Бертольд Брехт - Мамаша Кураж и ее дети (Перевод Б Заходера и Вс Розанова)
Повар. Таких я имею дюжину за десять геллеров, на любой угла.
Мамаша Кураж. Что-что? Такого каплуна "на любой угла"? Это в осаду-то, когда голод кругом, народ пухнет? Крысу, может, достанете. Может! Потому как всех крыс поели, целым полком весь день за одной крысой гоняются! За такого каплуна, да еще когда осада, всего пятьдесят геллеров, и это, по-вашему, дорого?
Повар. Не нас осаждать, а мы осаждать, глупый голова!
Мамаша Кураж. Осаждать осаждаем, а сами голодаем. Они себе в город всего натащили, как сыр в масле катаются, говорят. А у нас? Была я у мужиков - у них нет ничего.
Повар. Мужик все есть - мужик спрятал.
Мамаша Кураж (победоносно). Ничего у них нет. Разорение кругом. У них зубы на полке. Сама видела - траву едят, ремни варят - да еще потом пальчики облизывают. Вот оно как! А я вам каплуна предлагаю и всего за сорок геллеров.
Повар. Тридцать, не сорок. Я говорить тридцать.
Мамаша Кура ж. Эх ты, ведь это не простой каплун. Он, говорят, и зернышка не брал, пока его любимый марш не сыграют. Он считать умел, такой дар был скоту от бога! А тебе сорок геллеров дорого! Смотри, хозяин тебе самому шею свернет, если его поститься заставишь!
Повар. Гляди, что я делал! (Достает кусок говядины и начинает резать.) Вот кусок говядина, я его жарил. Даю тебе одна минута на размышление.
Мамаша Кураж. Жарь, жарь, говядина-то - прошлогодняя.
Повар. Бычок вчера еще бегать, я сам видел.
Мамаша Кураж. Стало быть, он еще заживо протух.
Повар. Я варил пять часов, если надо. Я поглядеть, как он не разварился. (Режет мясо.)
Мамаша Кураж. Перцу сыпь побольше, чтобы твоему начальнику нос зажимать не пришлось.
В палатку входят военачальник, полковой священник и Эйлиф.
Военачальник (хлопая Эйлифа по плечу). Итак, сын мой, заходи, заходи к своему полководцу и садись от меня по правую руку. Ведь ты подвиг совершил, геройский подвиг во имя господне, в войне за веру. Это особенно достойно похвалы. Жди золотой нашивки, как только возьму город. Мы пришли спасти их души, а эти нечестивцы, это грязное мужичье, угоняют свою скотину у нас из-под носа! Для своих попов они ничего не жалеют. Но ты их проучил. Вот тебе полный кубок красного, пьем до дна!
Пьют.
А его преподобию - шиш. Он у нас святоша. Чего хочешь закусить, сынок?
Эйлиф. Кусочек мясца не плохо бы.
Военачальник. Повар! Жаркое!
Повар. Еще приводил с собой гостей, когда в доме хоть шар покатись!
Мамаша Кураж знаком просит повара замолчать. Она прислушивается к разговору
в палатке.
Эйлиф. Мужиков трясти - проголодаешься!
Мамаша Кураж. Иисусе, это же мой Эйлиф!
Повар. Кто?
Мамаша Кураж. Мой старшенький. Два года я его в глаза не видала. Украли его у меня на дороге. Видно, в гору пошел, раз сам командующий на обед позвал. А что ты им подашь? Пустую тарелку? Ты слышал, чего гость требует, мяса. От души советую тебе, торопись, бери каплуна, пока не поздно. Гульден с тебя.
Военачальник (усаживается с гостями за стол и рявкает). Подавай обед, кухонная протобестия! А то я тебя самого зарежу!
Повар. Давай каплуна, черт тебя, вымогательша!
Мамаша Кураж. Неужто пригодился "несчастный цыпленок"?
Повар. Я несчастный - пятьдесят геллеров плачу! Ты бога не бояться!
Мамаша Кураж. Сказано - гульден! Родной сынок у самого командующего в гостях - уж тут я за ценой не постою!
Повар (отдает деньги). Хоть ущипни его, пока я разводил огонь.
Мамаша Кураж (усаживается и начинает ощипывать каплуна). Вот диву-то дастся, когда меня увидит. Старшенький у меня всем взял - и умом и смелостью. У меня еще один есть - тот простоват, зато честный. А от дочки толку никакого. Правда, хоть не болтлива, и на том спасибо.
Военачальник. Выпьем еще по одной, сын мой! Это мое любимое, фалернское! Одна бочка осталась, самое большее - две. Но я ничего не пожалею, лишь бы в моем воинстве жила истинная вера. А пастырь опять оближется: он только языком болтает, а вера без дел мертва есть, верно, поп? Ну-ка, Эйлиф, расскажи нам, как ты мужиков вокруг пальца обвел и взял в полон двадцать голов скота. Надеюсь, их скоро пригонят.
Эйлиф. Завтра, самое позднее - послезавтра.
Мамаша Кураж. Молодец сынок, сообразил. Хорошо, что скот только завтра пригонят, а то бы вы с моим каплуном, пожалуй, и разговаривать не стали.
