Эдвард Бульвер-Литтон - Мой роман, или Разнообразие английской жизни
– Мисс Стикторейтс!
– Э, Боже мой, нет! твою маленькую сестрицу, Рандаль. Славная рожица, Гарри всегда особенно ее любила; притом же ты сделаешься братом Франку, будешь своим здравым рассудком и добрым сердцем направлять его на путь истинный. И как ты тоже сбираешься жениться (ты мне должен все рассказать касательно своих намерений), то у нас, может быть, будут две свадьбы в один и тот же день.
Рандаль схватился за руку сквайра, в порыве чувства благодарности, потому что, холодный и равнодушный ко всему, он, как мы знаем, сохранил привязанность к своей падшей фамилии; его сестра, заброшенная всеми, была можно сказать единственным существом на земле, которое он хоть сколько нибудь любил. Несмотря на все пренебрежение, которое он, по рассудку, питал к простому и честному Франку, он все-таки понимал, что сестра его ни с кем не может быть так счастлива, как с этим человеком. Но прежде, нежели он успел отвечать, отец Виоланты поспешил присовокупить с своей стороны одобрительные отзывы о намерении сквайра.
При этих знаках внимания со стороны Гэзельдена и герцога Рандаль ободрился. Несомненно было, что лорд л'Эстрендж не вселил в них неблагоприятного для него впечатления ращсказов о поступках его в собрании комитета. Пока Рандаль был занят таким образом, Леви подошел к Гарлею, который подозвал его потом в амбразуру окна.
– Что вы скажете, милорд; вы понимаете поступок Ричарда Эвенеля? Он поддерживает Эджертона! он….
– Что же может быть натуральнее этого, барон Леви? поддерживает своего зятя.
Барон вздрогнул и побледнел.
– Но какже он узнал об этом? Я никогда не говорил ему. Я хотел правда….
– Хотели, вероятно, уязвить напоследок самолюбие Эджертона провозглашением о женитьбе его на дочери лавочника, не так ли? Прекрасное мщение, вполне достойное вас! Но за что вы стараетесь ему отмстить? Мне нужно еще сказать с вами, барон, два-три слова, потому что знакомство наше скоро совсем превратится. Вы знаете причину моего неудовольствия к Эджертону. Не объясните ли и вы мне, почему вы его ненавидите?
– Милорд, милорд, произнес барон Леви дрожащим голосом: – я тоже сватался к Норе Эвенель; я тоже встретил соперника в высокомерном джентльмене, который не умел ценить своего собственного счастья. Я тоже…. одним словом…. есть женщины, которые внушают любовь, наполняющую все существо человека, неразрывную со всеми действиями его, со всеми движениями души его. Нора Эвенель была для меня подобною женщиною.
Гарлей изумился. Проявление чувства в человеке столь испорченном и склонном к цинизму ослабило презрение, которой он питал всегда к ростовщику. Леви скоро пришел к себя.
– Но наше мщение еще не потеряно, продолжал он. – Если Эджертон теперь не в моих руках, зато совершенно в вашей власти. Избрание его в новую должность, конечно, ограждает его от тюремного заключения, но в законе есть другие средства к публичному посрамлению и лишению прав.
– И вы, гордясь любовью к Норе Эвенель, зная, что вы были разрушителем её счастья, присутствовав при самой свадьбе их, – вы еще осмеливались утверждать, что она была обесчещена!
– Милорд…. я…. как вы могли узнать…. мне кажется…. как вы могли подумать это… пролепетал Леви едва слышным голосом.
– Нора Эвенель вещала к людям из самой могилы, произнес Гарлей торжественно. – Будьте уверены, что где бы человек ни совершил преступление, небо посылает всегда свидетеля.
– Так значит вы на меня обращаете теперь свою месть, сказал Леви, невольно содрогаясь под влиянием суеверного чувства: – я должен ей покориться. Но я исполнял свое дело. Я повиновался вашим приказаниям…. и…
– Я выполню также все обещания и оставлю вас спокойно пользоваться вашими деньгами.
– Я всегда был уверен, что могу полагаться на ваше честное слово, милорд, вскричал ростовщик в порыве робкой угодливости.
– И это низкое существо питало одну и ту и страсть со мною; не далее как вчера мы были участниками в одном и том же деле, действовали под влиянием одной общей мысли, повторял Гарлей самому себе. – Да, произнес он громко:– я не смею, барон Леви, быть вашим судьею. Идите своею дорогою…. все дороги имеют под конец один общий исход – общее судилище. Но вы еще не совершено освободились от участия в наших планах, вы должны сделать доброе дело против желания. Посмотрите туда, где Рандаль, беспечно улыбаясь, стоят между двух опасностей, которые сам вызвал на себя. Так как он избрал меня своим судьею и назначил вас свидетелем на нынешний день, то я намерен привести виновного в суд…. обиженный здесь и требует защиты.
