Ивлин Во - Пригоршня праха
Тони и Милли сидели сзади. Привычка и усталость взяли свое, и Милли положила голову на плечо Тони и держала его за руку. Когда они подошли к номеру, Милли сказала:
- Только тихо. Не разбудить бы Винни. И Тони час, а то и больше, лежал в тесной душной спальне, снова и снова перебирая в уме события последних трех месяцев; потом тоже уснул.
Разбудила его Винни.
- А мама еще спит, - сказала она. Тони посмотрел на часы.
- Надо думать, - сказал он. Было четверть восьмого. - Ступай назад в постель.
- Нет, я уже оделась. Пошли гулять. Она подошла к окну и отдернула шторы, комнату залил ледяной утренний свет.
- А дождик совсем слабенький, - сказала она.
- Что ты хочешь делать?
- Хочу пойти на мол.
- Мол еще закрыт.
- Все равно хочу на море. Пошли.
Тони понял, что больше ему не спать.
- Хорошо. Выйди и подожди, пока я оденусь.
- Я здесь подожду. Мама так храпит.
Через двадцать минут они спустились в холл, где официанты в фартуках составляли мебель и подметали ковры. Когда они вышли из вращающихся дверей, их встретил пронизывающий ветер. Асфальт бульвара был мокр от морских брызг и дождя. По нему, подгоняемые ветром, неслись две-три женские фигурки, руками в перчатках прижав к груда молитвенники. Четверо или пятеро несчастных стариков проковыляли к морю, сопя и отдуваясь.
- Да пошли же, - сказала Винни.
Они спустились на берег и, обшибая ноги о гальку, подошли к самому морю. Винни бросала камешки.
Купальщики были уже в воде: некоторые взяли с собой собак, собаки, отфыркиваясь, плыли бок о бок с хозяевами.
- Ты почему не купаешься? - спросила Винни.
- Слишком холодно.
- А они купаются. Я тоже хочу.
- Спросись у мамы.
- Ты небось просто трусишь. Ты плавать умеешь?
- Да.
- Тогда чего ж ты не плаваешь? Спорим, что не умеешь.
- Пусть будет по-твоему. Не умею.
- Чего ж ты тогда говорил, что умеешь? Врун ты после этого.
Они пошли по гальке вдоль берега. Винни поскользнулась и села раскорякой в лужу.
- Ну вот, у меня теперь штанишки мокрые, - сказала она.
- Надо вернуться в отель, там переоденешься.
- Как противно в мокром. Пошли позавтракаем. Отель, как правило, не обслуживал постояльцев, которые спускались завтракать в восемь утра, да еще в воскресное утро. Ничего не было готово, и им пришлось довольно долго ждать. Мороженого, к неудовольствию Винни, не оказалось. Она ела грейпфрут и тосты с яичницей и копченой селедкой, то и дело разражаясь жалобами на мокрую одежду. После завтрака Тони послал ее наверх переодеваться, а сам курил в салоне трубку и просматривал воскресные газеты. В девять утра этим занятиям положил конец приход Бленкинсопа.
- Вчера вечером мы потеряли вас из виду, - сказал он.
- Мы поехали на вечеринку.
- Не следовало этого делать, строго говоря, ну да ладно. Думаю, особого вреда не будет. Вы уже завтракали?
- Да, здесь, в ресторане, с Винни.
- Мистер Ласт, о чем вы думаете? Вам же нужны показания слуг.
- Видите ли, мне не хотелось будить Милли.
- Ей за это деньги платят, верно? Куда это годится, мистер Ласт? Вам никогда не получить развода, если вы будете себя так несолидно вести.
- Хорошо, - сказал Тони, - я позавтракаю еще раз.
- И учтите - обязательно в постели.
- В постели так в постели. - И Тони уныло поплелся в номер.
Винни уже отдернула занавески, но это не разбудило ее мать.
- Она один раз проснулась, но потом перевернулась на другой бок. Разбудите ее, пускай встает. Я хочу на мол.
- Милли, - сказал Тони твердо, - Милли.
- Ох, - сказала она. - Который час?
- Нам надо позавтракать.
- Не хочу я завтракать. Я еще немножко посплю.
- Ты уже завтракал, - сказала Винни.
- Вставайте, - сказал Тони. - Потом выспитесь вволю. Для чего, спрашивается, мы сюда приехали? Милли села.
- Ладно, - сказала она. - Винни, золотко, дай маме кофточку со стула.
Милли была совестливая девушка и не увиливала от работы, какой бы отвратительной та ни казалась.
- Это ж надо в такую рань поднять. Тони прошел в свою комнату, снял туфли, воротничок, галстук, пиджак и жилет и надел халат.
- Вот жадина, - сказала Винни, - по два завтрака ест.
- Когда станешь постарше, научишься понимать эти вещи. Таков закон. А теперь посиди тихо четверть часа в гостиной. Обещаешь? Потом можешь делать все, что хочешь.
- А купаться можно?
- Разумеется, если будешь сидеть тихо.
