Игорь Оськин - И всюду страсти роковые
Так Колесов впервые столкнулся с весьма интересным юридическим явлением (казусом), под марку которого можно творить длительную судебную волокиту. Суд, запретив временно продавать завод, назначил срок следующего заседания через два месяца (с учетом летних отпусков, не ихних, конечно, а судей). Заседания переносились еще несколько раз – появлялись новые документы и обоснования, судья брал время на их изучение и т. д. А запрет на продажу завода длился 8 месяцев, а затем еще 4 месяца – по новому иску, итого – год (?!)
«Закон что дышло, куда повернул, туда и вышло», — говорят простые люди (которые не юристы). Правда, они больше грешат на злой умысел тех, кто вращает дышло, чем на сами законы. Но вот то, что делается вполне законно по «обеспечению иска», можно пояснить для простых людей на простом примере. Предположим, что вам нужно срочно продать свой дом или, там, дачу. Усилим эффект – вам нужны деньги на лечение, на сложную операцию. Вы всё подготовили для продажи, ничего не мешает. Но тут встревает некий некто, который обвиняет вас в нанесении ему ущерба, подает иск в суд о взыскании какой-нибудь несусветной суммы, а пока, до решения суда, просит запретить продажу вашей дачи, в порядке «обеспечения иска». Судья без вызова сторон, то есть никого не видя и не слыша, в тот же день принимает решение (нет, они по стыдливости называют это деяние не решением, а «определением») — запретить. Дальше пошло тикать время. А у вас, извиняюсь, может быть уже метастазы пошли. Вы можете обжаловать «определение» – закон разрешает. Вот только он время не останавливает.
Меры по обеспечению иска – всего лишь один из приемов одолеть соперника – если не победить, то хотя бы заволокитить. Он столкнулся и с другими, а сколько их всего? Отдельная тема для раздумий простого человека.
Левитин приезжал на суд с девушкой-юристом, но выступал сам. Говорил длинно, иногда оправдывался: «я не юрист, но излагаю существо дела как экономист», — украшал речь оскорбительными замечаниями в адрес внешнего управляющего, его представителей в суде, скорбел о судьбе завода и трудового коллектива. Ученые юристы после нескольких месяцев уже отмечали:
— Хорошо выступает, мы кое-чему научились от него.
Колесов же посчитал всю его стилистику откровенной демагогией, которую он и сам хорошо освоил за долгие годы руководящей работы. Его не привлекали к выступлениям, сам он, разумеется, не напрашивался.
Для полноты картины приводятся выдержки из московской газеты «Версия-М», из статьи «Питерские предприятия-банкроты продаются за взятки».
«Житель подмосковного Подольска Павел Ильич Левитин, отставной офицер с юридическим образованием, решил стать отечественным производителем. А именно: заняться в родном городке разработкой песка на строительные нужды. Провел геологическую разведку, просчитал окупаемость и взял у центра занятости кредит на закупку оборудования, эквивалентный 120 тысячам долларов. Строго говоря, из всего оборудования нужен был ему один только земснаряд. И надо же такому случиться было, что ближе, чем в Ленинградской области, земснаряда ему никто не предложил. Поехал Павел Ильич туда, приобрел на Механическом заводе земснаряд, доставил в родное Подмосковье, взялся за работу, а тут новая неприятность: после первых же добытых песчаных тонн сломался земснаряд. Местные спецы только руками развели: ремонтировать его, говорят, станет дороже, чем новый купить.
Но делать нечего: едет он тогда снова на завод, так, мол, и так, говорит, земснаряд ваш умер, приезжайте и заберите его, а мне деньги верните, кредит уже пора отдавать. Процентов с вас, так и быть, не возьму, расстанемся друзьями. Однако на заводе отвечают в том смысле, что и рады бы деньги вернуть, да взять неоткуда: зарплата полгода не плачена, электричество вот-вот отключат. Полное, короче говоря, разорение.
Павел Ильич, надо сказать, в этой ситуации не растерялся. Если, говорит, разорение, то надо на банкротство завод выставлять, продавать имущество, долги возвращать. В общем, обратился он в местное управление по банкротству, а там ему говорят: «Отлично. Мы давно подозреваем, что завод этот разорился, и подумывали, кому бы его продать, Теперь видим: лучше вас кандидатуры не найти. Берите его себе. Не хотите земснаряды клепать, так перепрофилируйте его. В макаронную фабрику, например. Или в таможенный терминал. А главное, устроить это легче простого. Вы нам сейчас 60 тысяч долларов платите – и все, ваш завод». Левитин от такого предложения аж на стуле подскочил. «Это что же, — говорит, — взятка в особо крупных размерах?» Но те ему отвечают: «Да бог с вами, какая взятка?! Это просто порядок у нас такой. Подумайте, предложение выгодное».
