Другая страна - Джеймс Болдуин

– Что ты собираешься теперь делать? – осторожно спросила Кэсс.

– Соберусь с силами, – ответил он, – и начну работать.

Но сам он понимал, что все это пустые разговоры: он не мог больше играть.

– А дома ты уже был? Кажется, Вивальдо виделся с твоей сестрой. Она ужасно беспокоится.

– Я как раз туда собираюсь, – сказал Руфус. – Не хочется идти к ним в таком виде.

– Да плевать им на твой вид, – отрезала Кэсс. – И мне плевать. Я просто рада тебя видеть, знать, что ты жив. А ведь я тебе даже не родственница.

С удивлением он мысленно согласился с ней. Это была правда, и он поднял на нее глаза, улыбаясь, чтобы скрыть навернувшиеся слезы.

– Я всегда считала тебя замечательным человеком, – сказала Кэсс, легонько похлопав его по руке и незаметно сунув в ладонь мятую бумажку. – Хорошо, если бы ты тоже так о себе думал.

– Эй, старушка, не пора ли нам двигаться? – окликнул ее Ричард.

– Думаю, пора, – отозвалась Кэсс и зевнула. – По-моему, мы напраздновались всласть.

Она поднялась и, вернувшись на свое место, начала собирать вещи. Руфусу вдруг стало страшно при мысли, что Кэсс уйдет.

– Можно как-нибудь на днях зайти к вам? – спросил он, улыбаясь.

Кэсс посмотрела на него через стол.

– Пожалуйста, заходи, – приветливо ответила она. – И не тяни.

Ричард выбил трубку и, сунув ее в карман, оглянулся, ища взглядом официанта. Вивальдо разглядывал кого-то за спиной Руфуса, затем, видимо, признав, прямо-таки подпрыгнул на стуле.

– А ведь это Джейн, – произнес он тихим голосом. Тут и сама Джейн собственной персоной пожаловала к их столику. Ее короткие седеющие волосы были аккуратно причесаны, что несказанно всех удивило, так же как и хорошо сидевшее на ней темное платье. Ведь до сих пор только Вивальдо мог видеть ее без традиционных синих джинсов и свитера.

– Привет, – поздоровалась она, улыбнувшись своей широкой отчужденной улыбкой, и подсела к ним. – Тысячу лет вас не видела.

– Все рисуешь? – спросила Кэсс. – Или уже бросила?

– Пашу как вол, – объявила Джейн, озираясь и прилагая основательные усилия, чтобы не встретиться глазами с Вивальдо.

– Это тебе явно на пользу, – рассеянно сказала Кэсс, надевая пальто.

Джейн бросила взгляд на Руфуса, чувствовалось, что к ней понемногу возвращается самообладание.

– Как ты, Руфус?

– Лучше не бывает.

– Мы все здесь предаемся разгулу, – сказал Ричард, – а ты, похоже, рано ложишься спать как паинька, чтобы наутро проснуться красоткой.

– Просто потрясно выглядишь, – вырвалось у Вивальдо.

Тут Джейн первый раз взглянула на него.

– Правда? Я и чувствую себя неплохо. Стала меньше пить. – Джейн расхохоталась слишком громко и, почувствовав это, скромно потупилась. Ричард расплатился с официантом и теперь стоял, перекинув через руку куртку военного образца. – Вы что, все уходите?

– Нам пора, – ответила Кэсс. – Мы скучные, бездарные, старые семейные люди.

На прощанье Кэсс сказала Руфусу:

– Будь умницей и хорошенько отдохни. – И одарила его улыбкой. Он отдал бы все на свете, чтобы продлить ее улыбку, удержать это мгновение, но в ответ только небрежно кивнул, даже не улыбнувшись. Кэсс повернулась к Джейн и Вивальдо.

– Пока, ребятки. Скоро увидимся.

– Всенепременно, – отозвалась Джейн.

– Завтра же заскочу, – пообещал Вивальдо.

– Жду тебя, – сказал Ричард, – смотри, не обмани. Всего хорошего, Джейн.

– Пока.

– Пока.

Они ушли, остались только Джейн, Руфус и Вивальдо.

