Мария Романушко - Не под пустым небом
– Да нет. Просто люблю по ночам читать книги на Курском вокзале. Нравится мне это!
Мы посмеялись.
– А серьёзно?
– Серьёзно? Просто некуда деться.
– Так заходите ко мне в гости! – и он впустил меня в свою камеру. – У меня тут чайник есть, сейчас будем пить чай…
Мы пьём чай, и я говорю, что тоже собираюсь в Прибалтику. Гедрюс даёт мне адрес своей старшей сестры, живущей в Вильнюсе.
– Можете зайти, попить кофейку. Передать от меня привет.
Он говорит по-русски чисто, но с неистребимым литовским акцентом: он как будто старательно лепит слова из тёплой глины: они у него такие мягкие, тёплые, уютные, без острых углов и резкостей, москвичи так плавно и певуче не говорят. Мы сидим в камере хранения ручной клади, между полок с коробами и чемоданами. За ночь несколько раз отходят поезда, и народ забирает свои вещи, Гедрюс ловко таскает тяжеленные чемоданы, он очень сильный, но всё равно – работа, мне кажется, ужасная, слишком уж тяжёлая.
– Это – временно, просто очень нужны деньги, а нигде больше так быстро не заработаешь, – говорит он и улыбается своей мягкой, какой-то извиняющейся улыбкой. -Порой бывает затишье, можно поработать. Вот и сейчас, до следующего поезда целых два часа, никого не будет.
И он вынимает листочки, и читает свой новый рассказ – про жизнь в другом измерении – где всё ярче, острее и прекраснее, чем в нашем… А я думаю о том, что вот, гениальный режиссёр и гениальный писатель работает в камере хранения на вокзале, чтобы заработать на билет до родного города. Ведь за режиссёрскую работу ему ничего не платят, рассказы свои он и не пытается где-то напечатать, за такие рассказы посадят скорее в психушку, чем напечатают, а стипендия в институте настолько мизерная, что еле хватает на жизнь. Наверное, только так гениальные спектакли и гениальные рассказы и рождаются – в нищете и впроголодь…
…Гедрюс – удивительно деликатный человек, он ни разу не спросил меня, что это меня принесло опять ночью на Курский вокзал. У него-то – работа, а я тут что забыла? Но он никогда не задавал лишних вопросов.
Я весело заглядывала в его окошко «Приёма клади» и говорила:
– Здравствуйте, Гедрюс! А я к вам в гости!
И он как-то совсем не удивлялся, и говорил приветливо, как радушный хозяин:
– О, заходите, заходите!
* * *Приближался июль…
Господи, Господи! как мне пережить это лето?… лето в Москве… которое я всегда так любила, потому что – облака сирени и тополиные снега… потому что – летом в Москву всегда приезжал Мой Клоун… он любил лето в Москве… и я любила лето в Москве… раньше… как будто в другой жизни…
Лето 1973 года – это первое лето, когда он в Москву не приедет.
Не приедет уже никогда.
Как год тому, как жизнь тому, живу в предчувствии утраты…
Хожу по любимому городу – как по минному полю… Город заминирован воспоминаниями. Первая годовщина – это очень больно. Это ещё не тот срок, когда время лечит. Кажется, что всё повторится опять… и ты должна что-то срочно сделать – предупредить, успеть… – как в моём сне…
Как год тому, как жизнь тому,Живу в предчувствии утраты…Ты жив ещё, ты жив – но завтра…Да, это видно по всему:
Всё предвещает мне беду –Заката желчь и сумрак серый,И мумии старух на сквере,И обморок листвы в саду…
Я познаю бессилье слов.Сжигаема ужасным знаньем,Я, как утопленница с камнемНа шее, – забываюсь сном…
Там – пустота. Небытие.Там – можно не бояться завтра .Но возвращаема обратно
Горчайшей мыслью – о тебе.Чем я могу тебе помочь?Напрячь все силы до предела –Рассудка, и души, и тела…Но сил моих превыше – ночь .
Лето семьдесят третьего года.
Убегание, убегание… убегание из Москвы… Потому что здесь я не нахожу себе места…
Стук колёс, гром колёс, плач колёс… Перроны, вокзалы, города прежде виданные и не виданные… о которых мечтала когда-то, и города, в которых оказалась случайно… в этом беге, в этом стремлении – вон из страшной Москвы!…
Но, убегая от города, я не могла убежать от себя, и свою тоску я волочила за собой, как собака волочит перебитую лапу… И моё чудесное рождение в марте, и моё обретение нового имени не избавило меня от меня самой, от моей биографии, от моей боли.
* * *– Я хочу уехать, – говорю маме. – Не на три дня, а на подольше.
– Куда?
– Куда глаза глядят. Я не могу быть в июле в Москве.
Поехала на Киевский вокзал и купила билет до Львова.
– А дальше куда? – спрашивает мама.
– Там видно будет. Я тебе напишу с дороги.
