Бернард Шоу - Лечение музыкой
меня снова" и "Наша Мэри так мила"? Страйга. Молодой человек, я даже не слыхивала о такой дряни. А сейчас я
займусь вашим музыкальным образованием и развитием. Я буду играть вам
Шопена, и Брамса, и Баха, и Шумана, и... Реджиналд (испуганно). Вы имеете в виду классическую музыку? Страйга. Именно.
Он одним прыжком бросается к центральным дверям.
(С отвращением.) Нахал! (Снова садится к роялю.) Реджиналд (врываясь обратно). Я забыл о тех людях на лестнице - целые толпы!
О, что же мне делать? Ах, нет, нет, не играйте классической музыки!
Обещайте, что не будете играть! Пожалуйста!
Страйга смотрит на него загадочно и тихо наигрывает
вальс "Песни любви".
А знаете, это довольно мило! Страйга. Нравится? Реджиналд. Ужасно. И, вы знаете, я в самом деле желал бы, чтоб вы
принадлежали мне.
Страйга внезапно начинает играть бурный этюд Шопена; он
корчится в судорогах.
О, перестаньте! Пощадите! Спасите! Пожалуйста! Пожалуйста! Страйга (останавливается, задерживая руки над клавишами, и готовится вновь
наброситься на струны). Вы посмеете повторить эти слова еще хоть раз? Реджиналд. Никогда в жизни. Простите меня. Страйга (с удовлетворением). Ну то-то же. (Опускает руки на колени.) Реджиналд (вытирая пот со лба). Ох, это было что-то ужасно классическое. Страйга. Вам надо научиться брать себя в руки, мой юный друг. Кроме того, я
не могу принимать гонорар в двести пятьдесят гиней за то, что буду
играть какой-то успокоительный сироп. Теперь приготовьтесь к худшему. Я
намерена сделать из вас мужчину. Реджиналд. Как? Страйга. Полонезом Шопена ля бемоль. Ну вот, вообразите, что вы идете в бой.
Реджиналд убегает, как раньше.
Баба! Реджиналд (возвращаясь, как раньше). Толпа там гуще прежнего. Сжальтесь надо
мной! Страйга. Подите сюда. Не надо воображать, будто вы идете в бой. Вообразите,
что вы только что вернулись с поля боя и подвигами дивной храбрости
спасли свою отчизну и что сейчас вы будете танцевать с прекрасными
женщинами, которые гордятся вами. Можете вы вообразить себе все это? Реджиналд. Р-р-разумеется. Я так всегда и воображаю себя. Страйга. Отлично. Теперь слушайте. (Играет первую часть полонеза.)
Реджиналд сначала содрогается, но постепенно
подбодряется, выпрямляется, принимает важный вид и
выступает, откинув голову и похлопывая себя по груди.
Этак лучше. Совсем герой! (Проиграв трудный пассаж.) Тут приходится
постараться, деточка. (Переходя к аккордам, предваряющим начало средней
части.) Ну-ка, ну-ка! Реджиналд (не выдержав). О, это слишком чудесно! Дайте мне поиграть, не то
мне не совладать с собой. Страйга. Можете вы сыграть вот это? Только это. (Играет пассаж октавами в
басу.) Реджиналд. Только ридл-тидл, ридл-тидл, ридл-тидл, ридл-тидл? Только это? Страйга. Сначала очень тихо, как тикают часы. Потом все громче и громче,
словно вы чувствуете, как переполняется моя душа. Реджиналд. Понимаю. Возьмите еще раз эти аккорды, чтобы мне настроиться.
Она повторяет аккорды, он играет октавные пассажи; и они
дуэтом играют среднюю часть.
(При повторении вскрикивает.) Еще! Еще! Страйга. Это и полагается сыграть еще раз. Вот так.
Повторяют. Когда часть подходит к концу, она сталкивает
его со скамейки на пол и продолжает полонез уже одна.
Реджиналд. Вы необыкновенная женщина. Я должен сделать одно признание,
раскрыть некий секрет. Ваша игра исторгает его из меня. О, послушайте,
Страйга.
Она берет ужасающе фальшивый аккорд.
Я хотел сказать: мисс Тэндридж... Страйга. Так лучше. Но я предпочла бы - "необыкновенная женщина". Реджиналд. А вы и есть необыкновенная женщина, вот что, Прелестнейшая,
ничего, если я приму чуть-чуть валерьянки? Я в таком волнении.