Гарлей отвернулся и занял прежнее место у стола.
– Я желал, сказал он, возвыся голос: – чтобы торжество моего старинного и искреннего друга было упрочено в одни время с счастием людей, в которых я также прими мело живое участие. Вам, Альфонсо, герцог Серрано, я передаю эту депешу, полученную вчера вечером с нарочным курьером от принца и возвещающую о восстановлении ваших прав на имения и на почести.
Сквайр привстал с своего места с разинутым ртом.
– Риккабокка… герцог? Так значит, Джемима герцогиня! Вот славно: теперь к ней не подступайся.
Между тем он бросился к своей кузине и нежно облобызал её.
Виоланта взглянула на Гарлея и потом упала к отцу на грудь. Рандаль невольно приподнялся со стула и подошел к герцогу.
– Что касается до вас, мистер Рандаль Лесли, продолжал Гарлей: – то хотя вы и потеряли дело на выборах, но у вас в виду такая блестящая перспектива богатства и счастья, что мне остается только принести вам мои усердные поздравления, пред которыми отзывы, получаемые мистером Одлеем Эджертоном, покажутся бледными и приторными. Впрочем, вы прежде всего должны доказать, что не потеряли право на те преимущества, которыми герцог Серрано обещал мужу своей дочери. Так как я имел некоторые причины сомневаться в благонамеренности ваших действий, то вы сами вызвались уже рассеять мое сомнение. Я получил от герцога позволение предложит вам несколько вопросов и теперь я бы желал воспользоваться вашим согласием отвечать на них.
– Теперь… здесь, милорд? произнес Рандаль, с недоумением оглядывая комнату и как будто испугавшись присутствия стол многочисленных свидетелей.
– Теперь и здесь. Лица, присутствующие здесь, не столь чужды объяснениям, которых мы ожидаем от вас, как можно бы подумать, видя ваше удивление. Мистер Гэзельден, представьте себе, что многое, о чем я намерен говорить мистеру Лесли, касается вашего сына.
Уверенность Рандаля в самом себе исчезла; невольный трепет пробежал по его телу.
– Моего сына…. Франка? Конечно Рандаль не задумается говорить о нем. Говори скорее, мой милый.
Рандаль молчал. Герцог посмотрел на лицо его, носившее следы самого сильного волнения и потом повернулся в другую сторону.
– Молодой человек, отчего же вы медлите? сомнение, возбужденное нами, касается вашей чести.
– Что за чудо! вскричал сквайр с удивлением, вглядываясь в блуждающие глаза и дрожащие губы Рандаля. – Чего ты испугался?
– Я испугался? отвечал Рандаль, принужденный говорить и стараясь скрыть свое замешательство глухим смехом: – испугался? Чего же? Я только удивляюсь тому, что подозревает лорд л'Эстрендж.
– Я разом отстраню всякую причину к удивлению. Мистер Гэзельден, ваш сын первоначально навлек на себя ваше неудовольствие намерением жениться, против вашего согласия, на маркизе ди-Негра, потом векселем, данным им барону Леви с обеспечением его своим будущим наследством. Не случалось вам слышать от мистера Рандаля Лесли, одобрял или осуждал он эту женитьбу…. помогал или противодействовал даче векселя?
– Какже, разумеется, он был против того и другого, вскричал сквайр с жаром.
– Так ли это, мистер Лесли?
– Милорд…. я…. я…. моя привязанность к Франку и мое уважение к его почтенному родителю… я…. я…. (он принудил себя и продолжал твердым голосом). Вообще я делал все, что мог, чтобы отсоветовать Франку жениться; что же касается данного им посмертного обязательства, то об этом я решительно ничего не знаю.
– Об этом пока довольно. Я перехожу к более важному обстоятельству, касающемуся вашего искательства руки дочери герцога Серрано. Я узнал от вас, герцог, что с целью спасти дочь вашу от преследований Пешьера и в убеждении, что мистер Лесли разделяет ваши опасения насчет намерений графа, вы, будучи еще в бедности и изгнании, обещали этому джентльмену руку вашей дочери. Когда вероятность восстановления ваших прав почти уже подтвердилась, вы повторили свое обещание, так как мистер Лесли, по его собственному отзыву, противодействовал, хотя и безуспешно, намерениям Пешьера. Не так ли?
– Без сомнения; если бы мне суждено было занять трон, то я и тогда не изменил бы своему обещанию, данному в бедности и изгнании. Я не мог бы отказать в руке моей дочери тому, кто готов был пожертвовать всеми мирскими выгодами и жениться на девушке без всякого состояния. Дочь моя не противоречит моим видам.