Вообще, у меня была давняя мечта: пожить в закарпатской деревушке, где куры и козы гуляют по улице… Почему-то очень этого хотелось.
* * *Я ушла в отпуск, а заодно взяла на работе расчёт. Возвращаться после отпуска на пульт мне не хотелось. Да и не хватило бы мне одного месяца. Мне хотелось в Закарпатье и в Прибалтику.
– А где ж ты остановишься? У нас ведь там никого нет.
– Мама! где-нибудь! И нечего обо мне плакать, я же не на войну ухожу!
– Господи, сколько же мне переживаний с тобой!…
– Не понимаю я твоих переживаний.
– Это потому, что у тебя своих детей пока нет.
Мама была права. Когда-нибудь я пойму её переживания. Но ещё не скоро…
Глава седьмая
ЛЕТНИЕ УБЕГАНИЯ-УЗНАВАНИЯ-ОБРЕТЕНИЯ…
Я уехала во Львов накануне своего дня рождения. Мне хотелось его отпраздновать в дороге и в одиночестве. На Киевском вокзале меня провожал Гавр. Мы пришли задолго до отправления поезда, сидели на запасных путях на шпалах (о, этот любимый с детства запах мазута, нагретых солнцем шпал, запах странствий!…) И я рассказывала ему о своей мечте. Про лошадку и кибитку. Про вечные странствия.
– Не хочу дома. Не хочу семьи. Не хочу ни к кому и ни к чему привязываться. Не хочу одиночества вдвоём. Не хочу ссор и выяснения отношений.
– Но ведь бывает и по-другому.
– Ты видел?
– Каптеревы!
– Каптеревы – исключение из всемирного правила. Только у них настоящий дом, где тепло. Где всё по-настоящему.
– У тебя тоже может быть такой дом.
– Откуда ему взяться?… Поэтому лучше всю жизнь быть в дороге… Вот обзаведусь лошадкой, кибиткой – и больше мне ничего не надо.
– Совсем ничего?
– Ещё собака у меня будет. И кошка. И говорящая ворона Марфа. Будем показывать с ними какие-нибудь сценки, зарабатывать себе на жизнь… А что? Не веришь, что это возможно?
– Ну, если бы это было до революции, – то да.
– Но ведь цыгане бродят и сейчас. И никто им этого не запрещает.
– Так то цыгане.
– Меня тоже будут принимать за цыганку.
– Внешность не та.
– Причём тут внешность! и цыгане бывают русыми и голубоглазыми!
– В общем-то, да.
– Хочу кибитку. Хочу свой маленький дом. Который будет всегда и везде со мной.
– Желаю тебе, чтобы он у тебя когда-нибудь был.
– Спасибо! Это – отличное пожелание накануне дня рождения.
* * *В поезде «Москва-Львов» в ночном вагоне, в грохоте колёс, на ощупь, во тьме… – то ли стихи, то ли жалоба, то ли молитва… а к кому обращена – неведомо…
Куда меня опять несёт?Средь храпа, хохота и плача,В вагоне тесном и горячем…Как вол, вздыхает колесо.
Опять – неведомо куда.Но вздрогнула – и заструилась,И отошла, и в ночи скрыласьПлатформы чёрная вода.
Я ночью не смыкаю глаз.Как мир огромен и пустынен!И сердце от бессилья стынет…Кому мне рассказать о Вас?
…В свой двадцать третий день рождения я проснулась под музыку колёс… под такой весёленький рок-н-ролл где-то между Москвой и Львовом… в вагонное окно светило яркое, праздничное солнце…
Это был замечательный день рождения. Я ехала одна на боковом месте. За весь день я не сказала никому ни слова. Это так приятно – молчать и не произносить слов, без которых можно обойтись. Смотрела в окно, изучала карту Львова и писала стихи про Киев.
Как вечер – так и вспомнится:Холмы к закату клонятся,И тополя в пыли.Туман по травам стелется,Поскрипывает мельница…Куда мы забрели?
Мадьяр, в усах накрученных,Играет вальс задумчивый –Так грустно и светло…Поёт тихонько мельница,Вино сухое пенится,Туманится стекло…
Мне в этот сон не верится –Ни в скрипача, ни в мельницу,Где мы совсем одни.Вечерних птиц молчание.И ласточка чеканная –На золотой тени…
* * *Во Львов приехала вечером. Это был день моего рождения, мне нравилось, что я его отпраздновала в поезде, под стук колёс, одна, и вот, сделала себе подарок – новый город, о котором давно мечтала. Неожиданно нашлось место в гостинице, хоть и не в номере, а в холле, койка-место за рубль, но какая разница? Я оказалась одна в этом холле. Выбрала место у окна. В окно светила полная луна… На столике посреди холла стоял букет садовых ромашек, я его перенесла к себе на тумбочку – всё-таки у меня сегодня день рождения! И сладко уснула…
