Современная комедия - Джон Голсуорси
Она перестала плакать и молча посмотрела на него – загадочные огромные глаза! О чем-то, видно, думает. Но о чем именно, Бикет не знал. Он ожил от чая и даже стал хвастать своей новой профессией. Теперь он сам себе хозяин! Выходи когда хочешь, возвращайся когда хочешь, а то полеживай на кровати рядом с Вик, если неохота вставать. Разве это плохо? И Бикет ощутил в себе что-то настоящее, чисто английское: почуял ту любовь к свободе, беспечность, неприязнь к регулярной работе, ту склонность к неожиданным приливам энергии и к сонной лени и жажду независимости – словом, то, в чем коренится жизнь всей нации, что породило маленькие лавчонки, мелкую буржуазию, поденных рабочих, бродяг, которые сами себе владыки, сами распределяют свое время и плюют на последствия; что-то, что коренилось в стране, в народе, когда еще не пришли саксы и не принесли свою добросовестность и свое трудолюбие; что-то такое, от чего рождалась вера в разноцветные пузыри, что требовало острых приправ и пряностей, без основного питания. Да, все эти чувства росли в Бикете, пока он уничтожал копченую рыбу, запивая крепким горячим чаем. Конечно, он лучше будет продавать шары, чем упаковывать книги, – пусть Вик так и запомнит! А когда она сможет взять работу, они совсем замечательно заживут и, наверно, скоро смогут накопить денег и уехать туда, где водятся синие бабочки. И он рассказал ей о Сомсе. Еще несколько таких бездетных олдерменов – ну, скажем, хоть два в день, – вот тебе и пятнадцать монет в неделю, кроме законной прибыли. Да ведь тогда они через год скопят всю сумму! А стоит им уехать отсюда, и Вик станет круглеть, как этот шар; наверно, станет вдвое толще, а щеки у нее будут такие розовые, такие яркие – куда там этим красным и оранжевым шарам!
Бикет вдохновлялся все больше и больше, а маленькая его жена смотрела на него своими огромными глазами и молчала. Но плакать она перестала: ни слезами, ни упреками она не стала охлаждать пыл бедного продавца воздушных шаров.
XII
Цифры и факты
Кроме старого лорда Фонтеноя, блиставшего своим отсутствием, как блистал, бывало, своим присутствием, правление собралось в полном составе. Заметив, что «этот тип», Элдерсон, как-то особенно лебезит, Сомс приготовился к неприятностям. Цифры лежали перед ним – довольно бесцветные данные о состоянии дел, которые были бы приемлемы только в том случае, если бы в ближайшие полгода положение с валютой не изменилось. Отношение иностранных контрактов к отечественным определялось как 2:7. Германия, контракты которой составляли главную массу иностранных дел, попала, как заметил Сомс, в категорию лишь наполовину разоренных стран. Итоги были выведены достаточно осторожно.
Пока члены правления в полном молчании переваривали цифры, Сомс яснее, чем когда-либо, видел, в какой попал переплет. Конечно, эти цифры вряд ли могут оправдать задержку дивидендов, полученных от операций прошлого года. Но предположим, что на континенте опять произойдет катастрофа и им придется отвечать по всем их иностранным контрактам. Ведь это поглотит все прибыли дел отечественных, а может, и больше. И потом, еще эта неприязнь по отношению к самому Элдерсону, неизвестно на чем она основанная: то ли интуиция, то ли просто блажь.
– Ну, вот и цифры, мистер Форсайт, – заговорил председатель. – Вы удовлетворены?
Сомс взглянул на него и принял твердое решение.
– Я соглашусь на выплату дивидендов этого года с условием, что мы на будущее время решительно и категорически откажемся от этих иностранных дел.
Взгляд директора-распорядителя, пронзительный и холодный, остановился на нем и потом обратился на председателя.
– Это пахнет паникой, – проговорил он, – иностранные дела дали нам добрую треть доходов этого года.
Прежде чем ответить, председатель посмотрел на выражение лица каждого из членов правления.
– В настоящий момент положение за границей не дает никаких оснований бить тревогу, мистер Форсайт. Я согласен, что нам надо внимательно следить за ним…
– Вы не имеете такой возможности, – прервал Сомс. – Прошло четыре года со дня заключения мира, и мы знаем не больше, чем тогда. Если бы я знал, что общество имеет отношение к этим делам, никогда не вошел бы в правление. Надо это прекратить.
– Довольно резкое мнение. И пожалуй, трудно будет сейчас что-нибудь решить.
Ропот одобрения, чуть ироническая улыбка на губах «этого типа» еще больше укрепили упорство Сомса.
– Отлично! Если вы не согласны объявить пайщикам, что мы прекращаем всякие дела с заграницей, я выхожу из правления. Я должен иметь полную возможность поднять этот вопрос на общем собрании.
Он заметил беспокойный косой взгляд директора-распорядителя. Ага, попал не в бровь, а в глаз!
Председатель заговорил:
– Вы приставили нам револьвер к виску.
– Я отвечаю перед пайщиками, – ответил Сомс, – и выполню свой долг по отношению к ним.
– Мы все ответственны, мистер Форсайт, и, я надеюсь, исполним свой долг.
– Отчего бы не ограничить иностранные контракты малыми странами? Их валюта достаточно устойчива.
Старый Монт со своим драгоценным «рингом»!
– Нет, – отрезал Сомс, – надо вернуться к надежным делам.
– Гордое одиночество, Форсайт, а?
– Вмешиваться можно было во время войны, а в мирное время, будь то в политике или в делах, это полувмешательство ни к чему не ведет. Мы не можем контролировать положение дел за границей.
Он посмотрел на окружающих, сразу увидел, что этими словами задел какую-то струну, и подумал: «Кажется, пройдет!»
– Я буду очень рад, господин председатель, – заговорил директор-распорядитель, – если вы мне разрешите сказать несколько слов. Дело было начато по моей инициативе, и я могу утверждать, что до сих пор оно принесло обществу значительную выгоду. Но если один из членов правления столь резко возражает против этих дел, я, разумеется, не буду настаивать, чтобы правление продолжало вести их. Время сейчас действительно ненадежное, и, конечно, мы несколько рискуем, даже при столь осторожных оценках, как у нас.
«Что такое? – подумал Сомс. – Куда он гнет?»
– Это очень благородно с вашей стороны, Элдерсон. Господин председатель, я полагаю, что мы можем отметить, как это благородно со стороны нашего директора-распорядителя.
Ага, эта старая мямля! «Благородно»! Старая баба!
Резкий голос председателя нарушил молчание:
– Речь идет об очень серьезном вопросе, о всей нашей политике. Я считал бы необходимым присутствие лорда Фонтеноя.
– Если вы хотите, чтобы я подписал отчет, – резко сказал Сомс, – то решение надо принять сегодня. Я остаюсь при своем убеждении. А вы поступайте, как вам будет угодно.
Он бросил последнюю фразу из сочувствия к остальным – все-таки неприятно, когда вас к чему-то принуждают! Наступило минутное молчание, и тотчас все стали обсуждать вопрос с
