Филипп Эриа - Золотая решетка
- Знаешь, - сказал Бернар, - раз в месяц, раз в два месяца твоя тетя и мама ездят в Граней и в Блотьер. И приезжают туда всякий раз неожиданно. Там они обходят фермеров и арендаторов. Если бы не эта мера, все наши продукты перешли бы прямо на черный рынок. Знаешь, крестьяне - ужасные люди. Папа говорит, что они рады наконец сквитаться с городскими жителями. Но оливковое
- Я вам еще пришлю, у меня в нынешнем году был хороший урожай. Пришлю лично тебе.
- Ты просто чудо, тетя Агнесса.
- Я никак не могу привыкнуть, что меня называют тетей, - живо возразила она. - Зови меня просто Агнесса.
- Это у нас не принято. Ты будешь первая.
- Тем лучше!" Что это за блюдо принесли? - спросила Агнесса, ибо теперь семья показалась ей не такой несчастной, как вначале.
- Бланманже. Тетя Эмма уже объявила об этом.
- Бланманже? Господи! Все мое детство.., Но ведь для бланманже требуются реки молока. Как это тетя Эмма достала столько молока?
- Получает по карточкам для стариков и по детским карточкам первой категории!
Агнесса улыбнулась при мысли, что старики и младенцы, которые у Буссарделей всегда имелись в изобилии, сейчас стали для семьи доходной статьей. Они получали по специальным талонам молоко, сахар, шоколад, крупу, которые выдавались старым и малым, и вся семья пользовалась этими благами.
Обедающие, с наслаждением уписывая бланманже, осыпали похвалами тетю Эмму за роскошный обед.
- Да замолчите вы, детки: сейчас мои обеды просто пародия на прежние,
- Я! Я тоже! Все мы помним! - застонали гости.
- Ах, фазан а ля Священный Союз! - произнесла тетя Эмма, положила ложку, поставила локти на стол, уперла подбородок в ладонь и замечталась об этом мудреном блюде - шедевре буссарделевской кулинарии, которое, как утверждали, восходило к незапамятным временам, к другой оккупации - 1815 года. - Чтобы блюдо удалось, надо потратить на его приготовление никак не меньше двадцати четырех часов. Слышите, двадцать четыре часа, и лишь потом начинать жарить. Надо взять фазана самого лучшего, жирного и понежнее, двух бекасов, мозг из говяжих костей, свежее сало, анчоусы и два померанца.
Перечисление таких чудесных продуктов исторгло единодушный стон из груди сотрапезников, вынужденных довольствоваться топинамбуром.
- Ну, ну! - бодро вскричала тетя Эмма, выпрямив стан и хлопнув ладонью по столу. - Не будем отчаиваться, голов не вешать! И слушайте: если господь продлит мне жизнь, я еще сделаю вам фазана а ля Священный Союз в тот день, когда будет подписан мир. И будет самый сезон для фазанов; обычно мир заключают осенью, - добавила она, так как на ее памяти был заключен только один мирный договор-11 ноября.
Ей зааплодировали, и начался бессвязный разговор о бывших пирах и о пирах будущих.
С дальнего конца стола, где беспрерывно стрекотала молодежь, раздались громкие восклицания.
- Ох, а я бы испугалась! -пискнула одна из дочерей Поля.
- И я тоже, - подтвердила другая.
- О ля-ля! - презрительно бросил один из мальчиков. - Если бы ты видела, как на прошлой неделе дрались в Латинском квартале!..
- А ты был в Латинском квартале? - осведомилась Жильберта. - За такого трусишку, как ты, можно не волноваться, вот я что видела в метро Мюэт, вот это да!
- О чем это они спорят? - спросила Агнесса Бернара.
- Не знаю... Что там случилось, Жильберта?
Этот громко заданный вопрос легко покрыл голоса беседующих, и за столом воцарилось молчание, что польстило явно интересничавшей Жильберте.
- Я вышла из лицея, - начала она. - Было это вечером. На авеню Моцарта я спустилась в метро. Хотела проводить одну подругу, а уж потом сесть в свой поезд. Мы с ней разговаривали, опершись на балюстраду у перехода между двумя платформами. И вдруг справа на лестнице... вы представляете себе, где происходило дело?
- Да, да, - хором подтвердили Буссардели, многие годы вообще не знавшие, что такое метро. - Линия Пон де Севр. Ну, и дальше что?
