Жорж Санд - Исповедь молодой девушки (сборник)

– Значит, вы больше не питаете к нему уважения?

– Я этого не говорю, милый Палмер. Я жалею его и не обвиняю. Быть может, другая женщина сделает его счастливым и добрым. Я не смогла сделать ни того, ни другого. Здесь, вероятно, столько же моей, сколько и его вины. Как бы то ни было, для меня совершенно ясно, что нам не следовало любить друг друга и что мы больше не должны делать попыток к примирению.

– А вы, Тереза, не захотите теперь воспользоваться возвращенной вам свободой?

– Как я могу ею воспользоваться?

– Вы можете снова выйти замуж и познать радости семейной жизни.

– Дорогой Дик, я уже два раза в жизни любила, и вы видите, к чему это привело. Мне не суждено быть счастливой. Теперь уже поздно искать того, что для меня потеряно. Мне тридцать лет.

– Вот потому-то, что вам тридцать лет, вы и не можете обойтись без любви. Вы только что были увлечены страстью – это как раз возраст, когда женщины не могут ее избежать. Именно потому, что вы страдали, что вы были несчастливы в любви, неугасимая жажда счастья скоро проснется в вас и поведет вас от разочарования к разочарованию, в бездны еще более глубокие, чем та, из которых вы теперь выбрались.

– Надеюсь, что нет.

– Да, разумеется, вы надеетесь; но вы ошибаетесь, Тереза. Всего можно опасаться в вашем возрасте, при вашей сверхвозбудимой чувствительности, при этом обманчивом состоянии покоя, в который вы погрузились в минуту подавленности и утомления. Любовь отыщет вас, не сомневайтесь, теперь, когда вы снова свободны, она будет вас преследовать, как наваждение. Прежде ваше уединение удерживало на почтительном расстоянии надежды тех, кто вас окружал; но теперь, когда Лоран, быть может, унизил вас в их глазах, все те, кто выдавал себя за ваших друзей, захотят стать вашими любовниками. Вы будете внушать сильные страсти, и найдутся достаточно хитрые люди, которые сумеют вас уговорить. Наконец…

– Наконец, Палмер, вы считаете меня погибшей, потому что я несчастна! Ведь это очень жестоко, и вы заставляете меня остро почувствовать, как низко я пала!

Тереза закрыла лицо руками и разрыдалась.

Палмер не мешал ей плакать; понимая, как нужны ей слезы, он намеренно вызвал это отчаяние. Когда она успокоилась, он опустился перед ней на колени.

– Тереза, я причинил вам большое огорчение, – сказал он, – но вы должны простить меня, я сделал это из добрых намерений. Тереза, я люблю вас, я всегда вас любил, не слепою страстью, но со всею верою и со всею преданностью, на какие я только способен. Больше чем когда-нибудь я убедился, что ваша благородная жизнь испорчена и сломана по вине других. Вы в самом деле пали в глазах света, но не в моих глазах. Напротив, ваша любовь к Лорану доказала мне, что вы женщина, и вы больше нравитесь мне такой, чем вооруженной с ног до головы против всех человеческих слабостей, какою я представлял себе вас прежде. Выслушайте меня, Тереза. Я философ, это значит, что я считаюсь с разумом и терпимостью больше, чем со светскими предрассудками и романтическими тонкостями чувства. Если бы вы сделались жертвой самых пагубных заблуждений, я не перестал бы любить вас и уважать, потому что вы из тех женщин, которые могут сбиться с правильного пути, только повинуясь своему сердцу. Но зачем вам терпеть все эти бедствия? Я совершенно уверен, что если вы сейчас встретите преданное сердце, спокойное и верное, человека, не подверженного болезням души, которые иной раз неотделимы от великих талантов и часто свойственны плохим супругам, если вы найдете в нем отца, брата, друга, наконец – мужа, вы навсегда избавитесь от опасностей и горестей в будущем. Так вот, Тереза, я дерзаю сказать, что человек этот я. Во мне нет блеска, способного ослепить вас, но у меня верное сердце, и я люблю вас. Я безгранично вам верю. Если вы будете счастливы, значит, будете благодарны, а если вы почувствуете благодарность, вы будете верны мне и навсегда оправданны. Скажите «да», Тереза, согласитесь выйти за меня замуж, и согласитесь сейчас же, без страха, без угрызений совести, без ложной стыдливости, без недоверия к себе. Я отдаю вам свою жизнь и прошу у вас только одного: верьте мне. Я чувствую себя достаточно сильным, чтобы не страдать от слез, которые заставила вас проливать неблагодарность другого. Я никогда не упрекну вас за прошлое и берусь создать вам такое приятное и такое спокойное будущее, что никакая буря никогда не оторвет вас от моей груди.

