Макс Фриш - Листки из вещевого мешка (Художественная публицистика)
6.8.1943
В ответе на английскую и американскую ноты, касающиеся права убежища в Швейцарии, Федеральный совет отметил, что он будет использовать это право в целях высших интересов страны и полного нейтралитета.
9.1.1944
Эдда Чиано, дочь Муссолини, вместе с детьми нелегально пересекла швейцарскую границу. Ей было отказано в праве на убежище, но она покинула страну лишь после войны.
12.7.1944
Соответствующий департамент опубликовал новые распоряжения относительно приема беженцев; впервые евреи будут считаться беженцами, как подвергающиеся опасности.
30.7.1944
Итальянский фашист граф Вольпи получил право убежища в Швейцарии.
1.8.1944
В Швейцарии находилось 13 014 интернированных лиц, среди них 1100 американских пилотов. До конца войны в Швейцарии было 158 американских самолетов. В 1940 году по решению Федерального совета 17 интернированных немецких пилотов были освобождены, и, точно так же оскорбляя нейтралитет, власти вернули Германии немецкие самолеты.
6.2.1945
Федеральный совет выразил протест германскому правительству по поводу массового уничтожения евреев и разрешил въезд в страну 1200 узникам-евреям из концлагеря в Терезиенштадте.
22.4.1945
13 000 человек, бежавших с принудительных работ, прибыли в Швейцарию, главным образом из Германии, и среди них военнопленные, в том числе 5446 русских. Их отправили в специальный лагерь и, как выяснилось потом, обращались там с ними недостойным образом.
8.5.1945
День перемирия. Общее число находящихся в Швейцарии беженцев и интернированных лиц - 106 470. Была раскрыта коррупция чиновников, ведавших делами интернирования в 1942 и 1943 годах; в скандале замешан один из чинов вспомогательной службы и 170 офицеров, среди них пять полковников.
Дело доходило и до гауптвахты: тебя, теперь уже арестанта, со скатанным одеялом под мышкой, на утренней поверке вызывали из строя. Подобное часто повторялось, ведь воинскую дисциплину следовало соблюдать. Я не помню, чтобы солдаты взвода, к которому принадлежал наказанный, когда-либо выразили протест, например долгим пением перед гауптвахтой, не говоря уже о голодовке. У нас был и выходной день: не так уж много свободы, два-три часа в трактире, а тот, кому не повезло, сидел в темном хлеву. Если место гауптвахты позволяло и если к провинившемуся хорошо относились товарищи, иногда удавалось передать ему сигареты или шоколад. Справедливо было наказание или нет, мы не обсуждали, но нам в течение трех последующих дней было не менее тоскливо, чем арестанту. Командирам было нелегко с людьми, вернувшимися с гауптвахты, но легче с остальными. Поэтому под арест часто попадали одни и те же солдаты. Однако следовало укреплять впечатление, что большинство - бравые ребята, они не склочничают и поддерживают офицеров. Но был тут и другой смысл: если два или три человека уже побывали на гауптвахте, их товарищи могли себе больше позволить. Впрочем, офицер старался все же меньше наказывать остальных: он боялся испортить свою характеристику.
Я не был в армии, когда освободили Париж. Мы праздновали это на улицах Цюриха. Я не помню, чтобы на службе капитан объявлял нам такие новости официально. Интересоваться происходящим в мире было личным, но дозволенным делом каждого.
Кадровым офицерам не было трудно с нами, им не нужно было объяснять рядовым, что Швейцария, когда она защищается от Гитлера, ведет войну справедливую. Это было ясно, Гитлер не был швейцарцем, и нечего ему было лезть в швейцарские дела. Опровержение фашистской пропаганды? Достаточно того, что фуражку мы надеваем не набекрень и что в походных ботинках все гвозди на месте. Мы не стремились в германский рейх, переубеждать нас тут необходимости не было. С нашей стороны не возникало никаких сомнений в боевой готовности высших кадровых офицеров. Боевая сила швейцарской армии зависела только от нашего повиновения. Так это выглядело тогда.
Обращение к швейцарскому народу (25.6.1940) одного из президентов Федерального совета, который уже направлял свой нейтральный, но прозорливый взгляд на Новую Европу под властью Гитлера, я пропустил мимо ушей.
