Роже Вайян - Бомаск
- Да иди уж, иди, - сказала Пьеретта.
Жан отправился с мальчуганом к ручью, но почти тотчас же Роже побежал за Пьереттой.
- Пойдем с нами, мамочка, - сказал он с умильной рожицей. - Мне так хочется, чтобы и ты пошла...
Было совершенно ясно, что его подослал Жан. Пьеретта притянула малыша и, стиснув в объятиях, расцеловала его. Потом подтолкнула к двери.
- Ступай играть, - сказала она.
Бомаск куда-то исчез. Старуха Адель повела Раймонду Миньо в заброшенный сад церковного дома, где можно было нарвать роз. Пьеретта кивнула Миньо: "Посиди, мол, здесь" - ей не хотелось оставаться с дядей с глазу на глаз. Миньо принялся читать старые номера "Французского охотника". Эме Амабль молчал, погрузившись в свои мысли. Так прошел целый час. Пьеретту обуревали самые разноречивые чувства. Чтобы успокоиться, она взялась за вышиванье, к которому не притрагивалась с тех пор, как вышла замуж.
Бомаск тем временем дошел до церковной площади, где находилось две пивных, одна против другой: в одной было пусто, в другой четверо молодых парней играли в карты. Парни поздоровались с Бомаском - в окрестных деревнях все знали сборщика молока, - но не пригласили его к своему столику. Он сел у окна, украшенного каким-то чахлым вьющимся растением, захиревшим оттого, что его ни разу не пересаживали в свежую землю.
Старуха хозяйка подошла к столику.
- Так вы, значит, с Пьереттой пришли из Клюзо? - спросила она итальянца.
- Мадам Амабль показала мне, как можно пройти кратчайшим путем, через горы.
- Поди устали. По кручам карабкаться не то что на грузовичке ездить.
- Ну понятно, - ответил Бомаск.
- Ничего. В приятной компании время незаметно идет, - заметила хозяйка и хитрым взглядом посмотрела на итальянца.
- Мы отправились целым отрядом, но остальные на подъеме сдали.
- Бедняжка Пьеретта, нелегко ей живется! - продолжала хозяйка.
- Да, на фабрике работниц не кормят сосисками, а то растолстеют да обленятся.
- Ха-ха-ха, - рассмеялась старуха. - Вот уж шутник, право. Всегда что-нибудь выдумает. А только Пьеретте не век бедовать... У дяди-то, кроме нее, нету родни, он, верно, ей все и оставит.
- Я уж этого не увижу, - сказал Бомаск, - собираюсь в скором времени на родину вернуться.
- У вас там, может, семья есть? - спросила хозяйка.
- Какая ни на есть, у каждого есть, - ответил Бомаск. (Он узнал это выражение недавно, когда писал диктовку с Пьереттой.)
- И жена есть?
- И даже не одна.
- Ха-ха-ха! С вами по-серьезному, а вы все смеетесь. Может, и детки есть?
- Я вижу, вы любите.
- Что люблю?
- А это самое занятие.
- Какое занятие?
- Деточек делать.
Хозяйка закатилась смехом и долго не могла уняться.
- Куда мне, небось не молоденькая, - сказала она.
Красавчик посмотрел на нее, лукаво прищурив глаз.
- А вы тряхните стариной, глядишь, и помолодеете.
Старуха смеялась от души. Красавчик отпустил еще несколько шуточек и, расплатившись, вышел.
Он не спеша поднимался к Верхним выселкам. В огородах стеной стояли сорняки, заглушая овощи; стволы плодовых деревьев были покрыты мхом и лишайником, перезрелые вишни гнили на веточках. Он хорошо знал: здесь, на этой лесной прогалине, сады умирали от нехватки рабочих рук, а рук этих не было потому, что крестьянский труд уже не мог прокормить человека; но сам-то Бомаск был из такой страны, где рабочим рукам не хватает земли и где приходится крепко стеречь огороды и сады, так много кругом голодных ртов, и оттого все это запустение было для него особенно неприятно. Навстречу ему попалась компания молодых парней, они шли молча: ни смеха, ни песен, ни шуток. Никогда еще Бомаск не чувствовал себя таким чужаком во Франции... "Вот даже с Пьереттой... - думал он. - Ничего понять нельзя!.." Он вдруг страстно затосковал по родине.
Когда он проходил по Верхним выселкам, над его головой отворилось окно.
- Здравствуй, Красавчик!
Он поднял глаза и увидел Эрнестину с аккуратно уложенными кудряшками и в праздничном наряде - в белой шелковой блузке и красной безрукавке.
- Здравствуй, - ответил он.
- А у меня как раз кофе варится, - сказала Эрнестина. - Может, зайдешь?
Он вошел в ворота, в которые каждое утро въезжал на грузовичке, собирая молоко. Эрнестина выбежала на крылечко встретить его. В кухне никого не было.
- Что, разве мужа дома нет?
- Нынче у него на фабрике дежурство.