(Отхлебывает из стакана., А-а-ах! Теперь, по-моему, я в состоянии
говорить. Слушайте же, божество мое. Я так несчастлив. Мне
отвратительна моя теперешняя жизнь. Я ненавижу парламент Я вовсе не
гожусь для общественной деятельности. А моя судьба - жить дома с пятью
жестокими, грубыми сестрами, которых только и интересует что альпинизм,
да мертвые петли над аэродромом, да устройство делегаций, да драки с
полицейскими. И знаете, как они называют меня? Страйга (тихонько наигрывая). Как же они называют вас, милый? Реджиналд. Они называют меня "прилипала". Ну что ж. признаюсь, я и есть
"прилипала". Нельзя меня, беззащитного, вышвыривать одного в широкий
мир, я не гожусь для этого. Меня надо беречь. Мне нужна чья-то сильная
рука, на которую можно опереться, неустрашимое сердце, к которому я мог
бы прильнуть, грудь, у которой меня берегли бы и лелеяли, мне нужен
кормилец, на чей доход можно жить, не думая о низменной необходимости
самому зарабатывать деньги. Я бедное слабое созданье, я сам знаю,
Страйга, но я мог бы устроить уютный дом для вас. У меня хороший вкус,
и я знаю толк в коврах и картинах. Я и стряпать умею отлично После
обеда я могу прекрасно поиграть для вас. Хотя вы можете мне и не
поверить, но со слугами я умею проявить строгость и требовательность. Я
прекрасно лажу с детьми, они никогда не говорят со мною так
пренебрежительно, как взрослые. У меня настоящий талант к домашней
жизни. И я не против, чтоб меня потиранили немножко, - мне это, по
правде сказать, даже нравится Тог да мне, по крайней мере, не
приходится думать, что мне делать. О, Страйга, неужели вам не нужен
милый домашний муженек, у кого не будет другой заботы, как стараться
нравиться вам, другой мысли, как о нашем доме, кого не запятнал и не
запачкал бы ничем грубый, бессердечный мир, кто никогда не пускался бы
в политику и не стал бы тревожить вас вмешательством в вашу работу?
Скажите, могу ли я надеяться? Страйга (вставая и отходя от рояля). Дитя мое! Я грубая, властная,
независимая, сильная женщина. Что можете вы с вашим нежным, мягким
характером любить во мне? Я могу оскорбить вас, испугать, даже - уж
лучше мне сознаться во всем, у меня ведь горячий нрав, - в приступе
ярости я могу даже побить вас. Реджиналд. Ах, побейте, побейте меня! Не смейтесь над таким глупым
признанием, но уже с раннего детства во мне живет одно тайное желание,
желание", чтобы меня безжалостно отколотила какая-нибудь великолепная,
могучая, прекрасная женщина. Страйга (торжественно). Реджиналд - кажется, ваша матушка в разговоре
называла вас Реджиналдом? Реджиналд. Р-е-е-джи. Страйга. И я, я тоже должна сделать одно признание. И мне тоже - как и вам
нужна музыка, чтобы легче было высказаться. Не будете ли вы так добры? Реджиналд. Ангел мой! (Бросается к роялю и играет в помощь ей, пока она
говорит.) Страйга. Я тоже давно лелею одну мечту. Она утешала меня в трудные часы,
когда приходилось играть гаммы по восемь часов в день. Эта мечта
преследовала меня при аплодисментах восхищенных тысячных толп в Европе
и Америке. Мечта о робком сердечке, которое трепещет рядом с моим
сердцем, о нежном голоске, который приветствует меня по приходе домой,
о шелковистых усиках, ласкающих мои усталые пальцы, когда я возвращаюсь
после титанической борьбы с концертом соль мажор Чайковского; мечта о
существе, которое полностью от меня зависит, полностью предано мне,
полностью мне принадлежит и живет лишь ради того, чтобы я его берегла,
и лелеяла бы, и поклонялась бы ему. Реджиналд. Но подчас ведь вы могли бы и разгневаться? Вы стали бы страшны,
великолепны, безжалостны, неистовы. И тогда вы могли бы швырнуть наземь
существо, вами любимое, и топтать это существо, прильнувшее к вашим
ногам. Страйга. Да, да, о, зачем вы принуждаете меня сознаться и в этом? Исколотить
его, превратить его в студень, а потом в приступе раскаяния обхватить
трепещущее тельце и душить его страстными поцелуями. Реджиналд (не помня себя от радости). Пусть им буду я, я, я! Страйга. И вы не содрогнетесь перед такой страшной судьбой? Реджиналд. Я с радостью принимаю ее. Я обожаю тебя - я твой навеки. О, дай
мне прильнуть, прильнуть, прильнуть к тебе! Страйга (страстно обнимая его). Теперь ничто не вырвет тебя из моих объятий. Реджиналд. Ничто. Теперь судьба моя устроена. О, как обрадуется моя мамочка! Страйга. Сокровище мое, назначь же день и час.
Он играет свадебный марш, она - басовую партию.