Эйлиф. Дело так было. Докладывают мне, что мужики перегнали ночью скотину из потайного места поближе к городу, в рощицу. Оттуда городские должны были ее забрать. Ну что ж, думаю, мешать вам не стану. Вам ее легче найти! Ребята мои и так давно мяса не видали, а я им на два дня еще рацион урезал, чтобы у них слюнки текли, если кто мяукнет, не то что замычит.
Военачальник. Тактика правильная.
Эйлиф. Еще бы! Ну, остальное пустяки. Правда, у мужиков дубины здоровые были, и оказалось у них народу втрое больше, чем у нас. Они на нас нападение сделали. Меня четверо в кустах прижали, клинок из рук выбили, орут: "Сдавайся!" Что, думаю, делать? Того гляди, самого на котлеты порубят!
Военачальник. А ты?
Эйлиф. Рассмеялся.
Военачальник. Что, что?
Эйлиф. Засмеялся я. Ну, тут у нас и разговор пошел. Я давай торговаться. Говорю: двадцать гульденов за быка - это мне дорого. Даю по пятнадцати - вроде я собирался платить. Ну, они, конечно, - в затылке чесать. Я нагнулся, подхватил клинок и порубил их, всех четверых. Нужда свой закон пишет, верно?
Военачальник. Что на это скажет пастырь духовный?
Священник. Строго говоря, в писании такого текста нет, но господь наш умел сотворить из пяти хлебов пятьсот, ему и нужды не было. Потому и мог он требовать: люби ближнего своего. Ибо люди сыты были. Ныне не те времена.
Военачальник (хохочет). Совсем не те. Так и быть, теперь и ты глотни заслужил, фарисей! (Эйлифу.) Ты их, значит, порубил? Доброе дело, теперь будет чем моим молодцам подкрепиться! И в писании так сказано: что ты сделал меньшему из братьев моих, то ты мне сделал. А что ты им сделал? Ты им доброй говядинки на обед припас. Они у меня к заплесневелому хлебу не привыкли. Они, бывало, в шлем вина нальют, булки туда накрошат - перед тем как в бой за веру идти.
Эйлиф. Да, я нагнулся, подхватил клинок и порубил их, всех четверых!
Военачальник. В тебе сидит юный Цезарь! Ты достоин видеть короля.
Эйлиф. Я его видал, правда издали. От него прямо сияние шло! Эх, стать бы мне таким, как он!
Военачальник. Задатки у тебя есть. Доблестного воина я ценю. Твоя доблесть мне по душе. Храбрый солдат для меня - сын родной. (Подводит Эйлифа к карте.) Ознакомься с обстановкой, Эйлиф. Видишь, есть где отличиться.
Мамаша Кураж (прислушиваясь к разговору в палатке, яростно ощипывает каплуна). Плохой, видать, командующий!
Повар. Обжорливый, а почему плохой?
Мамаша Кураж. Потому плохой, что ему храбрые солдаты нужны. Хорошему ему на что такие храбрые. У него план кампании хороший, он любыми обойдется. Уж я знаю, где заведут речь про доблесть всякую, там дело дрянь.
Повар. А я думал, это хороший дело.
Мамаша Кураж. Нет, дело дрянь. Возьми короля или там командира, какого бог умом обидел. Ведь он такую кашу заварит, что без доблести-геройства солдату не обойтись. Вот тебе одна доблесть! Возьми скрягу. Поскупится, мало солдат наберет, а потом требует, чтобы все были богатыри! Возьми опять же растяпу - уж у него солдат должен быть мудрее змея, а то живым ему не выбраться. Такому и верность от солдата требуется необыкновенная. Ему всего мало. Чужой доблестью все дырки затыкают! А в хорошей стороне, при хорошем короле да полководце все эти доблести ни к чему! Там доблести не надо, были бы люди как люди, лишь бы не совсем дураки, а меня спросить - хоть и трусоваты!
Военачальник. Готов биться об заклад - и отец твой был воином!
Эйлиф. Славный был вояка, говорят. Потому меня мать все и уговаривала: не ходи на войну! Я даже песню такую знаю.
Военачальник. Спой нам. (Рявкает.) Скоро там обед?
Эйлиф. Это песня про солдата и его жену. (Поет, исполняя воинственный танец с саблей.)
Одних убьет ружье, других проткнет копье.
А дно речное - чем не могила.
Опасен лед весной, останься со мной,
Солдату жена говорила.
Но гром барабана и грохот войны
Солдату милее, чем речи жены.
Походной понюхаем пыли!
Мы будем шагать за верстою версту,
Копье мы сумеем поймать на лету,
Солдаты в ответ говорили.
Дают совет благой - ты вникни, дорогой,
Не в удали, а в мудрости - сила.
На всех и вся плевать - добра не видать,
Солдату жена говорила.
Мы бабам не верим - трусливый народ.
Река на пути - перейдем ее вброд,
Мундиры отмоем от пыли.
Когда загорится над крышей звезда,
Твой муж возвратится к тебе навсегда,
Солдаты жене говорили.
Мамаша Кураж (в кухне подхватывает песню, отбивая ложкой такт по горшку).
Ах, подвиги его не греют никого,
От дел геройских - радости мало.
Растает как дымок, храни его бог,
Жена про солдата сказала.
