Франсуа Ларошфуко - Мемуары
Между тем отправили в Рим доверенных лиц хлопотать о дозволении этого брака между родственниками. Принц Конти с нетерпением ждал дозволения на него столько же потому, что м-ль де Шеврез ему нравилась, сколько и потому, что перемена в условиях существования привлекала его прелестью новизны. Это чувство, однако, он со всем присущим ему хитроумием тщательно скрывал от друзей; но более всего он опасался, как бы ого не заметила г-жа де Лонгвиль, что принизило бы и се глазах внешние проявления его необыкновенной и странной страсти, которую, как ему хотелось ее уверить, он к ней питает. В поисках выхода из этого затруднения он доверительно попросил президента Виоля, которому было, поручено составить статьи брачного договора, уступить по всем спорным пунктам и во что бы то ни стало преодолеть все помехи.
Тогда же г-на де Шатонефа отстранили от должности хранителя печати, назначив на его место Первого президента Моле. {15} Это событие застигло врасплох и привело в ярость фрондеров, и Коадъютор, личный враг Первого президента, поспешил в Люксембургский дворец сообщить о случившемся герцогу Орлеанскому и находившемуся вместе с ним Принцу. Он с такими преувеличениями и с такой злобой изобразил им образ действий двора, что тотчас же было созвано совещание, на котором присутствовало много знатных особ и которое занялось обсуждением вопроса о том, отправиться ли немедля во Дворец Правосудия и силою отобрать печать у Первого президента или сначала поднять народ, дабы он поддержал это насилие. Принц, однако, решительно воспротивился этому, побуждаемый то ли доводами рассудка, то ли соображениями личного интереса; он даже ввернул в свою речь легкую шутку, заявив, что недостаточно храбр, чтобы не дрогнуть перед опасностями войны, в которой противник станет их осыпать камнями и головешками. Фрондеров обидел этот ответ, и они еще больше укрепились в своем прежнем мнении, что Принц поддерживает тайные сношения со двором. Они решили, что отстранение г-на де Шатонефа и возвращение г-на де Шавиньи, в прошлом статс-секретаря и министра, в это самое время вызванного двором, были согласованы с Принцем, хотя в действительности он был к этому совсем не причастен. Королева между тем тотчас же предоставила г-ну де Шавиньи его прежнее место в Совете. Она сочла, что, вернувшись без чьего-либо заступничества, он будет обязан своим возвращением ей одной, и действительно, пока г-н де Шавиньи надеялся завоевать доверенность и расположение королевы, он старался держаться поодаль от Принца и всех своих главнейших друзей, но после того, как первые же дни показали ему, что пристрастие, питаемое королевою к Кардиналу, вытеснить из ее души невозможно, он тайно объединился с Принцем, сочтя, что этот союз вознесет его ко всему, чего он желал по чрезмерному своему честолюбию. Он начал с того, что побудил Принца ознакомить герцога Орлеанского с заключаемым между ним и королевою соглашением, дабы тот помог ему от него отступиться, и, хотя доверием, которое ему оказывал Принц, г-н де Шавиньи был обязан исключительно г-же де Лонгвиль и герцогу Ларошфуко, он настоятельно просил Принца не раскрывать своих намерений в точности и до конца ни той, ни другому.
Пока г-н де Шавиньи действовал указанным образом, отстранение г-на де Шатонефа усилило в г-же де Шеврез опасения, как бы не расстроилось столь желанное для нее замужество ее дочери: ведь она больше не была в состоянии обеспечить Принцу и его друзьям назначения, которые взялась им доставить. И все же г-жа де Род {16} по ее указанию договорилась с герцогом Ларошфуко, что эти назначения и бракосочетание должны состояться одновременно и явиться доказательствами доброй воли обеих группировок. Но если, с одной стороны, г-жа де Шеврез понимала, что с ослаблением ее влияния ослабляются и ее надежды, то, с другой, наново проникалась ими, наблюдая проявления страстной влюбленности, расточаемые принцем Конти ее дочери. А он и в самом деле оказывал ей тысячу знаков внимания, тщательно скрывая их от друзей и особенно от сестры, вел весьма продолжительные и доверительные разговоры с Легом и Нуармутье, ближайшими друзьями м-ль де Шеврез, и вопреки своему обыкновению никому об этом ничего не рассказывал. Наконец, его поведение показалось столь необычным, что президент Немон, {17} особенно ревностный приверженец Принца, почел себя должным доложить ему о намерениях его брата. Он сказал, что тот собирается жениться на м-ль де Шеврез, обойдясь без его содействия и разрешения папы, что сторонится всех своих давних друзей, чтобы без помех договориться обо всем с Легом, и что если Принц срочно не примет мер, то ему придется увидеть, как г-жа де Шеврез отнимает у него брата и доводит до конца дело об этом браке, и притом тогда, когда для Принца, по-видимому, особенно важно ему воспрепятствовать. Это сообщение прекратило колебания Принца, и, ни с кем не обсудив того, что задумал, он отправился к принцу Конти. Разговор с ним он начал с насмешек над безмерностью его страсти и кончил тем, что рассказал о м-ль де Шеврез, Коадъюторе, Нуармутье и Комартене {18} все, сочтенное им наиболее подходящим, чтобы внушить отвращение любовнику или мужу. Ему не стоило большого труда преуспеть в этом намерении. Принц Конти посчитал, что все рассказанное ему соответствует истине, или не захотел показать, что сомневается в его достоверности. Он поблагодарил брата за столь полезное сообщение и решил отказаться от женитьбы на м-ль де Шеврез. Больше того; он посетовал на г-жу де Лонгвиль и герцога Ларошфуко, не поставивших его ранее в известность о том, какие толки ходят на этот счет в обществе. Затем стали изыскивать способы покончить с этим делом по возможности безболезненно, но затронутые им интересы были чересчур существенны и сопровождавшие его обстоятельства чересчур щекотливы, чтобы не возобновить и не распалить с еще большей силой давнюю ненависть г-жи де Шеврез и фрондеров к Принцу и тем, кто, по их подозрению, подстроил совместно с ним только что происшедшее. На президента Виоля было возложено поручение отправиться к г-же де Шеврез и под благовидным предлогом снять с Принца и его брата взятые ими на себя обязательства в отношении этого брака. Кроме того предполагалось, что на следующий день они - и тот и другой посетят ее лично. Но то ли потому, что они не могли заставить себя предстать перед особою, которой доставили столь чувствительную неприятность, или, быть может, из-за того, что оба брата, раздражавшиеся что ни день по поводу любых пустяков, довели себя до крайней степени раздражения, обсуждая, как подобает держаться при этом посещении г-жи де Шеврез, - в конце концов ни они, ни президент Виоль так у нее и не побывали. Таким образом, брак был расстроен по их воле и побуждению, причем они не попытались ни соблюсти хоть какую-либо учтивость, ни сохранить хотя бы малейшее благоприличие.