Он сел на скамью. Совсем близко от него Эрнестина варила на плите кофе, по капельке подливая кипятку в кофейник. Как очаровательна молодая миловидная женщина, когда она деловито хозяйничает на кухне. Она снует туда-сюда, быстрыми уверенными движениями берет то одно, то другое из знакомой до мелочей утвари; платье ее колышется, шелестит, задевая за ножки столов и шкафы, особенно трогательно шуршат шерстяные платья. Мужчина сидит, смотрит и думает, что стоит ему слово сказать, и это ласковое существо, что хлопочет сейчас ради него, скользнет к нему в объятия, но он молчит, он длит сладость ожидания. Красавчик обычно был чувствителен к такого рода незатейливым утехам. Но сейчас его мысли были далеко.
- Так ты, значит, теперь с Пьереттой гуляешь? - спросила Эрнестина.
- Что ты глупости говоришь!
- Я сама видела, как вы с горы спускались.
- Ну и что тут такого? Пьеретта Амабль - хороший товарищ.
Эрнестина подала на стол кофе и села на скамью рядом с гостем. Он молча выпил чашку, потом подошел к окну и, облокотившись на подоконник, стал смотреть на обвитые плющом развалины и миссионерский крест. Во дворе шел яростный петушиный бой. Два петуха, взлетая одновременно вверх, наносили друг другу бешеные удары и клювом и шпорами; в воздухе кружилось облако пыли и выщипанные перья; потом противники падали камнем на землю один против другого, подстерегали, хитрили, старались выклевать друг другу глаза. К окну подошла Эрнестина и облокотилась на подоконник рядом с Красавчиком. Вдруг один из петухов оставил поле боя, но удалялся он не спеша, степенным шагом, пытаясь сохранить достоинство.
- Удирает! - сказал Красавчик.
- Ну и драчуны эти петухи, чисто мужчины! - сказала Эрнестина.
Она не кормила как следует свою птицу. Жюстен был неважным хлеборобом, и в хозяйстве вечно не хватало зерна. Но Эрнестина не запирала свою живность, и куры ее бегали на воле, отыскивая себе пропитание в полях, на пастбище и даже в лесу. Неслись куры плохо, а петухи стали тощие, жилистые, сухопарые. Случалось, что какая-нибудь исчезнувшая курица, которую не видели несколько недель и уже считали погибшей в когтях ястреба, вдруг появлялась во дворе и за ней стайкой бежали цыплята, вылупившиеся в лесу. С каждым годом петухи становились все воинственнее, взлетали все выше, все стремительнее. В Гранж-о-Ване дичала даже домашняя птица.
Перелетев через каменный крест, с кудахтаньем, с шумом на землю опустилась стайка молоденьких кур - видимо, их вспугнул какой-нибудь хищный зверек. У этих кур были какие-то странные крапинки на перьях.
- Смотри, настоящие фазаны! - сказал Красавчик.
- А хорошенькие, правда? - воскликнула Эрнестина.
В противоположность селекционерам, которые добиваются чистоты породы, Эрнестина радовалась, когда в выводке появлялись цыплята с новым оттенком оперения.
- Говорят, когда куры забредают в лес, их топчут фазаны.
Она стояла вплотную к нему, прижимаясь грудью к его плечу. Он отстранился.
- Больше не хочешь? - спросила она.
Он пожал плечами.
- Так я и знала, что тебе все только забава.
- Я ведь тебе ничего не обещал, - сказал он.
- Не оправдывайся, - сказала она.
Он повернулся к ней и улыбнулся, чуть прищурив глаза, что придавало его взгляду выражение ласковой насмешки.
- Я не сержусь на тебя, - сказала она.
Отойдя от него, она села на прежнее место. Он сел напротив нее и положил обе ладони на стол. Она прикрыла его руки своими.
- А все-таки я тебя люблю. Очень люблю, - сказала она.
Приняв руки, она встала и выразительно взглянула на него. Он отвел глаза и, взяв лежащий под рукой нож, воткнул его в трещину стола. Эрнестина подошла к буфету.
- Выпьешь рюмочку? - спросила она.
- Не откажусь.
Она налила ему стаканчик виноградной водки. Он закурил сигарету.
- А меня что ж не угостишь? - спросила Эрнестина.
- Не люблю, когда женщины курят.
- А Пьеретта курит.
- Ну, это дело другое, - заявил он.
- Ты влюбился в нее, - сказала Эрнестина.
Он вскинул на нее глаза.
- Ты так думаешь?
- А ты, что ж, сам не знаешь?
- Не знаю, - ответил он.
- Скоро узнаешь, - прошептала Эрнестина.
Он поднялся.
- Ну прощай, - сказал он и, охватив ладонями ее лицо, крепко поцеловал в губы. Потом вышел и направился к дому Амаблей.
Вскоре собрались все: старуха Адель и Раймонда Миньо, толстый Жан и маленький Роже. Напились кофе со сдобными булками. Потом мужчины налили себе в теплые еще чашки виноградной водки - каждый сколько хотел. Говорили мало. Всем было как-то невесело.