- Ну вот, послышались крики, люди падали прямо на землю, началась сумасшедшая беготня. Мы, конечно, подошли. Два каких-то человека в резиновых плащах гнались за третьим. А на нем была блуза. Они его схватили у лестницы, повели, заломили ему за спину руки. Он отбивался. Кричал публике: "Помогите же мне!" Но люди не знали, что делать. Те двое объяснили, что они из полиции и что они поймали террориста. Когда они потащили террориста по лестнице к выходу, он не хотел идти, так что им пришлось его волочить по земле, он уцепился за газетный киоск, обернулся к нам и как закричит: "Вы же сами видите, что я патриот, опять арестовывают патриотов!" Но никто, знаете ли, даже с места не тронулся, - добавила Жильберта, покачав головой. - Патриот, патриот, всякий может сказать, что он патриот!..
- Потрудись замолчать, дура!
Дядя Александр, муж тети Луизы, который слушал Жильберту, низко нагнувшись над своей тарелкой, при ее последних словах выпрямился и хватил кулаком по столу с такой силой, что зазвенели приборы и опрокинулся бокал. Все взоры обратились к нему. Агнесса заметила, что дядя побледнел, подбородок и пышные усы тряслись. Луиза испуганно поднесла руку к губам. Александр огромным усилием воли заставил себя сдержаться, и все поняли это так ясно, что ни один голос не поднялся в осуждение его резкой выходки, никто не обратился к нему со словами увещевания. Воцарилось тяжелое молчание, и Агнесса перевела взор на Жильберту, которая оцепенела от страха и не смела дохнуть, Так же как и ее младший брат. Тетя Эмма опомнилась раньше прочих.
- Дети могут встать из-за стола и пойти в сад, - произнесла она, глядя прямо перед собой поверх голов обедающих.
Ложки судорожно заскребли по дну тарелок, подбирая остатки бланманже. И пока за бросившейся в сад детворой, в число которой входили все обедающие до пятнадцатилетнего возраста, не захлопнулись двери, только тороплипый перестук ложек нарушал тишину, нависшую над столом.
- Приношу свои извинения, Эмма, - с трудом произнес Александр хриплым голосом. - Приношу свои извинения всем присутствующим. Обычно я никогда никому не навязываю своих мнений. Но сейчас!..
- Вы могли бы сообразить, - ответила Мари Буссардель,- когда пятнадцатилетняя девочка Присутствует при аресте, то...
- Вы правы, Мари, я мог бы это сообразить. И не мое дело было ее осаживать.
- Верно, - подтвердила Эмма. - Но поскольку вы сами это сознаете, прекратим разговор.
И она пустила вокруг стола серебряную вазочку, куда обедающие по установившемуся обычаю должны были класть талоны продовольственных карточек.
- Только хлебные, - великодушно предупредила она.
Когда сбор был окончен, Эмма поднялась, и все остальные последовали ее примеру.
- Пройдем в гостиную! - скомандовала она, повысив голос. - Я угощу вас праздничным кофе: маис, жареные каштаны, цикорий и несколько зерен настоящего кофе, которых в этой бурде и не заметишь.
Агнессе захотелось подойти к тете Луизе, чтобы успокоить ее, подбодрить. С детских лет она предпочитала тетю Луизу всем своим прочим родственникам. Но тетя Луиза покорно поплелась вслед за сестрой Эммой, видимо, желая еще раз извиниться перед ней, теперь уже от своего имени, за выходку мужа. Разыгравшаяся только что сцена была, насколько помнила Агнесса, не в обычаях этой супружеской пары. Видимо, нынешние события оказали свое действие и на Александра Жанти. Сочетавшись браком с этим архивистом, Луиза Буссардель единственная в семье поступила сообразно своей сердечной склонности, единственная пошла против традиции, в силу которой будущие мужья вербовались в среде адвокатов и банкиров. Семья ей этого не простила, тем более что у Александра не было никакого состояния; выйдя по возрасту в отставку с должности хранителя Национальной библиотеки, он посвящал теперь часы досуга лингвистическим изысканиям; все это, конечно, не могло поднять в глазах родни престижа четы Жанти, особенно если учесть еще одно отягчающее обстоятельство - брак остался бездетным. Но даже все это, вместе взятое, не могло объяснить Агнессе гневную выходку дяди Александра против Жильберты, и уже совершенно неожиданным показалось единодушие, с каким Буссардели, не сговариваясь, поспешили потушить спор в зародыше.
По счастливой случайности Поль встал из-за стола в числе последних; Агнесса задержала его в столовой.
- Поль, будь добр, помоги мне, я боюсь наделать бестактностей, Я не особенно хорошо поняла, что именно произошло: почему дядя Александр так рассердился. Скажи, он не согласен с нашей семьей по политическим вопросам?
- Не согласен не то слово. Я не хочу говорить про него ничего худого, но ты сама знаешь, он любит пооригинальничать.
Агнесса опустила глаза; она посмотрела на орденскую колодку своего кузена, и вдруг ей припомнилось, что ее дядя, архивист, вернувшийся с войны четырнадцатого года сплошь в знаках отличия, однако не нацепил сегодня ни одной ленточки. Она задумалась.