Не могу сказать, при участии ли г-на де Шавиньи Принц согласился принять губернаторство Гиень в обмен на губернаторство Бургундия, которое было дано герцогу Эпернону, но в конце концов соглашение об этом он заключил, не упомянув в нем ни словом о том, что требовал ранее для своего брата, для герцога Ларошфуко и всех прочих своих друзей и приверженцев. Теперь Принц неуклонно следовал советам г-на де Шавиньи. Он один пользовался полным доверием Принца, и это он побудил его отступиться от соглашения с королевою, не посчитавшись с мнением г-жи де Лонгвиль, принцессы Пфальцской, а также герцогов Буйонского и Ларошфуко. Господа Сервьен и де Лионн в связи с этими переговорами подверглись нападкам с обеих сторон и вслед за тем были отставлены. Королева отрицала, что когда-либо слышала о предложении касательно Блэ, и обвиняла г-на Сервьена в том, что он выдвинул его с умыслом, чтобы сделать требования Принца столь непомерными, что ей было бы невозможно согласиться на них. Принц, со своей стороны, жаловался на то, что г-н Сервьен, войдя с ним от имени королевы в рассмотрение условий, о которых она ничего не знала, сделал ему столько пустых предложений, чтобы обмануть видимостью добросердечного соглашения, за которым в действительности скрывалось заранее обдуманное намерение его погубить. Наконец, хотя г-н Сервьен навлек на себя подозрения обеих сторон, это нисколько не ослабило напряженности, которая вновь появилась в отношениях между королевой и Принцем. К расхождению их почти в равной мере подталкивали псе приближенные. Королеву старались убедить в том, что нелады между Принцем и г-жой де Шеврез заставят фрондеров принять сторону Кардинала и что положение дел вскоре окажется точно таким же, каким оно было при аресте Принца. Он же со своей стороны дошел до разрыва с двором и потому, что больше не доверял королеве и опасался, как бы на него не свалились уже испытанные им злоключения, и потому, что его толкнули на это другие. Г-жа де Лонгвиль знала о том, что Коадъютор безвозвратно восстановил против нее ее мужа и что после сообщений, сделанных Коадъютором о ее поведении, она не может поехать к нему в Нормандию, не подвергнув опасности по меньшей мере свою свободу. А между тем герцог Лонгвиль всеми средствами добивался ее приезда, и она не располагала иною возможностью избегнуть этой столь опасной поездки, как склонив своего брата к гражданской войне. У принца Конти не было твердо намеченной цели. Тем не менее он следовал за мнениями сестры, не зная, что лежит в их основе, и хотел войны, потому что она отдалила бы его от принятия столь нелюбимого им духовного сана. {19} Герцог Немур также был горячим сторонником войны, но за этим стояли не столько честолюбивые побуждения, сколько ревность к Принцу. Для него было невыносимо, чтобы тот встречался с г-жою де Шатильон {20} и любил ее, и так как этому нельзя было помешать иначе, как разлучив их навсегда, он решил, что сделать это может только война, и в этом была единственная причина, почему он стремился к ней. Герцоги Буйонский и Ларошфуко были далеки от подобных желаний: они только что испытали, сколько забот и неодолимых трудностей выпадает на долю того, кто ведет гражданскую войну со своим королем; они знали, как легко идут друзья на предательство, когда оно щедро оплачивается двором и доставляет благовидный предлог вернуться к исполнению своего долга. Они знали, насколько слабы испанцы, насколько никчемны и обманчивы их обещания и насколько им безразлично, станет ли хозяином положения Принц или Кардинал, и единственное, чего они добиваются, - это углублять разлад между ними, чтобы использовать наши распри для достижения своих целей. Герцог Буйонский, помимо общественных интересов, учитывал и свои личные: он надеялся заслужить расположение королевы, способствуя удержанию Принца в повиновении. Герцог Ларошфуко не мог с такою же откровенностью говорить о своем отвращении к войне: он связал себя словом разделять взгляды г-жи де Лонгвиль и единственное, что тогда было в его возможностях, - это попытаться убедить ее желать мира. Но образ действий как двора, так и Принца вскоре доставил обильные поводы ко взаимному недоверию, последствия чего подвергли стольким опасностям государство и столь многие знатные фамилии королевства.
