Томас Нэш - Злополучный скиталец, или Жизнь Джека Уилтона
Джулиане сразу приглянулось хорошенькое круглое личико чернобровой Диаманты, посему она приняла еврея довольно благосклонно и сказала ему, что стоит в стороне от дел и не может ничего обещать, не будучи доверенным лицом его святейшества; правда, ей случалось оказывать на него влияние, когда он был к ней расположен, но на сей раз затронуты его личные интересы, и она не знает, пойдет ли он навстречу. Во всяком случае, пусть они не сомневаются, что она сделает все от нее зависящее, дабы папа смягчил свой приговор или даже отменил его. С этими словами она отпустила Цадока.
Едва он удалился, она принялась расспрашивать Диаманту, откуда та родом, есть ли у нее друзья и как случилось, что она попала в руки к сему еврею. Диаманта отвечала, что она дочь венецианского вельможи и ребенком была похищена из отчего дома, продана еврею и стала его рабыней.
- Цадок, - говорила она, - обходился со мной как самый жестокий тиран, и я всю жизнь буду праздновать день, когда я вышла из-под его власти. Ах, продолжала она, тяжело вздыхая, - зачем я упомянула о том, что он зверски обращался со мной? Я имею вам нечто сообщить, но теперь вы можете подумать, что я стану со зла на него наговаривать. Сударыня, люди, обратившиеся к вам с просьбой, покушаются на вашу жизнь. Не бледнейте и не приходите в смятение, ибо я решила вас предупредить и открою вам их коварный замысел.
Тут она поведала Джулиане все, что ей говорил Цадок, и показала яд, который он ей вручил. Передала она также и разговор, который она подслушала сквозь щелку в запертой двери до того, как ее позвали.
- Пусть они все отрицают, - продолжала она, - я готова под клятвой подтвердить свои слова, только умоляю вас, сударыня, будьте ко мне милостивы и не отсылайте меня назад к этим извергам!
Джулиана лишь коротко ей ответила, но замыслила злую месть. Она поблагодарила Диаманту, предупредившую ее о заговоре, и поклялась, что будет матерински относиться к своей рабыне. Она взяла у нее яд и тщательно спрятала в поставце, намереваясь его использовать для каких-нибудь благих целей, например, когда она вытянет из меня все соки и истощит вконец своей ненасытной похотью, она подсыплет мне драхму и швырнет в сточную яму. Она уже так поступала со своими любовниками, и ежели бы бог не послал мне спасительницу в лице Диаманты, я наверняка испил бы ту же чашу.
Час-другой просидел я под замком, как вдруг вышеупомянутая добропорядочная маркиза является ко мне, но уже не в качестве судьи, а как просительница. Как она вошла, в каком наряде, какими непристойными, бесстыдными речами улещивала она меня, о том не стану распространяться, иначе внушу омерзение всем скромным людям. Она заставила меня испытать большую неловкость своими ухватками уличной девки, и до сих пор меня за это мучит стыд.
Но да будет все сие прощено и забыто! Плотские наслаждения не помешали ей без промедления отомстить Цадоку. Она подослала к нему своих клевретов, приказав им всячески поджигать и подстрекать его, дабы он высказал свое негодование, и других шпионов, кои, идя по стопам первых, должны были всеми средствами подталкивать, подзуживать и пришпоривать его, добиваясь крамольных признаний. И те и другие мастерски сыграли свою роль, и Цадок, отличавшийся бешеным нравом, поклялся ковчегом Иеговы, что он подожжет весь город прежде, чем его покинет. А Захария, вручив девке яд и с надлежащим наставлениями отправив ее в пасть к сатане, решил тотчас же покинуть Рим из опасений, что заговор будет раскрыт. Он бежал к герцогу Бурбонскому, который впоследствии разграбил Рим; сей ублюдок, пылая злобой, нанес невообразимый ущерб и папе, и всем горожанам.
Цадок остался в Риме и попал в руки палача. Исполняя свою клятву, он изготовил шары из горючего вещества и заложил пороховые мины в тысяче мест, дабы взорвать город и предать его огню; он уже начал разбрасывать свои шары во все стороны, когда приставленные к нему шпионы схватили его на месте преступления. Его бросили в самую страшную из римских тюрем и с головы до пят оковали цепями и кандалами.
Джулиана поведала папе о Захарии и о его черном замысле. Принялись разыскивать Захарию, однако non est invent us {Он не был найден (лат.).} он уже давно удрал. Последовал приказ, чтобы Цадок, коего держали под неусыпной стражей и под семью замками, был подвергнут самым жестоким пыткам с применением огня.
