Марк Твен - Американский претендент
– И это все? Берите ваши деньги и успокойтесь.
Рука Трэси торопливо опустилась в карман и… вдруг замерла. Он внезапно переменился в лице. Любопытство свидетелей этой сцены возрастало; у некоторых мелькнуло в чертах насмешливое злорадство. Наступило неловкое молчание. Потом молодой англичанин с усилием произнес:
– Меня… обокрали!
Глаза старика Марша вспыхнули пламенем. Горячая испанская кровь заговорила в нем.
– Обокрали? Скажите пожалуйста! – воскликнул он. – Знаете, это слишком старая песня, которая часто поется в здешних стенах. Каждый праздношатающийся лентяй без места повторяет то же самое. Эй, кто-нибудь! Сбегайте за мистером Аллэном. Скажите, что я требую его сюда. Теперь его очередь. Он также забыл заплатить вчера вечером.
В эту минуту по лестнице раздался вой. Одна из негритянок, служивших в отеле, с воплями бежала вниз, вне себя от испуга, дрожа всем телом:
– Мисто Марш, мисто Аллэн удрал!
– Что такое?
– Удрал и обчистил всю свою комнату: стащил оба полотенца, мыло!
– Врешь, негодяйка!
– Говорю вам, стащил. И носки мисто Семнера пропали, и ночная сорочка мисто Нэйлора.
Мистер Марш, доведенный до белого каления, обернулся к Трэси:
– Ну-с, когда же вы намерены уплатить?
– Конечно, сегодня, если вам так не терпится.
– Сегодня?! Эдакий прыткий! Сегодня воскресный день, а вы без работы. Право, это мне нравится. Говорите толком, когда вы надеетесь получить деньги?
Трэси опять почувствовал прилив самоуверенности, и ему захотелось удивить честную компанию.
– Я ожидаю заатлантической телеграммы из дома, – выпалил он.
Старик Марш был ошеломлен. Эта мысль показалась ему до такой степени дикой, невозможной, что он сразу не мог прийти в себя, а когда опомнился, то заговорил язвительным тоном:
– Заатлантическая телеграмма, каково?! Подумайте только, леди и джентльмены: он ожидает телеграммы из-за океана! Он, этот пустомеля, этот проходимец, эта шушера! От папеньки, конечно? Ну, разумеется! По доллару или по два за слово… О, для них это сущая безделица! Папашеньки такого рода гребут деньги лопатами. Ведь его родители, если не ошибаюсь…
– Отец мой – английский граф!
Толпа зрителей даже отшатнулась, пораженная таким «коленцем» неудачника. Последовал взрыв оглушительного хохота, от которого задребезжали оконные стекла. Между тем Трэси, ослепленный гневом, не сознавал сделанной им глупости.
– Дайте мне дорогу, – произнес он. – Я хочу…
– Обождите минутку, милорд, – возразил Марш с низким поклоном, – куда вы намерены отправиться?
– За своей телеграммой! Пропустите меня.
– Извините, пожалуйста, ваше лордство, вы не двинетесь с места.
– Что вы хотите этим сказать?
– А то, что я не со вчерашнего дня состою хозяином меблированного отеля и не поддамся на удочку какому-нибудь извозчичьему сыну, который пожаловал сюда из-за моря оттого, что не сумел пристроиться к делу у себя на родине. Нет, вам не удастся улизнуть отсюда, заморочив пустыми словами…
Взбешенный Трэси сделал шаг вперед, наступая на старика, и неизвестно, к чему привела бы их ссора, если бы миссис Марш не бросилась между ними.
– Успокойтесь, мистер Трэси! – воскликнула она и обратилась к мужу:
– А ты попридержи свой язык! Что он такого сделал, что ты позволяешь себе эти грубые выходки? Сам видишь: человек тронулся рассудком от горя и неудач. Он просто не понимает, что говорит.
– Благодарю вас, сударыня, что вы заступились за меня! Извините только: я в своем уме, и если бы меня пустили на телеграфную станцию…
– Не пущу! – заорал Марш.
– …Или послали…
– Послать! Надеюсь, не найдется ни одного глупца, который бы согласился принять на себя такое нелепое поручение…
– Вот идет мистер Барроу; он сходит туда для меня… Барроу!..
Слова Трэси были заглушены восклицаниями многих голосов. Фыркая от смеха, присутствующие кричали наперебой:
– Представьте себе, Барроу, – он ждет заатлантическую телеграмму!
– Телеграмму от отца, подумайте только!
– Как же, весточку из-за океана от восковой куклы!
– Нет, какова штука, Барроу, этот малый оказывается графом! Снимайте шляпу, кланяйтесь пониже!
– Да, приехав в Америку, он забыл дома свою корону, которую надевает по воскресеньям, и телеграфировал папеньке, чтобы тот прислал ее сюда.
