Маэстро - Юлия Александровна Волкодав
Аплодисменты его оглушили. Они так неожиданно ворвались в его только что возникший на сцене мир, что Марик чуть не сбежал. Сообразил, что надо поклониться, и быстро-быстро ушел за кулисы. Ему показалось или другим хлопали меньше? Да нет, показалось. Одно дело слушать из кулис, а другое — стоя на сцене. Акустический эффект, ничего больше.
Алевтина Павловна стояла с каким-то странным лицом. Молча похлопала его по плечу и сообщила, что ей надо отлучиться. Маявшиеся от безделья ребята, коих набилось за кулисами уже как сельдей в бочке, тоже смотрели на Марика. Не очень-то дружелюбно.
— Пошли покурим, — дернул его за рукав Рудик. — Пока жюри совещается, успеем.
Обескураженный, еще ничего толком не понимающий Марик пошел за приятелем.
— Чего мы сделаем? — уточнил он, когда они оказались все у того же постамента дедушки Ленина. — С каких пор ты куришь? Тебя отец убьет.
— С тех же, что и ты, — усмехнулся Рудольф. — На, угощайся.
И протянул ему пустую ладонь. Другой рукой зажал между двух пальцев воображаемую сигарету и сделал вид, что затягивается.
— Надо же было как-то осадить этих малолеток. А то устроили там курятник, пока ты пел. Вот, мол, только из Первой школы и пройдут, как всегда, все схвачено. И зачем мы приехали. И когда уже их перестанут на эти конкурсы допускать. Нечестно! Кудах-кудах!
Марат устало провел рукой по лицу. Кажется, пиджак промок насквозь, капельки пота стекали даже с волос. Хотя на улице было довольно прохладно — стояла глубокая осень. Другое дело, что зимы у них не случалось. Рудик показался ему непривычно злым. Ладно, сегодня все устали. День казался каким-то бесконечным.
— Как я спел?
— Шикарно! На последнем куплете к Алевтине Павловне какой-то дядька подскочил в галстуке и давай ей на ухо что-то шептать. По-моему, он тебя нахваливал. И что-то говорил про «Уруз».
Марик озадаченно смотрел на друга. «Уруз» тут причем? Он, разумеется, знал про этот коллектив, кто его не знал-то в Республике? Национальная гордость, можно сказать. Но какое он имел отношение к Алевтине Павловне?
Итоги конкурса жюри объявляло со сцены, так что за кулисами создался настоящий ажиотаж. Шутка ли, почти сотня участников, и все старались встать поближе, чтобы услышать имена финалистов. Марику трижды наступили на ноги, так что в третий раз он, не глядя, кому-то двинул в ухо. Оказалось, тому самому толстенькому мальчику, в начале конкурса поправлявшему штанину. Мальчик возмущенно заголосил, сзади зашипели, Рудик на кого-то огрызнулся: «Сам виноват», началась потасовка. Но в следующую секунду со сцены прозвучало:
— Лауреатами конкурса становятся Марат Агдавлетов и Тимур Равзанов! Просим ребят выйти для получения дипломов и памятных подарков!
Толпа расступилась. Ошеломленный Марик зашагал по вдруг образовавшемуся коридору. Перед ним довольно уверенно шел длинный, в настоящем фраке («как пингвин», — припечатал еще утром Рудик) парень. Очевидно, он и был Тимуром. Пел что-то из классики вполне оформившимся тенором. Марик его слышал из-за кулис, и исполнение ему очень понравилось.
Но как же Рудольф? Ведь если выбирать из них двоих, это он должен был стать лауреатом. И он должен был поехать на всесоюзный конкурс в Москву. Как же Марик без него поедет? Это неправильно. Надо все поменять. У Рудика же мечта стать певцом. А кем хочет стать Марик, он и сам еще не решил.
Тетенька с высокой прической и янтарными бусами, которые особенно запомнились Марику, вручила ему диплом и книгу. «Три мушкетера». Почему взрослые так уверены, что всем мальчикам обязательно должна нравиться эта история? Марику, например, она казалась очень скучной. Ладно, тоже с кем-нибудь поменяется. Ну или хоть Рудику отдаст, чтобы тот не был таким грустным.
Алевтина Павловна провожала их до самого дома, потому что давно стемнело. Пока тряслись в звенящем стеклами трамвае, она рассказывала, что в жюри из-за Марика разразился настоящий скандал. Один очень заслуженный дядечка из Союза композиторов Республики не хотел присуждать ему победу, потому что считал, что «репертуар идеологически не выверен».
— Я же говорила тебе, причем тут Балканы? — сокрушалась Алевтина Павловна. — Вот и он так сказал. Мол, если уж петь, то о нашем крае родном.
Рудик тяжело вздохнул, но промолчал. Ну да, он-то как раз пел о родном крае, и что?
— И за вольную интерпретацию песни советского классика он тебя ругал. Но тут остальные на дыбы встали — им звучание очень понравилось. Когда выяснилось, что ты сам сделал аранжировку, все вопросы были сняты. Ты молодец, Марат. Но к выступлению в Москве нам настоятельно рекомендовали поменять репертуар. И тщательнее подходить к выбору стихов.
Марик пожал плечами. Ему было вообще без разницы, какие там стихи. Главное, чтобы они музыке не мешали. И его путешествию в волшебную страну воображения.
* * *
Как все-таки здорово было сидеть на теплой, ярко освещенной кухне, пить чай из стеклянного стакана, держа его за самый краешек, и лопать варенье из айвы. Напротив сидел дедушка Азад, и ему было не до варенья. С победой он внука, разумеется, поздравил. Сухо, сдержанно как всегда, но по тону, по взгляду Марик понял, что дед им доволен. Бабочку отца не опозорил, можно сказать. И фамилию, разумеется.
Учительницу тут же усадили пить чай, и Алевтина Павловна охотно согласилась, сообщив, что ей нужно обсудить с родителями Марика очень важные вещи. Марат решил, что речь пойдет о поездке в Москву и поначалу не особо вслушивался. Он так устал сегодня, что хотел только одного — побыстрее оказаться в своей комнате, в тишине и покое. Но речь неожиданно пошла совсем о другом.
— И выступление Марата произвело такое впечатление, что ко мне обратился художественный руководитель ансамбля «Уруз» Ренат Салимов. Он тоже был в жюри, — объясняла Алевтина Павловна в повисшей на кухне тишине. — Он приглашает Марика в ансамбль в качестве солиста.
Стакан звякнул о блюдечко. Это бабушкин. Дедушка сидел с непроницаемым лицом. А Марик даже не знал, как реагировать. Рената Салимова в Республике знали все. Даже люди, далекие от музыки. Шутка ли, легендарный «Уруз»! Гордость края!
— Но ведь «Уруз» взрослый коллектив, — заметил дедушка все тем же спокойным тоном. — А Марик еще ребенок.
Марик еле сдержался, чтобы не фыркнуть. Какой он ребенок? Ему пятнадцать лет. У него уже усы растут, между прочим! Да-да, если близко к зеркалу встать, можно заметить пробивающиеся усы! Почти настоящие!
— Салимов утверждает, и знаете, Азад-джан, я с ним согласна, что у Марата окончательно оформился голос. Да, рано, очень рано. Но