Я буду краток, ибо не сомневаюсь, что уже утомил моих читателей. Его привезли на место казни, раздели догола, затем посадили на острый стержень, врытый в землю, который вошел в его тело, как вертел, под мышки его прокололи еще двумя такими же стержнями. Вокруг него подожгли хворост, и запылал огромный костер, однако его лишь поджаривали, но не сжигали. Когда кожа его вздулась пузырями, огонь отодвинули в сторону, и ему влили в глотку смесь из азотной кислоты, соляной кислоты и раствора сулемы, которая прожгла все нутро, и он стал корчиться от нестерпимой боли. Потом принялись стегать его по задней части, обожженной и покрытой пузырями, докрасна раскаленным бичом, скрученным из железной проволоки. Ему обмазали голову смолой и дегтем, которую и подожгли. К его половым органам привязали разбрасывающие искры шутихи. Потом стали его скоблить раскаленными щипцами и сдирать кожу с плеч, с локтей, с бедер и с лодыжек; грудь и живот ему натерли тюленьей кожей и, расцарапав до крови, тут же смачивали раствором Смита и спиртом; ногти у него наполовину вырвали и всунули под них острые шипы; отставшие от тела ногти стали напоминать окна в портняжном заведении, приоткрытые в праздничный день. Потом рассекли кисти рук вдоль пальцев до самого запястья. Пальцы на ногах вырвали с корнем и оставили висеть на клочках кожи. В довершение всех пыток стали медленно водить по всему его телу, с ног до головы, пламенем масляной лампы, над которой выдувают пузыри из стекла, постепенно сжигая за членом член. Наконец сердце его не выдержало, и он умер.
Торжествуйте, женщины, таков был конец бичевателя, все эти пытки придумала женщина, дабы отомстить за себя и свою служанку!
Я уже сказал вам и еще раз напомню, что Диаманта приобрела величайшее доверие своей госпожи. Джулиана не сомневалась, что она невинная девушка. Она сделала ее своей камеристкой, поручила именно ей надзирать за мной и удовлетворять всем моим нуждам. Вы можете себе представить, какую радость испытывали мы оба при встрече, - совсем как три брата, которые разбрелись в разные стороны в поисках счастья, каждый своей дорогой, а к концу года встретились, ибо дороги их вновь скрестились, и братья стали рассказывать друг другу обо всем встреченном на пути; так и мы - долгое время порознь искали счастья и теперь с нежностью поведали один другому о своих злоключениях.
Чуть не каждые шесть часов маркиза посещала меня и пресытила до тошноты. Мне было ясно, что если только не удастся каким-либо чудесным образом вырваться отсюда, я неизбежно погибну от истощения, как умирают от недостатка мясного питания. Я терял последние силы, уже был на пороге смерти, и у меня не оставалось надежды на спасение.
Дни проходили за днями, и уже был недалек мой смертный час. Но вот все начали готовиться к празднику святого Петра. В этот день в Риме совершается величайшее торжество: является испанский посол и презентует папе белую, как молоко, лошадку испанских кровей, она без приказания становится на колени перед папой в знак покорности и глубочайшего почтения, и папа ставит ногу ей на спину, словно на бревно. При этом посол преподносит папе великолепный кошель длиной в добрый ярд, битком набитый динариями святого Петра. Все это время раздаются звуки нестерпимой для слуха музыки; пышно разодетые певчие в богатых головных уборах выводят ноту за нотой хриплыми голосами, точь-в-точь нищие на паперти.
Налицо были все клирики и пономари, даже мулы и лошади в великолепных попонах, принадлежавшие кардиналам, принимали участие в торжестве. Папу, в праздничном облачении и во всех регалиях, понесли по Борго, главной улице Рима, в дом посла, где должен был состояться обед; туда же последовала и вся его свита. У поэта не хватило бы жизни, чтобы описать это пиршество, столько там было роскошных яств.
На это празднество Джулиана явилась в образе ангела. Она восседала на носилках под зеленым вышитым балдахином, имевшим форму дерева и приподнятым со всех сторон; ее несли четверо мужчин в длинной одежде из рытого бархата, на коем были вышиты розы и жимолость. По углам балдахина стояли четыре круглые хрустальные клетки, где распевали соловьи. Вместо ливрейных лакеев по сторонам носилок шли четыре девушки в батистовых платьях и играли на лютнях.
Впереди шагали в строгом порядке попарно сто пажей, одетых в белый креп и в длинных плащах из серебряной парчи. Каждый из юношей в белом нес изображение Джулианы, обрамленное белыми страусовыми перьями, вроде опахал, что носят над принцессами крови во время летних путешествий, дабы защитить их от зноя и солнца. Перед пажами шли восемьдесят карлиц, которых содержала Джулиана; они были в зеленых платьях и рассыпали по дороге травы и цветы. Позади носилок тащились слепцы, калеки и хромые, разодетые, как лорды. Так прошествовала она в собор святого Петра.