– Ступайте и принесите эту телеграмму, Барроу; его величество сегодня малость захромали.
– Замолчите! – выкрикнул столяр. – Дайте человеку сказать слово. – И, обращаясь к Трэси, он заговорил с оттенком строгости:
– Что такое нашло на вас, Трэси? Какую чепуху вы несете? Я считал вас гораздо рассудительнее.
– Я не говорил никакой чепухи. Если вы возьмете на себя труд сходить на телеграфную станцию…
– Перестаньте, пожалуйста! Я вам друг в несчастье и горе, в глаза и за глаза. Я охотно окажу вам помощь во всяком разумном деле, но в настоящую минуту вы сами не помните себя. Ваши бредни насчет какой-то телеграммы…
– Я схожу за ней! – внезапно раздался голос в толпе квартирантов.
– Благодарю вас, Брэди, от всего сердца. Вот вам и квитанция. Сбегайте поскорее на телеграф. Тогда все объяснится.
Брэди побежал со всех ног. Толпа гоготавших нахлебников стала затихать, точно пристыженная за свою резкость. Ею заметно овладело сомнение: «Ну, а что как, в самом деле, он ожидал заатлантическую телеграмму? Пожалуй, у него и впрямь отыщется богатый отец. Чего на свете не бывает! Может быть, мы слишком поторопились!» Эти мысли были написаны на лицах присутствующих. Смех тотчас прекратился. Громкое галденье сначала перешло в тихий говор, затем в шепот и наконец совершенно смолкло. Зрители стали расходиться. Они подсаживались в одиночку и парами к завтраку в столовой. Столяр пытался увести туда с собою и Трэси, но тот отвечал:
– Нет, Барроу, не теперь.
Миссис Марш и Гэтти также любезно уговаривали его принять участие в общей трапезе, однако он стоял на своем:
– Я подожду возвращения Брэди.
Даже старик Марш почувствовал себя неловко. У него мелькнула мысль, не слишком ли далеко он зашел? Хитрый испанец был готов присоединиться к жене и дочери и уже двинулся к Трэси с заискивающим видом, когда тот остановил его решительным и слишком красноречивым движением руки. Затем на добрую четверть часа водворилась тишина, совершенно необычная в меблированном отеле во время воскресного завтрака. Если у кого-нибудь из присутствующих нечаянно выскальзывала из рук чашка и громко ударялась о блюдечко среди всеобщего торжественного безмолвия, остальные вздрагивали, и этот резкий звук казался чем-то непристойным, точно в комнате стоял гроб с покойником, и сюда ожидали прибытия важных участников погребальной церемонии. Громкий топот ног возвратившегося Брэди, который бежал по лестнице, показался всем какой-то грубой профанацией. Сидевшие за столом встрепенулись и ясно увидали, что вошедший в переднюю рудокоп, запыхавшись, подал Трэси конверт. Трэси обвел компанию торжествующим взглядом и продолжал смотреть на дерзких насмешников, пока те в замешательстве не опустили перед ним глаза. Тогда он распечатал телеграмму и пробежал ее содержание. В ту же минуту желтая бумажка выскользнула из его пальцев и полетела на пол, а лицо бедняги побелело. В телеграмме было только одно слово: «Благодарю».
Тут известный во всем отеле шутник Билли Нэш, высокий коренастый рабочий из адмиралтейства, неожиданно принялся всхлипывать среди наступившего патетического молчания, когда у многих шевельнулась жалость к одинокому чужестранцу. Он вынул из кармана носовой платок и припал на грудь своего товарища, молодого кузнеца, самого застенчивого юноши между всеми квартирантами. – «Ах, тетенька, насколько вы безграмотны!» – причитал Билли, захлебываясь слезами, точно грудной младенец, если только можно себе представить младенца, воющего оглушительным басом.
Подражание детскому плачу выходило у него до того удачно, он брал такие разнообразные ноты и был до того смешон, что всякая серьезность моментально рассеялась, и никто не мог удержаться от громкого хохота при этой комедии. Наступившая реакция оказала свое действие; в квартирантах опять заговорило мстительное чувство против Трэси за испытанную ими неловкость и обманутые ожидания. Они стали понемногу придираться к своей жертве, приставать к ней и дразнить ее, точно стая собак, которая загнала кошку в угол. Жертва отвечала им недоверчивыми взглядами и защищалась, не обращаясь ни к кому лично, что еще сильнее подстрекало насмешников; когда же Трэси изменил тактику и стал называть своих мучителей по имени, предлагая каждому из них померяться силами, шутка потеряла для этих людей всю свою прелесть, и они понемногу присмирели.
Марш хотел было объясниться с неаккуратным жильцом, однако Барроу остановил его:
– Оставьте его теперь в покое, хозяин. Ведь у вас с ним только денежные счеты, которые я берусь уладить сам.