Пусть я в тюрьме, но почему так долго?..

Опустевшие стулья отделяли пропастью Руфуса от белого мужчины и белой женщины.

– Еще по одной? – предложил Вивальдо.

Прощайте…

– Плачу я, – заявила Джейн. – Я продала картину.

– Правда? За хорошие бабки?

– Довольно-таки. Когда мы виделись последний раз, работа над ней застопорилась, все валилось из рук и настроение было – хуже некуда.

– Это уж точно. Хуже некуда.

Пусть я в тюрьме…

– Что будешь пить, Руфус?

– Раз уж начал пить виски, мешать не буду.

Но почему так долго?..

– Прости, – сказала Джейн, – не знаю сама, почему бываю такой стервой.

– Много пьешь. Давай возьмем еще только по одной. А потом я тебя провожу.

Они метнули быстрые взгляды на Руфуса.

Прощайте…

– Пойду в туалет, – объявил Руфус. – Возьмите мне виски и минералку.

Он перешел из зала в гогочущий, ревущий бар. Постоял немного в дверях, разглядывая юношей и девушек, мужчин и женщин: влажные рты равномерно открывались и закрывались, лица – бледные, с проступившими на коже капельками пота, руки в последней надежде вцепились в бокал или бутылку, в рукав, в плечо, просто в воздух. То там, то здесь вспыхивали огоньки, казалось, они плывут на волнах густого дыма. Поминутно щелкала касса. В дверях топтался могучего сложения детина – следил за порядком, другой сновал по бару, убирая со столиков и расставляя стулья. Двое молодых людей, один в красной рубашке, похожий на испанца, другой в коричневой, по виду англичанин, стоя у музыкального автомата, толковали о Френке Синатре.

Руфус засмотрелся на миниатюрную блондинку в открытой полосатой блузке и юбке колоколом, стянутой на талии широким кожаным ремнем с блестящей медной пряжкой. Она была в туфлях на низком каблуке и черных гольфах. Глубокий вырез позволял ему частично видеть ее грудь, глаза его мысленно проследовали ниже, к полным соскам, гордо торчащим под блузкой, рука обняла тонкую талию, приласкала живот и медленно, осторожным движением раздвинула бедра. Девушка болтала с подружкой. Почувствовав взгляд Руфуса, она посмотрела в его сторону. Глаза их встретились. Он резко повернулся и направился в туалет.

Туалет хранил в себе запахи тысяч тел, извергнувших из себя моря мочи, тонны желчи, блевотины и дерьма. Он влил и свой маленький ручеек в этот необъятный океан, держа двумя пальцами презреннейшую часть своего естества. Но почему так долго?.. Его взгляд задержался на стенах, хранивших яростные и жуткие истории несчастных человеческих существ – все эти телефонные номера, мужские и женские половые органы, сиськи, яйца, смачно, с какой-то жгучей ненавистью нацарапанные на штукатурке. Хочу, чтобы отшлепали. Бей жидов. Убивайте ниггеров.

Руфус с особой тщательностью вымыл руки, вытер их несвежим полотенцем на ролике и вышел в бар. Молодые люди по-прежнему стояли у музыкального автомата, девушка в полосатой блузке все так же болтала с подружкой. Он прошел через весь бар, распахнул дверь и вышел на улицу. И только тогда полез в карман посмотреть, что ему сунула Кэсс. Пять долларов. Что ж, можно продержаться до утра. Хватит на ночлег у «Христиан».

Он пересек Шеридан-стрит и медленно побрел вдоль 4-й западной улицы. Ночные бары уже закрывались. Люди толклись у дверей, некоторые в смутной надежде попасть внутрь, другие просто не спешили домой, затягивая прощание; несмотря на холод, ближе к уличным фонарям жались проститутки и прочий неприкаянный люд. Руфус остро чувствовал свою обособленность, нечто похожее испытывал он, разглядывая из окна электрички проносившиеся мимо заборы, фермерские домики, деревья. Вот они неумолимо приближаются, ежеминутно меняя обличья, вот, спеша, словно гонцы или дети, оказываются наравне с ним – и уже несутся прочь, уменьшаясь, пропадая, и вот их уже нет! Этот забор