Эйлин Гудж - Две сестры
Линдсей понимала, что это ее не касается, но не могла избавиться от чувства ответственности за Олли. Он был для нее как брат. На ее глазах он превратился из мальчика в очень неуклюжего подростка, стремительно вытянувшегося, так что мышцы не успевали нарастать. Тогда ей казалось, что он стесняется своего тела, ведь оно больше походило на велосипед, на котором он учился ездить, но в конце концов он стал умным и очаровательным молодым человеком. Она переживала за него, когда он попадал в затруднительное положение или испытывал временные трудности. Кроме того, на протяжении многих лет наблюдая за тем, как он ведет себя с девочками, она научилась отличать легкий флирт от пылкой влюбленности. И Линдсей не сомневалась: если его увлечение Керри-Энн перейдет во что-то более серьезное, то это будет означать Неприятности с большой буквы.
Взять хотя бы прошлый вечер. Даже если сестра и не поощряла партнера Гранта, она явно играла роль громоотвода в таких ситуациях. Так что бедный Олли может запросто потерять голову. Собственно, похоже на то, что он уже влюбился без памяти. Выражение его лица, когда Керри-Энн поцеловала его, сказало Линдсей все, что ей нужно было знать. Он пропал, окончательно и бесповоротно.
А что будет, если Керри-Энн останется здесь надолго? Первым побуждением Линдсей вчера вечером, когда сестра обратилась к ней с просьбой, было желание помочь ей всеми возможными способами. К тому же, если Керри-Энн переедет к ней жить, им представится прекрасная возможность вновь узнать друг друга и подружиться, на что, в противном случае, могут уйти годы. Но в то же время голос разума призывал ее проявить осторожность и хорошенько все взвесить. Она все яснее понимала, что идеализировала свои детские воспоминания о Керри-Энн, создав в душе образ взрослой сестры, которой на самом деле никогда не существовало. Теперь она вспомнила, какой упрямой и своевольной была Керри-Энн в детстве и что уже тогда проявлялся ее необузданный нрав. Или какой непосильной ношей были для нее постоянная забота и уход за маленькой сестренкой. И вот сейчас, в уже взрослой Керри-Энн, эти недостатки лишь усугубились пагубной страстью к наркотикам, в результате чего ее шестилетняя дочь теперь воспитывается в приемной семье.
С другой стороны, разве она может оттолкнуть от себя столь близкого человека? Отказать родной сестре в возможности воссоединиться с ее ребенком?
От тягостных раздумий ее отвлекла мисс Хони, которая подплыла к ней и зловещим шепотом сообщила:
— Похоже, у нас гости. — Она указала на высокого седовласого джентльмена, одетого с подчеркнутой небрежностью — в светло-коричневые летние брюки из дорогого твида и кашемировый свитер с треугольным вырезом под горло. Линдсей даже вздрогнула от неожиданности, моментально узнав его по фотографии, хотя они никогда не встречались: это был Ллойд Хейвуд, президент и председатель правления компании «Хейвуд групп», человек, прямо или косвенно виновный в том, что ее жизнь превратилась в ад.
Судя по всему, ему уже давно перевалило за шестьдесят, и он буквально излучал утонченную элегантность и эрудированность, к чему стремились все те, кто отдыхал на курортах Хейвуда. Разумеется, там всему была свойственна осовремененная старомодная элегантность, с плоскими экранами телевизоров и беспроводными сетями доступа в Интернет, мраморными ваннами джакузи, неброской туалетной роскошью аксессуаров «Чех и Спик»[39], махровыми халатами и комнатными шлепанцами в каждом номере. Самые же фешенебельные курорты могли похвастаться полями для гольфа на восемнадцать лунок, как тот, который компания «Хейвуд групп» намеревалась построить там, где сейчас простиралась пока еще принадлежащая Линдсей земля.
Направляясь к нему, Линдсей чувствовала себя так, словно на нее надели что-то наподобие манжеты для измерения кровяного давления, которая все туже и туже сжималась вокруг нее. Она сдерживалась из последних сил, чтобы не закричать: «Постыдитесь!» Но вместо этого она постаралась надеть на лицо маску холодной, ни к чему не обязывающей вежливости. Линдсей считала Хейвуда хорошим физиономистом, способным по выражению лица прочесть мысли своего оппонента, и поэтому не намеревалась давать ему шанс воспользоваться своим преимуществом. В то же время она остро ощущала собственную уязвимость. Разве могла она выстоять в схватке с такой «барракудой»?
