О. Генри - Короли и капуста (сборник)

– Кажется, еще нет, Señor el Almirante![92] Росо tiempo![93]

На улице, в тени лаймовых деревьев[94], его команда жевала сладкие стебли сахарного тростника или дремала, вполне довольная жизнью, – приятно ведь служить стране, которая довольствуется столь малой службой.

В один прекрасный день в начале лета пламя революции, предсказанной директором таможни, совершенно неожиданно вырвалось наружу, хотя тлело оно уже довольно давно. При первых же признаках тревоги адмирал военного флота и других морских военных сил направился со своим флотом в большой порт на побережье соседней республики, где и обменял торопливо собранные его карибами бананы на патроны для пяти винтовок Мартини – единственного оружия, которым мог похвастаться военно-морской флот Анчурии. Вернувшись в Коралио, Фелипе сразу же поспешил на телеграф. Там сильно обносившийся адмирал устроился в своем любимом углу и стал ждать приказов, которые так припозднились, но уж теперь-то наверняка скоро придут.

– Пока нет, Señor el Almirante, – крикнул ему телеграфист, – росо tiempo!

После этого ответа адмирал, как обычно, развернулся и, страшно грохоча ножнами, спустился по лестнице на улицу – ждать, когда снова затикает маленькое телеграфное устройство на столе.

– Приказы прибудут, – был его невозмутимый ответ, – я – адмирал.

Глава IX

Самый главный флаг

Во главе повстанческой партии стоял храбрый Гектор[95] и просвещенный Тацит[96] южных республик, дон Сабас Пласидо. Он был путешественник, солдат, поэт, ученый, государственный деятель и знаток искусства – просто удивительно, как могло заинтересовать его столь малозначительное явление, как скучная жизнь его далекой родины.

– Нашла на него тогда фантазия поиграть в политическую интригу, – рассказывал потом один из близких друзей Пласидо. – Это было для него то же самое, что открыть новый темп в музыке, новую бациллу в воздухе, новый аромат или рифму, или новое взрывчатое вещество. Он выжмет из этой революции все эмоции, какие только можно, а через неделю вовсе забудет о ней и отправится на своей бригантине обшаривать моря и океаны, дабы пополнить свои и так уже всемирно известные коллекции. Коллекции чего именно? Рог Dios! Да всего – начиная от почтовых марок и заканчивая доисторическими каменными идолами.

Однако, как для революционера-любителя, великолепный Пласидо затеял совсем неплохую бучу. Простые люди восхищались им – они были очарованы его блеском и польщены тем, что он проявил интерес к такой безделице, как его родная страна. В столице многие откликнулись на призывы его помощников и стали на сторону дона Сабаса, однако регулярная армия осталась верна правительству, что несколько нарушило планы заговорщиков. В прибрежных городах также происходили оживленные стычки и перестрелки. Поговаривали, что революционерам помогает и фруктовая компания «Везувий», которая, как строгая классная дама, всегда была где-то рядом и нередко с укоризненной улыбкой грозила пальчиком: «Анчурия, не шали, будь послушной девочкой!» Было точно известно, что два парохода компании – «Странник» и «Сальвадор»[97] – занимались перебросками повстанческих войск вдоль побережья.

Но в Коралио на данный момент никаких восстаний или волнений не было. Здесь была традиционно сильна власть военных, и все революционные брожения были до поры до времени прочно закупорены в бутылках. А потом пошли слухи, что революционеры повсюду терпят поражение. В столице одержали победу президентские силы, и прошел даже слух о том, что предводителям повстанцев пришлось бежать, и что за ними была отправлена погоня.

В небольшой конторе, где в Коралио помещался телеграф, все время толпились чиновники и законопослушные граждане, ожидая новостей из столицы. Однажды утром телеграфный аппарат стал резко отстукивать свои точки и тире, и тотчас оператор громко и отчетливо произнес:

– Телеграмма для el Almirante, дона сеньора Фелипе Каррера!

Тут же послышалось шарканье ног, раздался ужасающий грохот ножен, и адмирал, который, конечно же, ждал в своем любимом углу, кинулся к оператору за телеграммой.

Она тут же была ему вручена. Он медленно прочитал послание по слогам и обнаружил, что это и есть его первый официальный приказ, который гласил следующее:

«Немедленно направляйтесь со своим судном к устью реки Рио-Руис для перевозки говядины и других продуктов в казармы Альфорано.

Родина впервые обратилась к нему с просьбой о помощи, однако, что и говорить, особой воинской славы это задание не сулило. Но все же родина обратилась к нему, и сердце адмирала переполняла радость. Он потуже затянул ремень, на котором висела его абордажная сабля, растолкал свою спящую команду, и в какие-нибудь четверть часа «El Nacio-nal» уже быстро шел вдоль берега к югу, используя для своего передвижения силу навального ветра[98].