Палмер говорил долго, с такою сердечностью, которой Тереза не знала за ним. Она пыталась поколебать его веру в нее; Палмер возражал, что она противится его уговорам лишь потому, что еще не вполне исцелилась от своей нравственной болезни, хотя и борется с ней. Она чувствовала, что Палмер говорит правду, но понимала также, что он хочет возложить на себя труднейшую задачу.

– Нет, – говорила она ему, – я боюсь не себя самой. Я не могу больше любить Лорана и не люблю его; но свет, но ваша матушка, ваша родина, уважение, которым вы пользуетесь, честь вашего имени? Я пала, вы сами сказали это, и я это чувствую. Ах, Палмер, не торопите меня! Меня слишком пугает все то, против чего вы готовы пойти ради меня!

На следующий день и потом уже ежедневно Палмер продолжал энергично настаивать. Он не давал Терезе передышки. С утра до вечера наедине с ней он напрягал всю силу своей воли, чтобы убедить ее. Палмер был смелым человеком, он повиновался первому побуждению; впоследствии мы увидим, права ли была Тереза, когда она колебалась. Ее тревожила стремительность, с которой действовал Палмер, его желание связать ее обещанием, чтобы она тоже принуждена была действовать.

– Вы боитесь моих размышлений, – говорила она ему, – значит, у вас нет той веры в меня, о которой вы все твердите.

– Я верю вашему слову, – ответил он, – иначе я не просил бы его у вас, но я не уверен, что вы меня любите, раз вы не даете мне ответа, и вы правы. Вы еще не знаете, как вам назвать свое дружеское отношение ко мне. Ну, а я знаю, что люблю, я не из тех, кто не решается заглянуть в себя. Моя любовь очень логична. У нее сильная воля. Она не хочет подвергаться риску, позволив вам погрузиться в размышления и думы, – ведь теперь вы в болезненном состоянии и можете не распознать своей настоящей пользы.

Тереза чувствовала себя почти оскорбленной, когда Палмер говорил ей о пользе. Она видела, что Палмер совсем не думает о своей, и ни за что не потерпела бы, чтобы он счел ее способной принять это самоотречение, ничем его не отблагодарив. Ей вдруг стало стыдно за себя в этой борьбе великодуший, в которой Палмер отдавал все, не требуя ничего взамен, и только просил, чтобы она приняла его имя, его состояние, его покровительство и его любовь на всю жизнь. Он отдавал все и в награду за это молил об одном: пусть она подумает о себе.

И надежда вновь затеплилась в сердце Терезы. Этот человек, которого она всегда считала рассудительным и который к тому же с наивностью подчеркивал у себя эту черту, явился ей в таком неожиданном свете, что душа ее поразилась и словно воспрянула после агонии. Это было как луч света во мраке ночи, которая, казалось ей, будет длиться вечно. В тот момент, когда она в отчаянии готова была несправедливо проклясть любовь, он заставил ее поверить в любовь и смотреть на свое горе как на несчастный случай, за который небо готово было послать ей утешение. Правильное и холодное лицо Палмера с каждой секундой преображалось под удивленным, неуверенным и растроганным взглядом любимой им женщины. Его застенчивость, придававшая его первым признаниям какую-то резкость, уступила место искренним излияниям, и если он говорил не так поэтично, как Лоран, зато ему лучше удавалось убедить Терезу.

Под жестковатой корой упрямства она разглядела его воодушевление и не могла удержаться от растроганной улыбки, видя, с какой страстью он «холодно» стремился спасти ее. Она была тронута и позволила вырвать у себя обещание, которое он от нее требовал.

И вдруг она получила письмо, написанное до того искаженным почерком, что он показался ей незнакомым. Она даже с трудом разобрала подпись. Наконец с помощью Палмера ей удалось прочесть:

«Я играл, я проигрался, у меня была любовница, она изменила мне, и я убил ее. Я принял яд. Умираю. Прощай, Тереза.

– Едем! – сказал Палмер.

– О друг мой, я люблю вас! – ответила Тереза, бросаясь к нему в объятия. – Теперь я вижу, что вы достойны моей любви.

Они тотчас же отправились в путь. За одну ночь они морем добрались до Ливорно и вечером были во Флоренции. Они нашли Лорана, он не был при смерти, но у него был такой приступ горячки, что приходилось держать его вчетвером. Увидя Терезу, он узнал ее и бросился ей на шею, крича, что его хотят похоронить живого. Он обхватил ее так крепко, что она, задыхаясь, упала на пол. Тереза потеряла сознание. Палмеру пришлось унести ее из комнаты, но через минуту она вернулась туда и с выдержкой, похожей на чудо, провела двадцать дней и двадцать ночей у изголовья этого человека, которого она больше не любила. Он узнавал ее лишь для того, чтобы осыпать грубой бранью, но едва лишь она удалялась на секунду, звал ее, говоря, что без нее он умрет.