До сих ей приходилось иметь дело исключительно с его представителями, Беном Хаммондом и Стейси Джарвис, но тем не менее на всех без исключения их встречах отчетливо ощущалось его незримое присутствие. Каждая фраза, слетавшая с их губ, начиналась словами «Мистер Хейвуд хотел бы, чтобы вы знали…» или «Мистер Хейвуд готов предложить вам…». Или, как в последнее время, «Мистер Хейвуд глубоко сожалеет о тех неудобствах…»
Неудобства? Это когда вы ставите машину в миле от нужного места, потому что на парковочной стоянке нет свободных мест, или когда вам приходится стоять в очереди в кассу, или когда ваш звонок в сотый раз переадресовывается неизвестно куда после того, как вы целую вечность прождали у телефона. Так что слово «неудобства» не отражало и тысячной доли того, через что заставили ее пройти эти люди. И что ей приходилось терпеть до сих пор благодаря их систематическим и безжалостным попыткам любым способом прибрать к рукам ее землю.
Когда она заговорила, во рту у нее стало кисло, словно она хлебнула уксуса.
— Мистер Хейвуд? Меня зовут Линдсей Бишоп. Полагаю, вы пришли сюда, чтобы повидаться со мной? — Она говорила отстраненно, холодным тоном истинного профессионала, у которого каждая минута на счету.
А он в ответ одарил ее столь теплой и добродушной улыбкой, что она на мгновение растерялась.
— Так вот вы какая, Линдсей, — я ведь могу называть вас так? Счастлив наконец встретиться с вами. — Рукопожатие его было твердым и сильным, но не чрезмерно. А его смертельное оружие — пронзительно-синие глаза — светились добродушием. — Я столько слышал о вас, что у меня такое чувство, будто мы с вами давно знакомы. Позволю себе добавить, что вы еще более красивы, чем мне говорили.
Стиснув зубы, она процедила:
— Я могу чем-нибудь вам помочь?
— Вообще-то да, можете. Я надеялся убедить вас выпить со мной чашечку кофе или что-нибудь покрепче, на ваш выбор. Мне хотелось бы кое-что обсудить с вами. — Он говорил с едва уловимым континентальным акцентом человека, родившегося за границей. — Прямо сейчас, например?
— В данный момент я очень занята, мистер Хейвуд. Вам следовало позвонить заранее, чтобы договориться о встрече, — ответила она равнодушным тоном. — Кроме того, не представляю, что мы с вами можем обсуждать. Я уверена, мисс Джарвис и мистер Хаммонд сообщили вам, что моя собственность не продается — ни за какие деньги. Так что если вы проделали такой путь только для того, чтобы сделать мне очередное предложение, боюсь, вы приехали напрасно.
Он рассматривал ее с добродушным любопытством.
— Никакую поездку нельзя назвать напрасной, дорогая моя. Даже если вам не удается добиться желаемого. Могу сказать, что научился большему на своих поражениях, нежели победах.
— Легко говорить, когда победы перевешивают поражения.
Он коротко рассмеялся.
— Хорошо сказано. Но, полагаю, все зависит от того, что вы понимаете под поражением. На мой взгляд, тот, кто все время медлит и ничего не предпринимает, в конце концов проигрывает гораздо больше, чем тот, кто рискует. Итак, что вы потеряете, Линдсей, если позволите пожилому человеку угостить вас чашечкой кофе?
Она заколебалась и заметила искорки торжества, промелькнувшие у него в глазах. Он знал, что она согласится. Но действительно, какой смысл морочить ему голову исключительно ради сомнительного удовольствия, которое она от этого получала? Рано или поздно, но ей все равно придется выслушать его последнее предложение. Поэтому Линдсей коротко бросила:
— Двадцать минут. Больше времени я не смогу вам уделить. Почему-то я уверена, что и этого окажется больше чем достаточно. — Да уж, сказать «нет» можно самыми разными способами.
Она заметила, что мисс Хони топчется поблизости, с подозрением глядя на Хейвуда, и, прежде чем Линдсей успела дать ей понять, что держит ситуацию под контролем, эта самозваная мстительница на всех парах ринулась вперед, подобно львице, защищающей своего детеныша. Она даже чем-то походила на этого зверя в своем платье пятнистой расцветки с большим запахом, набрасываясь на совсем этого не ожидающего Ллойда Хейвуда.
— Мы с вами незнакомы. Меня зовут мисс Хони Лав. — Она протянула ему руку. — А вы, должно быть, тот парень Хейвуд, о котором мы столько слышали. Очень мило, что вы заглянули к нам, а то мы как раз удивлялись, почему это так долго от вас ничего не слышно. Там, откуда я родом, считается признаком хорошего тона набраться мужества и показать свое лицо, когда готовишься нанести кому-нибудь удар в спину. — Голос ее сочился сладостью, но во взгляде сверкала холодная сталь.