Рио-Руис – это небольшая река, впадающая в море на расстоянии десяти миль от Коралио. Вообще та часть побережья является дикой и пустынной. В ущельях Кордильер Рио-Руис кипела холодным непокорным потоком, но, миновав наконец горы, разливалась она по низине широко и привольно; здесь текла она к морю спокойно и важно.

Через два часа «El Nacional» вошел в устье реки. На обоих ее берегах заняли позицию толпы огромных тропических деревьев. Над водой поднимался пар, роскошный тропический подлесок не умещался на земле – корни, ветки и лианы нависали над рекой и тонули в ней. Шлюп тихо скользнул в устье, а там ожидала его еще более глубокая тишина. Рио-Руис встретила путников тенью и прохладой, воды реки сверкали и искрились, отражая зеленые, коричневые, желтые и ярко-красные цвета великолепных джунглей, но не было там никакого движения, и стояла такая безмятежная тишина, что слышно было даже, как тихо шуршит о нос судна спешащая к морю вода. Шансы добыть в этой безлюдной местности говядину или другие продукты казались крайне призрачными.

Адмирал решил бросить якорь, и на скрежет якорной цепи лес мгновенно отозвался звонким и шумным эхом. Река немедленно пробудилась от своей сладкой утренней дремы. В кронах деревьях раздались крики попугаев и хриплый лай бабуинов, все вокруг зажужжало, зашипело и загудело – животный мир пробуждался от утреннего сна; на мгновение показалась что-то большое, темно-синее – верно, испуганный тапир пробирался через хитросплетение ветвей и лиан.

Выполняя полученный приказ, военно-морской флот уже много часов ожидал в устье этой небольшой реки говядину и другие продукты. Настало время обеда. Карибы приготовили суп из акульих плавников, жареные плантаны и тушеных крабов. К обеду из трюма достали кислое вино. В огромную подзорную трубу адмирал внимательно рассматривал непроницаемые заросли листвы, находившиеся от него в каких-то пятидесяти ярдах.

Солнце уже клонилось к закату, когда из леса на левом берегу донесся громкий грик «Хола-а-а![99] С судна прокричали ответное «хола!» и вскоре, с невообразимым треском протиснувшись сквозь тропические заросли, на берег реки въехали трое мужчин верхом на мулах. Там они спешились. Один из них расстегнул портупею и энергичными ударами своих ножен дал мулам понять, что в их услугах больше не нуждаются. Мулы обиженно заржали и, сверкая копытами, припустились обратно в лес.

Если эти трое были возницами, которым поручено доставить сюда говядину и другие продукты, то выглядели они для этой цели не самым подходящим образом. Один был чрезвычайно подвижный здоровяк, красивый и важный. У него была чисто испанская внешность, вьющиеся черные волосы, кое-где уже тронутые сединой, и синие сверкающие глаза. С первого взгляда было ясно, что это caballero grande[100]. Двое других были невысокого роста, с коричневыми лицами, в военной форме, которая когда-то была белой, в высоких кавалерийских сапогах и при шпагах. Все трое были грязные, как черти, – их одежда была пропитана потом, забрызгана грязью и изорвана зарослями. Наверное, какие-то крайне серьезные обстоятельства заставили их бесстрашно отправиться в путь через горы, болота и джунгли.

– Эй! Señor Almirante, – закричал здоровяк. – Пришлите нам свою лодку.

Легкая плоскодонка была спущена на воду, и Фелипе с одним из карибов погребли к левому берегу.

Здоровяк стоял около самого края воды, по пояс утопая во вьющихся лианах. Когда он увидел сидевшее на корме лодки огородное пугало, на его подвижном лицо отразился самый живой интерес.

Месяцы неблагодарной службы без какого-либо жалованья несколько подпортили блистательную внешность адмирала. Его красные брюки были уже кое-где порваны, а кое-где в заплатах. С синей ливреи уже исчезла большая часть ярких пуговиц и золотого шитья. Козырек кепки был наполовину оторван и свисал почти к самым глазам. Ноги адмирала были босы.

– Дорогой адмирал, – заорал здоровяк, голос которого был необыкновенно похож на рев охотничьего рога, – я целую ваши руки. Я знал, что мы можем рассчитывать на вашу преданность. Вы получили наш приказ – от генерала Мартинеса. Подайте вашу лодку немного ближе, мой дорогой адмирал. Мы здесь стоим на каких-то дьявольски непрочных лианах.