мама, они меня убьют. Я больше не могу. Трещат кусты, раздираются ветки, листья сыплются. Дальше, дальше, вниз под уклон. Чей-то голос: "Эй, поосторожнее! Тут капканы". Рубашка у него на спине разрывается, как бумага, но его тащат дальше, бегом, толпой, он падает в самой их гуще, а они наваливаются сверху, сдирают с него одежду. Гарри, где же ты? Что они со мной делают? Билл, почему ты так долго? Какие-то громкие крики, возгласы, суматоха, похоже, что с краю дерутся, но его держат крепко, по нескольку человек за руки и за ноги, будто мешок с тыквами, и несут, растягивая, наверно, каждый хочет оторвать себе кусок, скользят, спотыкаются, раскачивают его, что-то дружно приговаривая, и он летит по воздуху, и вокруг него взрывается вода.
Джош хочет нащупать ногами дно, но под ногами ничего, и руками ухватиться не за что, только вода, и темно, и нечем вздохнуть.
Джош, ты тонешь.
36
Вот это неожиданность. Нет, правда, кто бы мог подумать? Сколько лет собирался съездить к тете Кларе, а приехал - и умирай. Вторник: день Судный. Может быть, даже окажется, что ты убит. Это кто как посмотрит. Уничтожен без суда общественным мнением. Надо же, какая идиотская глупость. Могли бы уж тогда сколотить настоящую виселицу и линчевать по всем правилам. И в последний предсмертный миг в вышине надо мною - ваш, прадедушка, мост. Хотя, по правде-то, мне от этого не легче. Но и не больно совсем. Должно быть, умереть на виселице было бы хуже. Я много раз слышал, что тонуть относительно приятно, и, кажется, какая-то правда в этом есть. Пожалуй, что я это подтверждаю. Но надо же такому случиться. Среда: похороны.
Письмо маме, папе и Каролине:
"Дорогие мама, папа и Каролина!
Я очень рад, что был знаком с вами".
Джош хватает ртом воздух. И воду. Кто-то испуганно кричит:
- Ты что? Держи голову выше!
Рядом барахтается еще чье-то тело, плещутся конечности. Рука поддерживает его за подмышку, изо рта, как у дельфина, - фонтанчик. Джош издает странные звуки и думает, какую приписку сделать к письму родителям. Сквозь океанскую толщу воды ему видно чужое лицо.
- Ну как? Теперь порядок? - все так же громко кричит незнакомый мальчик.
Джош в ответ только булькает.
Мальчик отпускает его, и он тут же уходит под воду вниз ногами. Мальчик снова его подхватывает.
- Ты что, плавать, что ли, не умеешь?
Джош булькает.
Мальчик кричит на берег:
- Что я вам говорил! Не умеет он плавать. Чуть не утопили его!
Масса народу бросается в пруд, одни вбегают, другие прыгают рыбкой, Джош видит их неясно, словно это происходило то ли давно, то ли в полузабытом сне.
Приписка к письму маме, папе и Каролине:
"P.S. До свидания раньше, чем я думал".
- Держись, приятель. Выше голову, хорошо?
В воду с берега продолжают лезть ребята, вскидывая ноги, как купающиеся лошади, или взрывая брызги на мелких местах. Целое представление. Участие в церемонии обязательно для всех. Кто последний, тот водит. Они все-таки еще, пожалуй, утопят тебя, Джош, просто числом задавят. Его торжественно влекут по воде к берегу, точно царскую барку, осторожно так, нежно, ну просто любящие братья. С ума сойти.
- Ну как ты, ничего? Ты не беспокойся, мы держим крепко. Мы тебе не дадим утонуть.
- Мы ведь тебе зла не хотели, правда-правда.
- Ну, брат, что же ты не сказал? Надо было орать во всю глотку. Нет, ей-богу, парень, ведь мы могли тебя утопить. Надо было сказать, что ты не умеешь плавать.