В конце недели, отправляясь в увольнение, мы должны были оставаться в форме, и это мешало, если ты был влюблен. Не то чтоб она воняла, ну разве что совсем немножко. Она мешала разговору. Мы знали друг друга иными. Форма воспринималась как маскарад, как почетная парадная одежда, по крайней мере в отпуске. Мы идем вместе по улице, снова эта фуражка. А как иначе сможет солдат приветствовать офицера, если офицер, тоже отпускник, идет той же дорогой? В кафе фуражку можно снять и засунуть за пояс. Можно сдать ее в гардероб, это разрешалось, это делали офицеры и высшие чины, потому что у них были жесткие фуражки. Все наблюдают, сумеет ли солдат правильно себя вести в таком кафе, ты ощущаешь это внимание к себе и начинаешь сомневаться, не лучше ли зайти в другое место. Твоя сокурсница тоже чувствует это; теперь ей остается только показывать свое хорошее воспитание. Фуражки нет, зато есть мундир цвета того рода войск, к которому ты принадлежишь, и номером соединения, и вот сидишь и не решаешься положить свою руку на ее. Мундир не определяет темы разговора, но разговор не соответствует мундиру. Ее рука тоже не ляжет на рукав твоего мундира. Чтобы освободиться от некоторой натянутости, идем в другое кафе, в народном стиле, но здесь возникает неловкость другого рода. Чего хочет такой вот рядовой, прежде чем вернуться в часть, знает каждый кельнер, и каждый дает это понять солдатской невесте. В лесу или на озере, где есть надежда не встретиться с офицером, можно снять мундир. Тогда на всеобщее обозрение вылезают подтяжки. А без них брюки не держатся. Рубашка свежая, но без воротничка, потому что иначе не застегнулись бы две верхние пуговицы мундира. Мы писали друг другу письма, мы были уже близко знакомы и пытались вернуться к прежнему, несмотря на подтяжки. Это удалось наконец, когда мы оба остались в купальных костюмах.
К этому времени (июнь 1940-го) был основан тайный офицерский союз, который поклялся оказывать сопротивление Гитлеру и в случае необходимости поступать вопреки воле Федерального совета и генералов. К нему принадлежало 37 офицеров.
Тогда я еще не знал, как трогается с места автомобиль. Канонир к управлению машиной не имел никакого отношения. Однажды кому-то из нас пришло в голову: почему бы нам не научиться водить машину, вдруг, например, первого водителя убьют, второго ранят, а грузовик останется цел. Времени нам бы хватило. Но к услугам капитана всегда была личная машина или же мотоцикл с водителем, который должен быть всегда на месте, для того-то он и состоит на военной службе.
Важно, чтобы правая рука, после того как она пошлет шесть патронов в магазин карабина, тотчас же хваталась за подсумок, так как необходимо было не глядя проверить, закрыт ли он, а взгляд при этом должен быть направлен на врага. Всему этому мы учились.
Спустя тридцать лет я продолжаю сохранять примечательную чувствительность, когда какой-нибудь иностранец высказывается о швейцарской армии... Я еду с молодым англичанином, представителем Би-би-си, через Готард и Левентину вниз, день прекрасный. "Oh, - говорит Марк, - the Swiss Army?" 1 Я не отвечаю.
У Марка светлая и умная голова, он не лишен сходства с молодым лордом Байроном, но тем не менее не может промолчать и, когда мы встречаем вторую колонну в маскировочной одежде, спрашивает: "What are they doing?" 2 Я стараюсь скрыть раздражение, к чему эта его сухая усмешка? Я вовсе не требую, чтобы он испугался нашей армии, но на ее содержание уходит почти два миллиарда в год. "Have you served in the Swiss Army?" 3 Я отвечаю: "Of course" - и, помолчав, добавляю: "Why not?" 4 Он наконец замечает, что чем-то затронул меня лично, а англичанину это не подобает. Куда больше задевает меня, когда высказывается бывший немецкий ополченец; противник Гитлера, возможно, сегодня он стал умней и снисходительней, ему столько пришлось пережить ужасов, а нам - нет. С меня довольно. Почему Швейцария немыслима без армии, я не пытался объяснить ни одному иностранцу; сам я это понимаю. Швейцарская армия, как ни превосходно она вооружена, в настоящее время никому не угрожает, во всяком случае ни одной стране.
1 Швейцарская армия? (англ.)
2 Что они делают? (англ.)
3 А вы служили в швейцарской армии? (англ.)
4 Конечно. А почему бы нет? (англ.)
В другой раз с немецким гостем и его семьей я отправился на пикник у нашей речки. Я по всем правилам подготовил место и разложил костер, чтобы поджарить колбаски. "Швейцарский солдат", - беззлобно улыбнулся почетный гость (Юрген Хабермас *), и я снова почувствовал раздражение, молчаливое раздражение...
У других батарей были современные орудия калибра 120 мм на колесах с резиновыми шинами, поэтому их не надо было грузить, они шли по дороге своим ходом, и их также не надо было устанавливать на козлах, чтобы получить более вертикальную траекторию полета снаряда. Видеть их было утешительно.
