Артур Миллер - Фокус
Однако в последнее время ему не хотелось проводить весь день вдали от семьи. Хотя они не смогли бы связаться с ним, когда он уезжал в город, он все же находился на суше, - на той же суше, где они жили, - и это давало ему ощущение что так они находятся в большей безопасности. И вот этим утром, в среду, он оставил жену в магазине и поехал на подземке в Бушвик, где находилась большая фабрика по производству игрушек. Там он сделал несколько покупок, которые уложил в длинную картонную коробку и забрал с собой.
На поездку и покупки ушла большая часть утра, и он уже был готов спускаться в подземку и ехать домой, когда он кое-что вспомнил. Сегодня была годовщина похорон его отца.
Мистер Финкельштейн не был набожным человеком. Более того, он похоронил своего отца около семнадцати лет назад и был не особенно привязан к его памяти. Несмотря на заповеди, которые предписывали сыну посещать могилу родителей, по крайней мере, раз в год, мистер Финкельштейн не был на могиле три, а может быть и четыре года - он не помнил точно. Это невнимание объяснялось, прежде всего, недостатком почтения к покойному, что было редким среди евреев, и его глубокой поглощенностью событиями окружающего мира и ежедневными заботами. Покойнику он желал всего хорошего, но не видел смысла в том, чтобы стоять на кладбище перед надгробной плитой и делать вид, что переживаешь. Он презирал любое лицемерие и это оплакивание людей, которые умерли годы назад, он воспринимал, как пародию и отказывался принимать в этом участие.
Так что для него было необычным, чтобы воспоминание о том, что в этот день был похоронен его отец и раздумье, не следует ли ему, наконец, навестить старика, остановили его перед турникетом в подземке. Но раздумье, это неверное слово для описания его душевного состояния в тот момент. Он понимал только то, что его что-то влекло на кладбище. Его душу неожиданно охватила настоящая торжественность, и он подчинился этому ощущению и вернулся на улицу, прошел семь кварталов до троллейбуса и отправился на густонаселенное кладбище на северной окраине Бруклина.
Евреи-покойники лежали в земле совсем так, как они жили на земле столпившись, так что надгробные плиты касались друг друга. Мистер Финкельштейн зашел на кладбище и пошел по извилистой цементной дороге, которая большими петлями соединяла все участки. Для человека со склонностью к созерцанию, каким был мистер Финкельштейн, этот окольный путь к могиле представлял любопытные возможности. По пути он заметил, что большинство дорогих склепов было расположено в прямой видимости от ворот кладбища, придавая месту степенность и создавая атмосферу высшего класса. Но, раскинувшиеся за ними гектары надгробий, рассказывали уму мистера Финкельштейна истинную историю. Здесь лежали люди, много людей. И на каждую широкую и хорошо ухоженную надгробную плиту приходились сотни, тысячи покосившихся в подветренную сторону дешевых табличек, могилы под которыми осели или сравнялись с землей как переставшие дышать грудные клетки. Справа от него продвигалась небольшая похоронная процессия, и он немного послушал едва слышные причитания. Еще один ушел к Моисею задумчиво пробормотал он и пошел дальше по петляющей дороге.
Найти могилу отца было нелегко, но его безошибочно вела туда цепкая память. Он свернул с главной дороги на усыпанную гравием дорожку, потом сошел с нее, осторожно пошел среди могил участка и пробрался к месту упокоения, которое он разыскивал.
Он оцепенел, разглядывая надпись на плите. Несмотря на его безразличие к смерти, так бывало всегда. Но сегодня это было хуже, почему-то хуже, чем всегда. Он смотрел на грубую каменную плиту, на комковатую траву на могиле и в нем начали формироваться слова. Это встревожило его, потому что он не любил поддаваться подобному воздействию. Вопреки себе он поставил коробку с игрушками одним краем на землю, прислонил ее к ноге и положил руки на бедра.
Что я здесь делаю? размышлял он. Там внизу наверно и костей-то не осталось. Может какая-нибудь одна кость. Что я могу сказать кости? Что я здесь делаю?
Однако он все же не мог уйти, как будто знал, что пришел по определенным соображениям, и ничего еще не произошло.
И тогда он понял. Стоя здесь перед старым камнем он смог вспомнить то, что должен был вспомнить, то, что ему сейчас было нужно. Старую историю. Он пришел, чтобы вспомнить ту историю, которую его отец время от времени рассказывал от начала до конца без изменений. Мистер Финкельштейн всегда верил этой истории, так же как он не верил другим, которые тот рассказывал, потому что эту, отец всегда рассказывал одинаково. И он стоял, уставившись на камень и вспоминая ее.
