Все романы в одном томе - Фрэнсис Скотт Фицджеральд
Но главным действующим лицом неизменно оставался Дик. Розмари мысленно заверила мать, чей образ всегда незримо витал рядом, что никогда, никогда еще не встречала человека настолько обаятельного, настолько неотразимого, как Дик в тот вечер. Она сравнивала его с двумя англичанами, которых Эйб добросовестно именовал «майором Хенджестом и мистером Хорса», с наследником какого-то скандинавского престола и писателем, только что вернувшимся из России, с бесшабашным и остроумным Эйбом, с Коллисом Клеем, в какой-то момент присоединившимся к ним и уже не отстававшим, и убеждалась: никто сравнения не выдерживает. Бескорыстный энтузиазм, с каким он вкладывал себя в это представление, восхищал ее, а его умение расшевелить самых разных людей, даже совсем инертных, способных взбодриться лишь от постороннего внимания, как пехотный батальон от вида походной кухни, выглядело столь непринужденным, почти незаметным, что Дику хватало душевной энергии еще и на то, чтобы одаривать ею каждого в отдельности.
…Позднее Розмари вспоминала самые счастливые моменты того вечера. Первый – когда они с Диком танцевали, бесплотно паря, как в чудесном сне, и ей самой казалось, будто ее красота ярко сверкает на фоне его высокой сильной фигуры, – он вел ее с такой ласковой бережностью, словно демонстрировал полусотне зрителей восхитительный букет или образец бесценной ткани. В какой-то миг они даже перестали танцевать, просто стояли, прижавшись друг к другу. А под утро оказались наедине где-то среди вороха чужих шляп, накидок и шалей, и ее податливое влажное юное тело под уже увядшим платьем надолго прильнуло к нему…
Хохотала же она больше всего потом, уже в предрассветных сумерках, когда шестеро из них, лучшие из лучших, самые стойкие и благородные реликты вечеринки, в вестибюле отеля «Ритц» втолковывали ночному портье, что ждущий за дверью генерал Першинг требует икры и шампанского. «Он не потерпит никакого промедления. В его распоряжении весь армейский арсенал и личный состав». Невесть откуда появившиеся официанты лихорадочно забегали, здесь же, в вестибюле, был моментально накрыт стол, и генерал Першинг в лице Эйба торжественно проследовал к нему сквозь строй своих спутников, которые, вытянувшись по стойке «смирно», приветствовали его, невнятно бормоча кто что помнил из военных песен. Обиженные подобной выходкой официанты явно утратили рвение, и тогда шутники устроили для них западню, соорудив из всей имевшейся в вестибюле мебели фантастическую конструкцию, напоминавшую одну из причудливых мультяшных «машин Руба Голдберга». Глядя на нее, Эйб с сомнением покачал головой и произнес:
– Может, лучше украсть музыкальную пилу и…
– Ну, хватит, – перебила его Мэри. – Когда Эйб начинает фантазировать, это значит, что пора заканчивать. – Озабоченно повернувшись к Розмари, она вполголоса пояснила: – Мне нужно увезти его домой. Гаврский поезд отбывает в одиннадцать. Очень важно, чтобы Эйб не опоздал на пароход, я чувствую, что все наше будущее зависит от этого, но когда о чем-нибудь прошу его я, он все делает точно наоборот.
– Давайте я попробую его уговорить, – предложила Розмари.
– Вы? – с сомнением спросила Мэри. – Ну что ж, может, вам и удастся.
В этот момент к Розмари подошел Дик.
– Мы с Николь едем домой и подумали – может, вы захотите поехать с нами?
В свете неверной зари лицо Розмари выглядело бледным и усталым. На щеках вместо дневного румянца лежали тусклые тени.
– Не могу, – ответила она. – Я обещала Мэри Норт остаться с ними, ей одной ни за что не дотащить Эйба до постели. Может, вы поможете?
– Разве вы не знаете, что в таких делах ничем помочь нельзя? – наставительно ответил Дик. – Будь Эйб моим соседом по студенческому общежитию, который впервые в жизни напился, другое дело. А теперь уже ничего не поделаешь.
– Ну, я все равно должна остаться. Он обещал поехать домой и лечь спать, если мы съездим с ним на рынок в Ле-Аль, – сказала она едва ли не вызывающе.
Дик легко коснулся губами ложбинки на сгибе ее локтя.
– Только не позволяйте Розмари возвращаться в отель одной! – обращаясь к Мэри, крикнула Николь, когда они отъезжали. – Мы отвечаем за нее перед ее матушкой.
…Вскоре Розмари, Норты, владелец фабрики звуковых механизмов для говорящих кукол из Ньюарка, вездесущий Коллис и тучный, пышно разодетый нефтяной магнат, индиец по имени Джордж Т. Хорспротекшн, уже ехали верхом на груженной морковью рыночной повозке. Морковная ботва сладко пахла землей, а Розмари сидела так высоко на морковной куче, что едва различала своих спутников в темноте между редко попадавшимися фонарями. Их голоса доносились издалека, будто это была отдельная от нее компания, занятая чем-то другим, – другим и не имеющим к ней никакого отношения, потому что она всей душой была с Диком, сожалела, что осталась с Нортами, и мечтала оказаться в отеле, знать, что он спит в комнате наискосок, а лучше всего – чтобы он был здесь, рядом, под теплым покровом струящейся с неба темноты.
– Не влезайте сюда, – крикнула она Коллису, – а то морковь обрушится!
Она взяла одну морковку и запустила ею в Эйба, который неподвижно, по-стариковски ссутулившись, сидел рядом с возницей…
Позже, когда совсем рассвело и над Сен-Сюльпис взмыли в воздух голуби, ее наконец везли домой, и все вдруг начали хохотать: их рассмешило то, что прохожим на улицах казалось, будто уже наступило яркое теплое утро, между тем как для них самих, конечно же, еще длилась предыдущая ночь.
«Ну вот я и отведала разгульной жизни, – думала Розмари. – Только без Дика это ничуть не весело».
Она смутно ощущала легкий привкус предательства, и это ее печалило, но тут внезапно в поле ее зрения попал какой-то движущийся предмет. Это был гигантский каштан в полном цвету, который везли на Елисейские Поля: он лежал, привязанный к грузовой платформе, и как будто колыхался
