Современная комедия - Джон Голсуорси
– Мистер Баттерфилд, сэр!
Гм! Юноша, видно, поторопился. Под прикрытием добродушно-вкрадчивых приветствий Грэдмена Сомс «произвел разведку», как выражался его дядя Роджер. Аккуратно одет, отложной воротничок, шляпу держит в руке – совсем обыкновенный, скромный малый. Сомс слегка кивнул ему.
– Вы хотели меня видеть?
– Наедине, сэр, если разрешите.
– Мистер Грэдмен – моя правая рука.
Голос Грэдмена ласково заскрипел:
– Можете излагать ваше дело. За эти стены ничего не выносится, молодой человек.
– Я служу в конторе ОГС, сэр. Дело в том, что я случайно получил некоторые сведения, и теперь у меня неспокойно на душе. Зная, что вы адвокат, сэр, я предпочел обратиться к вам, а не к председателю. Скажите мне как юрист: должен ли я, как служащий общества, всегда в первую очередь считаться с его интересами?
– Разумеется, – сказал Сомс.
– Мне неприятно это дело, сэр, и вы, надеюсь, поверите, что я пришел не по личным причинам, а просто из чувства долга.
Сомс пристально посмотрел на него. Большие влажные глаза юноши казались ему похожими на глаза преданной собаки.
– А в чем дело? – спросил он.
Баттерфилд облизнул сухие губы.
– Дело в страховании наших германских контрактов, сэр.
Сомс насторожил уши, и без того слегка торчащие кверху.
– Дело очень серьезное, – продолжал молодой человек, – и я не знаю, как это отразится на мне, но должен указать, что сегодня утром подслушал частный разговор.
– О-о, – протянул Сомс.
– Да, сэр. Вполне понимаю вас, но после первых же слов я должен был слушать. Я просто не мог выдать себя после того, как услышал их. Я думаю, что вы согласитесь, сэр.
– А кто говорил?
– Наш директор-распорядитель и некий Смит – судя по акценту, его фамилия, наверно, звучит несколько иначе. Он один из главных агентов по нашим германским делам.
– Что же они говорили? – спросил Сомс.
– Видите ли, сэр, директор что-то говорил, а потом этот Смит сказал: «Все это так, мистер Элдерсон, но мы не зря платили вам комиссионные; если марка окончательно лопнет, вам уж придется постараться, чтобы ваше общество нас выручило».
Сомсом овладело острое желание свистнуть, но его остановило лицо Грэдмена: у старика отвисла нижняя челюсть, заросшая короткой седой бородой, и он растерянно протянул:
– О-о!
– Да, – сказал молодой человек, – это был номер!
– Где вы были? – резко спросил Сомс.
– В коридоре, между кабинетом директора и конторой. Я только что разобрал бумаги в конторе и шел с ними, а дверь кабинета была приоткрыта пальца на два. Конечно, я сразу узнал голоса.
– Дальше…
– Я услышал, как мистер Элдерсон сказал: «Тсс, не говорите об этом», – и я поскорей юркнул обратно в контору. С меня было достаточно, уверяю вас, сэр!
Подозрения и догадки совершенно сбили Сомса с толку. Правду ли говорит этот юнец? Такой человек, как Элдерсон… чудовищный риск! А если это правда – в какой мере ответственны директора? Но доказательства, доказательства? Он посмотрел на клерка: тот был бледен и расстроен, но стойко выдержал его взгляд. Встряхнуть бы его хорошенько! И он строго сказал:
– Вы понимаете, что говорите? Дело в высшей степени серьезное!
– Я знаю, сэр. Если бы я думал о себе, то ни за что бы к вам не пришел. Я не доносчик.
Как будто говорит правду! Но осторожность не покидала Сомса.
– У вас были когда-нибудь неприятности по службе?
– Никогда, сэр, можете справиться. Я ничего не имею против мистера Элдерсона, и он ничего не имеет против меня.
Сомс внезапно подумал: «О черт, теперь он все это свалил на меня! Да еще при свидетеле! И я сам оставил этого свидетеля!»
– Имеете ли вы основания предполагать, что они заметили ваше присутствие? – спросил он.
– Не думаю, сэр, они не могли заметить.
Запутанность положения с каждой секундой росла, как будто рок, с которым Сомс умело фехтовал всю свою жизнь, внезапно нанес ему удар исподтишка. Однако нечего терять голову, надо все спокойно обдумать.
– Вы готовы, если нужно, повторить это перед правлением?
Молодой человек стиснул руки.
– Право, сэр, лучше бы я молчал, но раз вы считаете, что надо, что ж делать – придется. А может, лучше, если вы решите оставить это дело в покое? Может, все это вообще неправда… Но тогда почему мистер Элдерсон не сказал ему: «Это наглая ложь!»?
Вот именно! Почему он смолчал? Сомс недовольно проворчал что-то невнятное.
– Что еще скажете? – спросил он.
– Ничего, сэр.
– Отлично. Кому-нибудь говорили об этом?
– Никому, сэр.
– И не надо, предоставьте это мне.
– Очень охотно, сэр, конечно. Всего хорошего!
– Всего хорошего!
Нет, хорошего мало! И ни малейшего удовлетворения от того, что его пророчество относительно Элдерсона сбылось. Ни малейшего!
– Что скажете об этом юнце, Грэдмен? Лжет он или нет?
Грэдмен, выведенный этими словами из оцепенения, задумчиво потер свой толстый лоснящийся нос.
– Как сказать, мистер Сомс… Надо бы получить больше доказательств. Но я не знаю, какой смысл этому человеку лгать?
– И я не знаю. Впрочем, все возможно. Самое трудное – достать еще доказательства. Разве можно действовать без доказательств?
– Да, дело щекотливое, – сказал Грэдмен.
И Сомс понял, что он предоставлен самому себе. Когда Грэдмен говорил, что «дело щекотливое», это значило обычно, что он просто будет ждать распоряжений и считает даже вне своей компетенции иметь какое-либо мнение. Да и есть ли у него свое мнение? Ведь из него ничего не вытянуть. Будет тут сидеть и тереть нос до второго пришествия.
– Я торопиться не стану, – сердито проговорил Сомс. – Мало ли что еще может случиться!
Его слова подтверждались с каждым часом. За завтраком в своем клубе в Сити он узнал, что марка упала. Неслыханно упала! Как это люди еще могут болтать о гольфе, когда он поглощен таким делом, – просто трудно себе представить!
«Надо поговорить с этим типом, – подумал он. – Я буду настороже. Может, он прольет свет на эту историю». Он подождал до трех часов и отправился в ОГС.
Приехав в контору, он сразу прошел в кабинет правления. Председатель беседовал с директором-распорядителем. Сомс тихо сел и стал слушать и, слушая, разглядывал лицо Элдерсона. Оно ничего ему не говорило. Какую чепуху болтают – будто можно по лицу определить характер человека! Только лицо совершенного дурака – открытая книга. А здесь был человек опытный, культурный, знавший каждую пружинку деловой жизни и светских отношений. Его лицо, бритое и сухое, выражало огорчение, обиду, но не больше, чем лицо любого человека, чья политика потерпела бы такой крах. Падение марки погубило всякую надежду на дивиденды в течение ближайшего полугодия. Если только эта несчастная марка не поднимется, германские страховки будут лежать на обществе мертвым грузом. Право