В стране отцов, откуда приехали их предки, в той части Польши, которая тогда принадлежала Австрии, жил-был великий магнат, владения которого не знали пределов. Ни один человек из близлежащей деревни не смог когда-либо полностью их обойти и никто толком не знал, где находятся их границы. Но одна часть поместья была окружена высоким железным забором, который строили очень много лет. За этим забором росли высокие деревья и густые кусты, и никто в деревне не мог сказать, что находится за ними. Но считалось, что где-то там находится дом магната. Где же строить такой великолепный забор, если не вокруг великолепного дома.
Однако за этим забором всегда стояла тишина; не было слышно, чтобы за ним говорили люди, и ни шум телег, ни звон кос никогда не доносились оттуда. А потом, однажды, из-за забора донеслись громкие крики и вопли. Деревенские побежали к забору и некоторые из них подсадили друг друга на него, а некоторые забрались на деревья и заглянули внутрь. Они увидели крестьян, которые бежали к увязшей в грязи телеге и они увидели мужчин с пиками и кнутами, которые сражались с ними. Они увидели что-то вроде битвы, и битва закончилось лишь тогда, когда вооруженные мужчины оказались на земле. Потом крестьяне отобрали у них пики и всех убили.
Вся история стала известной позже. Произошло следующее. Внутри этого забора магнат держал несколько сотен крепостных. Освобождение крепостных было провозглашено поколения назад, но во многих имениях об этом не знали. Крепостных никогда не выпускали из имения, и они жили и умирали там, ничего не зная о происходящем в мире. И вот, однажды когда они тащили эту телегу, ее колеса увязли в грязи, и они не могли ее вытащить. Надсмотрщик приказал им тянуть сильнее и, в конце концов, поднял на них плеть. В то время как они тянули за ремни, он хлестнул плетью по спинам некоторых из них. В этом не было ничего необычного, но на этот раз он переусердствовал, потому что крестьяне бросили ремни, повернулись и посмотрели на надсмотрщика. Потом они окружили его, и поскольку он продолжал бить их плетью, они схватили его за горло и на месте свернули ему шею. Они отпустили его, когда он перестал размахивать плетью и когда они отошли от него, он упал на землю и они увидели что он мертв.
Так он и лежал, мертвый, все еще с плетью в руке. Они не знали, что делать, поэтому стояли и ждали. Потому что теперь их гнев выветрился, и они ждали, чтобы кто-нибудь пришел и занял место надсмотрщика, и они смогли бы вернуться к своим обычным занятиям. После нескольких часов ожидания они увидели другого начальника и позвали его, чтобы сказать, что им нужен новый надсмотрщик, потому что этот упал и сломал себе шею. Начальник посмотрел на мертвеца, увидел и вернулся в усадьбу. После этого на крестьян, с очевидным намерением их убить, набросилась банда надсмотрщиков.
Но они не хотели, чтобы их убили, и они позвали на помощь и послали гонцов, и пока они сражались с напавшими, те прибежали к другим крестьянам, которые работали на других полях и очень скоро против надсмотрщиков сражалось около двухсот крестьян. И, в конце концов, они убили их всех. Потом они пошли и пришли в дом магната. В это время он был в отъезде, и они знали об этом. Так что они вошли в дом и все разгромили. Они сломали мебель и порвали струны рояля, - они никогда не видели такого раньше - они вспороли обивку диванов и вырвали висящие на стенах картины из рам. Они пришли на кухню и засыпали солью все, что там было съестного, и они взбежали наверх по большой каменной лестнице и разграбили спальни. И тогда они нашли сейф.
В спальне своего господина они нашли этот сейф и поскольку он был заперт на большой замок, они сорвали этот замок и открыли сейф. А внутри они обнаружили много великолепных портретов короля. Они знали, что это король, потому что в их лачугах магнат приказал повесить рядом с распятием портрет короля. Но их портреты не были так прекрасны, как эти, в сейфе. Эти были окружены причудливыми золотыми завитушками и вдоль краев были написаны слова. Они любили своего короля, так что набрали портретов из сейфа охапками и разделили между собой. Было очень странно, что все картины были абсолютно одинаковыми, и они не могли не обратить на это внимание. После этого они ушли из дома, вернулись на поля и продолжили свою работу, у каждого в кармане было аккуратно сложено, по крайней мере, десять или двенадцать портретов. Они собирались заменить старые портреты короля этими, новыми. У некоторых из них их было достаточно, чтобы покрыть все стены лачуги, и они никак не могли дождаться, когда сядет солнце, и они смогут пойти домой, и сделать это.