Левитин, однако, долго думать не стал, тотчас подал иск в Арбитражный суд. Тут, конечно, начались звонки угрожающего характера, налоговая полиция на его фирму ни с того ни с сего заявляется. Но он на все это пока еще особого внимания не обращает, садится в свою «шестерку» и едет в Питер на заседание суда.
На подъезде первый серьезный инцидент случился. То есть перегородил Левитину дорогу джип, из джипа четверо мужиков вылезли, один плечистее другого, и велели Павлу Ильичу выйти на обочину. Вышел он, очки в карман положил. Все, думает, сейчас бить будут. Но не стали его бить. А просто вырулил из ближайшего лесочка грузовик и разнес его «шестерку» в металлолом. Мужики в самые глаза Павлу Ильичу заглянули, по плечу похлопали, говорят: «Это мы, уважаемый, размялись слегка. А насчет завода ты все-таки подумай».
Но он опять думать не стал. Пошел жаловаться на бандитов в питерское ФСБ. Там его как родного приняли, обещали во всем разобраться, виновных выявить и наказать. У Павла Ильича даже от сердца отлегло. Но ненадолго. Поскольку минут через пять, прямо на выходе из ФСБ, напали на него двое крепких негодяев и избили в кровь. Прямо на глазах у вооруженной охраны. Он тогда назад вернулся, рассказал чекистам. Но те ему отвечают: «Сочувствуем, но помочь не беремся. Это не наша компетенция. Вот если бы вас взорвали – это да! А избили – это не к нам, это в милицию».
Тут даже Павел Ильич вспылил. Коль скоро, говорит, вы должны защищать безопасность государства, подумайте о том, что за взятку можно приобрести этот завод, обустроить там таможенный терминал и протаскивать, минуя центральный порт, любую контрабанду, от героина до ядерных боеголовок. Это ли не угроза безопасности? На питерских чекистов, впрочем, эта горячая речь впечатления не произвела…
Потому что в городе Санкт-Петербурге давно уже странные дела творятся».
Вот такие гримасы эпохи. Бесстрашная журналистика. Криминальная столица России – Петербург. Коррупция в высших эшелонах. Власть и бандиты едины. И т. д. и т. п.
Газета вышла уже в конце судебных разбирательств, все читавшие – в фирме, в управлении по банкротству, на заводе – получили большое удовольствие. Восхищала выдержка Левитина – на нем не замечалось следов избиений (ну, может, били искусно, не по лицу), судье не жаловался, в Питер приезжал все на той же машине.
Пока суд да дело, Паша насчитал долг на 4,4 миллиона долларов (за счет набегавших сумасшедших процентов) – «чем больше ложь, тем легче в нее верят». Летом 1997 года суд начал рассматривать его иск.
Вопрос, конечно, интересный. Левитин купил у завода изделие за 17 тысяч долларов. Предъявил претензию на 1,1 миллиона долларов. Директор завода признал претензию. Вместе с Левитиным подписал соответствующий акт и соглашение об отступном. Тем самым штрафные санкции были переведены в основной долг. Теперь штрафные проценты насчитывались на этот основной долг – на 1,1 млн долларов. Директор обязался вернуть долг через три месяца. Это было заведомо невыполнимо: вся заводская выручка за первое полугодие была меньше этой суммы в три раза, а за год в целом в пять раз. Так и набежало 4,4 млн. — как раз на уровне стоимости имущества завода.
В официальных бумагах управляющий Бондарев писал суровые слова: директор Мелкий не защищал интересов завода, не принял мер по ремонту или замене товара, подписал ряд финансовых документов, которые поставили завод в кабальную зависимость перед фирмой «Авита»; письменно предложил Левитину включить завод в структуру его холдинга; директор нанес ущерб заводу преднамеренным увеличением задолженности и заведомо некомпетентным ведением дел, что свидетельствует о фактах умышленного банкротства.
Все эти грозные слова справедливы только на уровне здравого смысла. А по закону – полный порядок. Например, в уставе государственного завода не оказалось записи, ограничивающей директора в объемах сделок – он не мог продать самого дешевенького станка без разрешения руководства, а подписать долг на треть стоимости завода – это пожалуйста.
Представьте себе фантастическую картину подобного рода во всероссийском масштабе. Скажем, какой-нибудь российский гигант типа Газпрома нанес ущерб какой-нибудь Турции – недодал газу. Там убытки пошли, ущербы, негодование. И – претензия на половину стоимости Газпрома, хотя газу недодали на полпроцента этой же стоимости. Начальник Газпрома то ли по закону, то ли по откату сдается, подписывает. И что же? Как законопослушные граждане правового государства, отдаем условным туркам безусловную половину имущества Газпрома? Непонятно.