Тони лег в постель к Милли и плотно запахнул у ворота халат.
- Ну, как я выгляжу? Все в порядке?
- Девичья мечта, - сказала Милли.
- Отлично. В таком случае я звоню.
Едва принесли завтрак, Тони вылез из постели и оделся.
- Вот и вся измена, - сказал он. - И подумать только, что в газетах это назовут "интимными отношениями".
- А теперь мне можно купаться?
- Разумеется.
Милли снова улеглась спать.
Тони повел Винни на берег. Поднялся ветер, тяжелые волны молотили по гальке.
- Девочка хотела бы искупаться, - сказал Тони.
- Сегодня детям купаться запрещено, - сказал пляжный служитель.
- Это ж надо такое придумать, - говорили собравшиеся зеваки. - Он что, утопить ребенка хочет?
- Да мыслимое ли дело этакому человеку ребенка доверить.
- Мерзавец, самый настоящий мерзавец.
- А я хочу купаться, - сказала Винни, - ты сказал, что мне можно купаться, если ты съешь два завтрака.
Публика, обступившая их кольцом, чтоб всласть налюбоваться замешательством Тони, неодобрительно переглядывалась.
- Два завтрака?
- Разрешает ребенку купаться?
- Да это какой то чокнутый.
- Ничего, - сказал Тони. - Мы пойдем на мол.
Несколько человек из толпы обошли с ними все автоматы, так им не терпелось посмотреть, до каких зверств может докатиться этот полоумный отец.
- Вон этот человек съел два завтрака зараз, а теперь хочет утопить свою дочку, - вводили они в курс подошедших зевак, подозрительно следя за тем, как Тони пытается занять Винни настольным бильярдом.
Поведение Тони служило подтверждением их взгляда на род человеческий, почерпнутого из еженедельников, которые они все, как один, читали сегодня утром.
- Ну что ж, - сказал поверенный Бренды, - процесс мы подготовили всесторонне, ничего не упустили. Думаю, слушание скорее всего назначат на следующую сессию - сейчас очень большой наплыв дел, но вреда не будет, если вы заранее подютовите свои показания. Я велел их для вас перепечатать. Во г разберитесь, пожалуйста, и на всякий случай держите их при себе.
- "...Мой брак можно было назвать идеальным, - читала Бренда, - вплоть до рождества прошлого года, когда я почувствовала, что муж ко мне переменился. Если занятия требовали моего присутствия в Лондоне, он всегда оставался в деревне. И я поняла, что он относится ко мне не так, как прежде. Он стал сильно пить и однажды, напившись, учинил скандал в нашей лондонской квартире, непрерывно звонил по телефону и подсылал пьяного приятеля, барабанить в дверь". А это нужно?
- Не обязательно, но рекомендуется вставить. Психология играет огромную роль. В минуты просветления судьи иногда удивляются, почему абсолютно приличные, счастливые в браке мужья проводят время на взморье с женщинами, которых до этого и в глаза не видели. Поэтому никогда не мешает присовокупить доказательства общей распущенности.
- Понятно, - сказала Бренда. - "С этого времени я наняла частных сыщиков и установила за ним слежку. То, что я узнала из их донесений, заставило меня покинуть дом моего мужа пятого апреля". Да, теперь я как будто разобралась.
III
Леди Сент-Клауд сохраняла первобытную веру во власть я сверхъестественный здравый смысл Главы Семьи, поэтому, узнав, что Бренда сбилась с пути истинного, она первым делом послала телеграмму Реджи с требованием тотчас же вернуться из Туниса, где тот в данный момент осквернял гробницы. Но Реджи остался верен себе и не торопился. Он не сел на первый пароход, не сел он и на второй и, таким образом, прибыл в Лондон в понедельник, уже после того, как Тони вернулся из Брайтона. Он собрал у себя в библиотеке семейный совет в составе Бренды, Марджори, Аллана и поверенных; потом всесторонне обсудил вопрос с каждым из них в отдельности; пригласил на обед Бивера, поужинал с Джеком и даже нанес визит тетке Тони Фрэнсис. И в заключение договорился с Тони поужинать в четверг вечером у Брауна.
Он был на восемь лет старше Бренды; беглое, трудно уловимое сходство крайне редко угадывалось между ним и Марджори, но и внутренне и внешне он отличался от Бренды, насколько только можно себе представить. Он был толст ранней, неестественной полнотой и носил бремя плоти так, словно еще не успел к нему привыкнуть; словно на него навалили этот груз только сегодня утром и он все пробует, как бы к нему получше приладиться; походка у него была неуверенная, а глаза воровато бегали по сторонам, словно он боится попасть в засаду и сознает, что при его данных ему не убежать. Впечатлением этим, однако, он был обязан исключительно своей внешности; взгляд казался подозрительным, оттого что глаза еле выглядывали из-за складок жира, а движения отличались осторожностью, потому что он с трудом сохранял равновесие, а не потому, что стеснялся своей неуклюжести; ему никогда и в голову не приходило, что он выглядит не совсем обычно.
