Собрание сочинений. Том 2. Путешествие во внутреннюю Африку - Егор Петрович Ковалевский
Нам отвели лучшее помещение в городе. Между ходами и переходами, крытыми и открытыми, составлявшими один обширный двор, было запутано несколько домов: мы избрали тот, который стоял уединенный и глядел в сад: это был гарем прежнего владельца. Глиняные стеньг, глиняные диваны, глиняный пол, – вот вся роскошь помещения. Вскоре, однако, принесли кое-какую мебель, обмели пыль, стены и пол полили водой до того, что образовалась грязь, и стало прохладно и просторно, и мы были совершенно довольны, особенно, когда толпа различных властей и служителей, наконец, оставила нас одних.
Еще на дагабии посетили нас миссионеры папской пропаганды, приехавшие сюда за несколько недель до нас. Они состояли под начальством епископа, Кацолани, но тот сам находился под начальством иезуита, Рилло, человека слишком известного в католическом мире, не столько как ректора школы пропаганды, сколько по религиозному и политическому влиянию….
Это был человек лет пятидесяти, худой, бледный: климат Судана уже оказал на него свое разрушительное действие. Только глаза Рилло горели, обличая весь пыл внутренней жизни. Он умен и красноречив, но так и хотелось ему сказать, что этим даром мог он увлечь, совратить женщину – только…Чувствуется как-то неловко, тяжело в присутствии такого человека; лучше никого не видать… Рилло выбирал место для колонии; ему хотелось поселиться на границе Абиссинии и Судана, а не в центре негров, и он располагал-было послать со мной своих миссионеров в Фазоглу. Любопытно знать, к чему поведет это более политико-коммерческое, чем религиозное предприятие. Невольно вспомнил я встречу с архимандритом Макарием, у Телецкого озера, в глубине Сибири, в дичи, в трущобе, окруженного своей преобразованной паствой. Тот был преисполнен высокой идеей обращения идолопоклонников в христианство, и только одной этой идеей; у Рилло много других замыслов, в число которых, если и входит религиозная мысль, то только стороной, как средство, а не цель. Тот молился и убеждал, указывая на небо; этот увлекает, указывая на папу. Рилло, вероятно, прочтет эти строки, он очень хорошо знает наш язык и нашу литературу…
Сенаар и Кордофан завоеваны первоначально Измаилом-пашей, старшим сыном Мегемет-Али, в 1820 году; после трагической смерти завоевателя, весь восточный Судан восстал; но зять вице-короля, известный своим злодейством Дефтердар, прошел по нему с мечем и огнем, по праву возмездия, и Сенаар, а за ним и Кордофан, разоренные и опустошенные, опять присоединены к Египту.
Если верить преданию, которые мы спешим сохранить для истории Судана, и немногим темным указаниям древних, Сенаар составлял Макробею времен Камбиза[16]. После него владели Сенааром десять цариц и двенадцать царей. Потом явились арабы из Геджаса. Наконец, фунги, с берегов Белого Нила; это было уже в 890 году эгиры, или в 1484 нашей эры. После решительной победы у Арбагой, они овладели всем полуостровом, образуемым Белым и Голубым Нилом, и основали новое, огромное царство. Фунги, по очерку лица и языку, кажется, несомненно принадлежат к племени негров-шилук, живущих по Белому Нилу. Фунги значит завоеватели, и, вероятно, приняли это название по завоевании Судана или части королевства Бурум, куда проникли еще прежде того. Они владели до самой Уади-Гальфы на севере; на юге, как и нынче, границы восточного Судана исчезают в землях более или менее покоренных негров. Первый владетель из племени фунги был Амара-ду, который царствовал 42 года; за ним следовали двадцать девять других, ознаменовавших себя большей частью одними битвами с различными племенами. Последний был Бади, сын Табли; при нем Измаил-паша покорил Сенаар.
Главное правление Мегемет-Али сначала кочевало из города в город, смотря по вкусу генерал-губернатора. Оно было в Сенааре, столице фунгов, в Уад-Медине, основанной Измаил-пашей, в Кордофане, и, наконец, лет пятнадцать тому назад, Хошруд-паша выстроил Картум и перенес туда главное управление.
In февраля мы оставили Картум. Огибая находящийся против него остров, мы увидели на нем несколько десятков крокодилов, лежащих на солнце с открытой пастью, наслаждающихся кейфом. Отсюда, вверх по Нилу, их чрезвычайно много, но таких, что пожирают людей, мало: они на перечете. Например, в нынешнем году явился у самого Картума; у Уад-Медины лет десять живет крокодил, который в течение каждого лета похищает несколько человек. Есть у Камлина и еще кое-где. Там принимают против них некоторые предосторожности, но в других местах жители не обращают на крокодилов и малейшего внимания: купаются и переплывают Нил в виду их.
Вот одно из самых крокодильских ухищрений: после нежностей любви, самой исступленной, самец, будто по рассеянности, оставляет свою дражайшую подругу на песке; изнеможенная, она никак не может подняться сама, бьется и терзается, а крокодил, говорят, издалека наслаждается ее мучениями, пока туземцы не увидят и не убьют ее.
Местами берега Нила покрыты стадами верблюдов и баранов: вещь невиданная в Египте, где один буйвол или верблюд уже составляет богатство феллаха. Стада эти принадлежат арабам-бедуинам, которые каждые два-три дня пригоняют их к Нилу, на водопой; они и баранов приучили терпеть и переносить жажду.
Берега, поросшие tamarix, ивой, акацией гумифора и множеством ползущих растений, становятся диче и диче. Мы видели стада серн и диких ослов, приходивших к водопою. Дикие ослы красивей домашних: они гибки, на высоких ногах; только уши, ослиные уши, безобразят их.
Бахр-эль-азрак, Голубой Нил, быстрее настоящего Нила: он протекает три и даже 3V4 версты в час, теперь, когда воды низки; Нил я измерял месяц тому назад: воды были выше; быстрота его 2 % версты в час. Голубой Нил чист, светел, воду не нужно отстаивать и очищать, как воду Нила: она без того прозрачна.
Нильская вода, как известно, самая легкая в свете; она почти не содержит посторонних веществ и, отстоенная от своего неизбежного ила, может употребляться в аптеках, вместо дистиллированной. Во дворце султана, в Константинополе, говорят, не употребляют другой воды, кроме нильской.
Поздно вечером приостановились мы у деревни Сабо. С полчаса от берега находятся развалины Сабо, которые приписывают многие, несправедливо, христианскому городу. Открытый случайно в прошлом году овен, с иероглифами на цоколе, и капители колонн опровергают это
